Мы расскажем вам о празднике Ивана Купала, который отмечают 7 июля.
История праздника Ивана Купала. Обряды праздника Ивана Купала. Приметы праздника Ивана Купала. Купальные песни. Традиции праздника Ивана Купалы.
Рождество Иоанна Крестителя, известное в народе более как день Ивана Купалы, принадлежит к числу самых почитаемых, самых важных, самых разгульных праздников в году. В нем принимало участие все население, причем традиция требовала активного включения каждого в обряды, действа, требовала особого поведения, обязательного выполнения и соблюдения ряда правил, запретов, обычаев.
Начнем, как всегда, с поговорок и примет, принадлежащих купальскому дню:
Иван Купала делит год пополам.
На Иванову ночь звездно — много будет грибов.
Если в Иванов день будет гроза, то орехов уродится мало и они будут пустые.
Сильна роса на Ивана — к урожаю огурцов.
Ивановские дожди лучше золотой горы.
Ивановские дожди вызывают у земледельца неоднозначную оценку — они очень нужны хлебам, но опасны для травы, уже скошенной или ожидающей сенокоса. Многие ивановские поговорки, легко заметить, повторяют сампсоньевские (10 июля / 27 июня) или на свой лад варьируют ту же тему нужного и вредного дождя.
До Иванова дня дождь в засек (т. е. к урожаю хлеба), после Иванова дня дождь из засека.
Во время сенокоса дожди — сену плохо, зерну хорошо.
Когда сено гнило, тогда в сусеке мило.
Сено черно, так каша бела.
Травы черны — лошади кормны (сено погибло, а овес хорош).
В ряде мест на Купалу открывали большой покос. Это скорее знаковое, ритуальное начало сенокосной страды. По-настоящему заготовка сена начиналась сразу после праздника.
Пройти до солнышка два прокоса — ходить не будешь босо.
До солнышка пройди три прокоса, ходить будешь в сапогах, а не босо.
На Иван-день жито должно выколоситься, а не заколосится, так это плохая примета.
На Иван-день колосок, так на Ильин-день (2 августа / 20 июля) колобок в хороший год (пинеж.).
Коли на Ивана просо в ложку, то будет и в ложке (южн.).
На Иванов день цвет, на Ильин-то день — хлеб (карел.).
За два-три дня до Ивана Купалы появляется мед или после в такой же период (воронеж.).
Корми меня до Ивана, сделаю из тебя пана (говорит пчела).
Иванов день заполнен обрядами, связанными с водой.
Ивана Купалу называли «чистоплотным» оттого, что на заре этого дня было принято купаться, и такого рода купанию приписывалась магическая и целебная сила. Поутру в Иванов день купаться — обычай всенародный, и только в некоторых уездах Ярославской губернии крестьяне опасались купаться, так как, по их представлениям, в это время считался именинником сам водяной, который терпеть не может, когда в его царство лезут люди, и мстит им тем, что топит всякого неосторожного.
Ранним утром вологодские бабы «черпали росу»; для этого брали чистую скатерть и бурак, с которым и отправлялись на луг. Здесь скатерть таскали по мокрой траве, а потом выжимали в бурак и этой росой умывали лицо и руки, чтобы прогнать всякую «болесть» и чтобы на лице не было ни угрей, ни прыщей. Точно так же черпали росу и в Пензенской губернии, хотя здесь она служила не только для здоровья, но и для чистоты в доме: купальской росой кропили кровати и стены дома, чтобы не водились клопы и тараканы.
Накануне Ивана Купалы вологодские крестьянки обязательно мыли у колодца или на реке «квашенки» — кадушки, в которых приготавливали тесто для ржаного хлеба.
В селениях по Енисею хозяйки в ночь на Ивана Купалу выносили на двор кринки. «Чтобы корова давала больше молока, чтобы с молока был больше снимок (сливки) и чтобы из него выходило больше сметаны», нужно «дать охватить кринки ивановской росой» [Власова, 66].
Один из довольно распространенных купальских обрядов — обливание водой всякого встречного. «Деревенские парни, — писал орловский корреспондент в середине XIX века,— одеваются в старое, грязное белье и отправляются с ведрами и кувшинами на речку, где наполняют их самою грязною, мутною водой, а то и просто жидкой грязью, и идут по деревне, обливая всех и каждого и делая исключение только для стариков и малолеток» [Максимов, 390]. Но всего охотнее, разумеется, обливали девушек: парни врывались даже в дома, силой вытаскивали и выносили девиц на улицу и здесь старались с ног до головы окатить их водой и грязью. В свою очередь, и девушки не оставались в долгу. Пытаясь отомстить парням, они тоже бежали на реку за водой. В результате начиналась общая свалка, полная веселья, смеха, криков, шуток. Кончалось дело тем, что молодежь, перепачканная, мокрая, в прилипшей к телу одежде, гурьбой устремлялась на речку и здесь, выбрав укромное местечко, подальше от строгих глаз старших, купалась вместе, причем и парни, и девушки оставались в одеждах (в рубахах).
Во многих местах было принято устраивать баню не на Аграфену Купальницу, а в Иванов день, точно так же, как и вязать веники. Например, в Верхокамье именно в день Ивана Купалы «обязательно стремились помыться и попариться больные старообрядцы» [Чагин, 117]. На Вологодчине вениками, составленными из разных трав и веток различных деревьев, украшали рога недавно отелившихся коров.
Довольно распространенной была вера в то, что до Иванова дня женщинам не следует есть никаких ягод, иначе будут умирать дети у той, которая не остереглась искуса.
В Пошехонском уезде Ярославской губернии верили в то, что если на Иванов день перелезть через 12 огородов, тынов (т.е. оград), любое желание исполнится.
Выделенность, особость, судьбоносность купальского дня выражалась по-разному. К примеру, у русско-украинского населения Киргизии девушки шили и вышивали специальную купальскую сорочку, которую надевали лишь раз в году, когда шли в церковь накануне Рождества Иоанна Крестителя. Вечером сорочку сжигали или прятали до следующего года [Маслова, 120].
Подобное соединение, точнее, неразделение верований и обычаев, уходящих корнями в дохристианскую культуру и порожденных христианством, вообще характерно для больших календарных праздников. Еще один «говорящий» пример: жители Забайкалья старались днем или в ночь на Ивана Купалу взять немного земли из-под монастыря Святого Варлаама, будучи уверены в том, что эта земля, растворенная в воде, хорошо помогает при весенней лихорадке [Власова, 74, 75].
Но главной особенностью купальской ночи были очищающие костры. Вокруг них плясали, через них прыгали: кто удачнее и выше — тот будет счастливее. Костры устраивали за селением, обычно на высоком месте, или на росстанях, на меже. В огонь подбрасывали бересту, чтоб горело веселей и ярче. Обвязывали соломой старые колеса, поджигали их и спускали с пригорков.
В Старой Ладоге ивановские костры исстари разжигали на горе Победище, расположенной при впадении местной речки в Волхов. «Там сей огонь,— писал И. П. Сахаров, — добытый при трении из дерева, известен под именем живого, лесного, царя огня», обладающего очистительной, целебной, вообще магической силой [Сахаров, 282].
«Огонь очищает от всякия скверны плоти и духа,— писал один из этнографов XIX века,— и на Ивана Купалу прыгает через него вся русская деревенщина».
В некоторых местах через купальский огонь прогоняли домашнюю скотину для защиты ее от мора. В купальских кострах матери сжигали снятые с хворых детей сорочки, чтобы вместе с этим бельем сгорели и сами болезни.
Молодежь, подростки, дети, напрыгавшись через костры, устраивали шумные веселые игры, потасовки, бег наперегонки. Обязательно играли в горелки. Участники выстраивались парами друг за другом, водящий ходил перед ними и выкрикивал (или пели, выкрикивали все хором):
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло.
Глянь на небо —
Птички летят,
Колокольчики звенят:
Диги-дон, диги-дон,
Убегай скорее вон!
При последних словах первая пара, не разнимая рук, бежала вперед, а водящий пытался догнать. Пойманный становился с водящим в конец, образуя последнюю пару, а оставшемуся приходилось «гореть», то есть ловить кого-то из очередной убегающей пары.
В каждой местности имелись свои припевки в этой игре, да и называлась она не везде «горелки»: где-то — «жив курилка», где-то «огарыш» и пр.
Вот несколько припевок, записанных во Владимирской губернии:
• Гори, гори жарко.
Едет Захарка,
Сам на кобыле,
Жена на коровке,
Дети на тележках,
Слуги на собаках.
Погляди-ка вверх —
Там несется пест!
• Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло.
Стой подоле,
Гляди на поле,
Едут там трубачи
Да едят калачи.
Погляди на небо:
Звезды горят,
Журавли кричат:
Гу-гу, убегу.
Раз, два, не воронь,
А беги, как огонь!
Если «горевший» не разъединял бежавшую пару, его дразнили:
Ярка, не ярка,
Баран, не баран,
Серая овечка не женится,
Дай сенца — объягнится.
Почти все европейские народы свято верили в то, что ночь на Ивана Купалу — время таинственное, полное чудес и необыкновенных событий, время, когда случаются всякого рода метаморфозы, окружающий мир предстает в особом свете и качестве: деревья переходят с места на место и разговаривают между собой шелестя листьями; беседуют друг с другом животные и даже травы, видимыми становятся духи леса, воды, воздуха, и человеку может быть понятен их язык; сама земля ведет себя почти по-сказочному: приоткрывает тайну своих недр (на месте кладов зажигаются огоньки, в горах появляются расщелины с камнями-самоцветами, на поверхность выходят самородки золота или открываются месторождения других металлов, алмазов и пр.), заставляет расцвести волшебный цветок папоротника, выводит человека на неведомую, скрытую в обычные дни от людских глаз поляну, где растут волшебные травы, и т. д., и т. п.
По поверьям крестьян, в купальскую короткую ночь нельзя спать прежде всего потому, что надо обязательно встретить солнечный восход. Не присутствовавшего при этом ожидают всякие несчастья, более того, он может навлечь и на остальных (на семью, деревню) невзгоды.
Как уже говорилось, купальская ночь — опасное время, так как становится чрезвычайно активной всякая нечисть — ведьмы, оборотни, русалки, мертвецы.
Иванов день — остерегайся проказов нежити (домовых, водяных, леших, русалок).
Не случайно в Забайкалье день Ивана Купалы назывался «Иван-колдовник».
По распространенному поверью, ведьмы собираются на Лысой горе под Киевом и празднуют там свою ночь. Оставшиеся на местах отбирают у коров молоко, портят хлеба; водяные стремятся утащить человека под воду; леший пугает вошедших в лес, заводит их в чащобу и пр. Верований, высказываний на эту тему огромное множество по всей России. Ограничимся лишь несколькими примерами.
В день Ивана Купалы слепая змея медянка (медяница) получает зрение на целые сутки и потому делается очень опасною: бросаясь на человека, как стрела, может пробить его насквозь, хотя во все остальные дни года она абсолютно безвредна [Завойко, 1914; 130].
Воронежцы опасались русалок именно в день Ивана Купалы, когда они с особенным старанием пытались завлечь человека и, защекотав, «унести в свое водяное жилище» [Власова, 456].
По поверьям жителей архангельских сел, лешего увидеть трудно, но в этот день его не только можно узреть, но и заключить с ним договор. Для этого в ночь на Ивана Купалу надо пойти в лес, срубить там осину так, чтобы она упала вершиной на восток, и, встав на ее пень, наклониться и посмотреть между ног тоже на восток, затем произнести: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою; покажись таким, каков я!» И появится леший в обличье мужика. Если человек готов в обмен на свою душу заключить с ним договор, леший обязуется помогать ему во всем, но предупреждает, что рассказывать об этом нельзя ни одной живой душе [Власова, 305].
Крестьяне Варнавинского уезда Костромской губернии верили, что в каждом селе существует своя колдовка — стрига, которая в купальскую полночь, приняв облик женщины, одетой во все белое, уходит в поле стричь колосья на чужих полях, лишая хозяев этих полей урожая. Поймать стригу бывает очень трудно, поскольку она способна превращаться в животных и птиц.
Колдуны и ведьмы в эту ночь нападали и на скот. Чтобы обезопаситься от их злокозненных действий, хозяева «снимали с телят ошейники и привязку (веревку или ремень для привязи теленка у места доения), прятали подойник и стульце для дойки и с воскресной молитвой обходили двор кругом. Ворота закрывали тоже с молитвой» [Власова, 258]. В некоторых селениях юга и юго- запада России в купальскую ночь совершали символическое сожжение конского черепа или чучела, изображающего ведьму.
Характерная примета Ивана Купалы — многочисленные обычаи и предания, связанные с растительным миром, который в этот период приобретает (или с особенной силой проявляет) чудодейственные качества.
Иванов день пришел — траву собирать пошел.
Иван Купала — хорошие травы.
Потому именно на Купалу знающие люди отправляются за травами и цветами. Определенные растения собирают днем, какие-то ночью, а некоторые только по утренней росе. Когда рвут травы, говорят: «Земля мати, благослови меня травы брати, и трава мне мати!» В Нижегородском и Вятском краях уже в наше время записаны поэтические обращения к земле и вскормленным ею травам: «От Бога травка, от земли корешок, от солнышка цветок. На что ты угодна, на что пригодна, на то я тебя и беру. Земля мати, благослови травку брати» [Нижегород. заг., 52; Вят. ф-р НК, 112]. Если собирают растения, употребляемые от порчи, то произносят: «Отец-небо, Земля-мать, благослови свою плоду рвать! Твоя плода ко всему пригодна: от скорбей, от болезней и от всех недугов — денных и полуденных, ночных и полуночных, от колдуна и колдуницы, еретика и еретицы! Поди же ты, колдун и колдуница, еретик и еретица, на сине море! На синем море лежит бел-горюч камень. Кто ж этот камень споднимет, кто океан-море выпьет и кто в океане-море весь песок пересчитает, тот может сделать колдовство и художество над всяким рабом и над всякою рабою, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Этот или похожие на него заговоры были хорошо известны в разных местах России и неоднажды записывались фольклористами и этнографами [см., например, Майков, 101—102].
Травы и цветы, собранные в Иванов день, кладут под Иванову росу, высушивают и сберегают их, почитая более целебными, нежели собранные в другое время. Ими окуривают больных, борются с нечистью, их бросают в затопленную печь во время грозы, чтобы предохранить дом от удара молнии, употребляют их для «разжигания любви» или для «отсушки».
Девушки Онежского уезда Архангельской губернии выходили искать «ивановский борщ» — растение, имеющее, по их мнению, большую целительную силу. Девушки отправлялись целыми компаниями, в сопровождении парней, так что поиски травы превращались в ухаживания с обниманиями, поцелуями, беготней и пр. [Калинин, 302].
Ночью, до восхода солнца, рвали цветы иван-да-марья. Верили, если их положить в углы избы, то вор не войдет в дом: брат с сестрой (желтый и фиолетовый цвета растения) будут разговаривать друг с другом, а вору будет казаться, будто говорят хозяин с хозяйкой.
В ночь с Аграфены на Ивана, советовали знающие старики в Ачинском округе Енисейской губернии, «до восхода солнца, чтоб никто тебя не видел, рви чернобыльник; под корнем найдешь уголь; он от многих болезней облегчение доставляет — от брюха, тошноты и пр. Если увидят тебя за этим делом — уголь уйдет в землю» [Макаренко, 65].
Из чудесных трав, собираемых в это время, стоит назвать плакун-траву, сила которой, по мнению крестьян, заключена в ее корне, имеющем свойство прогонять злого духа; владелец же корня будет внушать к себе страх [Степанов, ИЗ]. Терлич-трава употребляется для привораживания парней девушками: они носят ее у себя за пазухой и приговаривают: «Терлич, терлич, хлогщев покличь!» Трава чернобыльник, по народному поверью, противна ведьмам и охраняет от них дом и двор. Ее заплетают в плети и кладут под Иванову росу с приговором: «Мать- земля, отец-небо, дайте рабам вашим от этой травы здоровья!» Травка зяблица помогает от ребячьего крика и от бессонницы; высушенным расперстьицем присыпают больные места на теле — порезы, нарывы, опухоли. Пастушью сумку издавна заготавливали как хорошее кровоостанавливающее средство; страдающие ревматизмом собирали в большом количестве жгучую крапиву; для лечения ран, ожогов запасались заячьей капустой. На случай простуд, кашля необходимо было иметь дома мать-и-мачеху, душицу, багульник. Всего не перечислишь...
Однако главным героем растительного мира становился в Иванов день папоротник, с которым повсеместно связывались предания о кладах и о наделении того, кому посчастливится заполучить цветок папоротника, волшебными, сверхъестественными качествами и способностями.
Говорили, что с цветком папоротника, раскрывающимся всего на несколько мгновений в Ивано-Купальскую полночь, можно видеть все клады, как бы глубоко в земле они ни находились. Правда, достать такой цветок едва ли не труднее, чем сам клад. По рассказам, около полуночи из широких листьев папоротника «внезапно появляется почка, которая, поднимаясь все выше и выше, то заколышется, то остановится — и вдруг зашатается, перевернется и запрыгает. Ровно в 12 часов ночи созревшая почка разрывается с треском, и взорам представляется ярко-огненный цветок, столь яркий, что на него невозможно смотреть: невидимая рука срывает его, а человеку никогда почти не удается сделать это. Во время цветения папоротника слышно будто бы голос и щебетание нечистой силы, не желающей допустить человека до чудного, редкого цветка, имеющего драгоценные свойства». Кто отыщет расцветший папоротник и сумеет завладеть им, «тот приобретает власть повелевать всем. Пред ним бессильны будут мощные правители, и нечистые духи будут в его полном распоряжении; он может знать, где скрыты клады; во всякую сокровищницу, какими бы замками она ни была заперта, он войдет как хозяин, ибо двери сами растворятся перед ним — стоит только приложить к замку чудный цветок; невидимкою обладатель его пробирается к любой красавице — и нет ничего, что было бы невозможно для него. Такова сила и власть этого цветка» [Степанов, 111, 112].
В слободе Сагуны Острогожского уезда Воронежской губернии рассказывали такую историю: «Пастух пас быков недалеко от лесу и заснул. Проснувшись уже ночью и видя, что около него нет быков, побежал в лес искать их. Бежавши по лесу, нечаянно набежал на папороть, которая только что расцвела. Пастух, не замечая травы, перебежал прямо через нее. В это время нечаянно он ногою сбил цветок, который попал ему в башмак. Тогда он сделался счастливым, сразу нашел быков. Не зная, что у него в башмаке, и не разуваясь целую неделю, пастух в это короткое время скопил много денег и узнавал будущее. Между тем в башмак за это время насыпалось земли. Пастух, разувшись, стал вытрясать землю из башмака и вместе с нею вытряхнул и цвет папороти. С этого времени потерял свое счастье: потерял деньги и не стал узнавать будущего» [Яковлев, 1905; 271].
В разных местах принято было в день Ивана Купалы выходить в луга и на поля — радоваться травостою, зеленеющим хлебам и в соответствии с традицией выражать свои чувства и надежду на хороший укос и урожай гуляньем «у травы».
В селе Нименча на Поморском берегу Белого моря в Иванов день молодежь «водила круги»: «молодицы и девушки шли по лугу „косыми столбами" и пели „луговые песни", шесть концов села исполняли двенадцать песен». Здесь же подростки устраивали свою игру, которая называлась «выпахать луг» [Бернштам, 1978; 54]. Нечто похожее происходило в Верхокамье и Верхотурье (на Среднем Урале), где, по словам Г. Н. Чагина, «с Иванова дня по Петров день крестьяне выходили в поле, проверяли посевы, травы. <...> молодежь большой толпой с пивом и песнями обходила свои поля, иногда играла кругами, радовалась посевам, если они были хорошими. Чтобы избавиться от злых духов, <...> стреляли на полях» [Чагин, 117].
КУПАЛЬСКИЕ ПЕСНИ
Девки, бабы —
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, кто не выйдет
На Купальню,
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, тот будет
Пень-колода,
Ладу-ладу,
Пень-колода!
А кто пойдет
На Купальню
Ладу-ладу,
На Купальню!
А тот будет Бел береза!
Ладу-ладу,
Бел береза! (Псковская губ.)
Девицы цветы щипали Сохнут, сохнут парени,
Да у Ивана пытали: За грядами сидючи,
«Что это за цветы? —» На девицей смотрючи.
«Это цветы Купалы, Что девицы хороши,
Девицам — умывалы, А парени — голыши:
А пареням — воздыханья!» Не мают копейцы про души!
(Томская губ.)
Пойдем, девки,
Пойдем, девки,
Кругом жита,
Кругом жита.
Наше жито,
Наше жито
Свячённое,
Свячённое!
В нашем жите,
В нашем жите
Ведьма сидит,
Ведьма сидит.
Иди, ведьма,
Иди, ведьма,
У Сеньково,
У Сеньково,—
«Иди, ведьма,
Иди, ведьма,
С нашего жита,
С нашего жита.
Тама жито,
Тама жито
Не свячёно,
Не свячёно!» (Смоленская губ.)
Зарождалися три ведьмы
На Петра да на Ивана:
Первая ведьма
Закон разлучает,
Другая ведьма
Коров закликает,
Третья ведьма
Залом ломает.
Первой ведьме,
Что закон разлучает,
Ее по уши в землю,
Ей прощенья нет!
Другой ведьме,
Что коров закликает,
Ту по плечи в землю,
Ей прощенья нет!
Третью ведьму,
Что залом ломает,
Ту по пояс в землю,
Ей прощенья нет!
Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болоты,
За гнилые колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют,—
Вам там и место! (Псковская губ.)
Светлана Викторовна # 17 августа 2012 в 01:44 +1 |