Жили-были муж да жена: Иван да Марья. Жили они дружно, любили друг друга, и достаток был. Всё бы хорошо, но счастья у них не было. Дело уже шло к старости, а было пусто и тихо в их светлой и просторной избе: детей у них не было.
Когда ребятишки из соседних дворов выбегали поиграть на улицу, Марья смотрела в окно на их весёлые забавы, вздыхала да о своём горе думала.
Осень была долгой, и улица опустела, вот пришла зима. За ночь нападало много снега. Выбежали ребятишки, стали кататься на санках, играть в снежки, потом снежную бабу лепить. Глядя на них, вздыхала Марья.
— Полно, Марьюшка, горевать, — сказал Иван. — Смотри, сколько снега у нас на огороде. Пойдём, слепим хорошую бабу.
— Пойдём, — согласилась Марья. — Но давай слепим не бабу, а доченьку — Снегурочку.
Пришли они на огород и стали катать большие и маленькие комки. К туловищу ноги, руки приладили, голову приставили. Вылепил Иван нос, сделал ямки для глаз. Выглянуло тут солнце, да такое яркое, что снег в ямках заблестел, словно глаза ожили. Нарисовал Иван рот — губы порозовели и улыбнулись.
— Марья! Доченька наша ожила! — вскрикнул тут Иван.
А Снегурочка и вправду ожила. Живая девочка вышла из сугроба и пошла в избу с Иваном и Марьей.
Вот и ожила их изба: зазвенел в ней голосок Снегурочки. Иван с Марьей наглядеться на неё не могут.
И стала у них расти девочка-Снегурочка не по дням, а по часам. Весёлая, приветливая, пригожая. Глаза у неё голубые, коса русая до пояса, голосок звонкий, как песню запоёт — заслушаешься. А как заботлива! Во всём помочь старается. Делает всё толково, охотно, с улыбкой. Работа у неё в руках так и спорится. За зиму она сильно выросла. Не нарадуются Иван с Марьей, глядя на Снегурочку.
Пришла весна. Стаял последний снег, зацвели цветы. Все радуются тёплому солнцу, а Снегурочка загрустила. Не поёт, не смеётся. Повеселела только, когда надвинулись чёрные тучи. Обрадовалась, когда пошёл крупный град.
Подставляла ладони под град, улыбаюсь. А как выглянуло солнце и град растаял — заплакала Снегурочка, да так горько!
Пришло жаркое лето. Снегурочка горюет так, что Иван с Марьей стали спрашивать:
— Доченька, не заболела ли ты?
— Батюшка и матушка, я здорова.
А сама в избе сидит, солнца боится.
Собрались раз девушки в лес за ягодами. Пришли за Снегурочкой, стали звать её:
— Пойдём, Снегурочка, с нами в лес. Ягод наберём, хоровод заведём, песни попоём.
— Пойдём, Снегурочка, в лесу хорошо!
Не хотела Снегурочка из дома выходить, но Марья её уговорила:
— Пойди, доченька, с ними, повеселись.
Подружки по лесу ходят, ягоды собирают, цветы рвут, венки плетут, поют, пляшут, а Снегурочка встала под берёзку, в тень. Жарко ей. О зиме грустит она, о белом снеге.
А подружки так развеселились, что набрали хворосту, разожгли костёр и стали через него прыгать. Смотрела на них Снегурочка, в стороне стояла. Подбежали к ней подружки, повели к костру, стали уговаривать:
— Прыгай, Снегурочка! Не бойся, прыгай!
— Знаешь, как хорошо! Прыгай!
Прыгнула Снегурочка — и не стало её. Заклубился пар и облачком поднялся в небо.
Испугались девочки, побежали домой. Сказали, что над костром Снегурочка исчезла.
Иван и Марья ушли искать дочку и не вернулись. Она была в жёлтом платке, он в лиловой рубахе. Жёлто-лиловые цветы у травы иван-да-марья. Она во всех лесах растёт. Видели её?
Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
— Доченька, — говорила мать, — мы пойдём на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей — мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травку под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.
Вернулась девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету!
Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за тёмным лесом. Тут она догадалась, что они унесли её братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали, маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела — стоит печь.
— Печка, печка, скажи, куда гуси- лебеди полетели?
Печка ей отвечает:
— Съешь моего ржаного пирожка — скажу.
— Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся...
Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше — стоит яблоня.
— Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси- лебеди полетели?
— Поешь моего лесного яблочка — скажу.
— У моего батюшки и садовые не едятся...
Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течёт молочная река в кисельных берегах.
— Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
— Поешь моего простого киселька с молочком — скажу.
— У моего батюшки и сливочки не едятся...
Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего — надо идти домой. Вдруг видит — стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
В избушке старая баба-яга прядёт кудель1. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
Девочка вошла в избушку:
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
— Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
— Садись покуда кудель прясть.
Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядёт — вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
— Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
— Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
— Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдёт к окошку и спрашивает:
— Девица, прядёшь ли?
Мышка ей отвечает:
— Пряду, бабушка...
Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба- яга закричала:
— Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!..
Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит — летят гуси-лебеди.
— Речка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла её под кисельным бережком.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят.
Что делать? Беда! Стоит яблоня...
— Яблоня, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего лесного яблочка.
Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня её заслонила ветвями, прикрыла листами.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка опять побежала.
Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели её, загоготали — налетают, крыльями бьют, того гляди братца из рук вырвут.
Добежала девочка до печки:
— Печка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего ржаного пирожка.
Девочка скорее — пирожок в рот, а сама с братцем — в печь, села в устьице.
Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли.
Русская народная сказка «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка»
Жили-были старик да старуха, у них была дочка Алёнушка да сынок Иванушка.
Старик со старухой умерли. Остались Алёнушка да Иванушка одни-одинёшеньки. Пошла Алёнушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
— Сестрица Алёнушка, я пить хочу!
— Подожди, братец, дойдём до колодца.
Шли-шли —- солнце высоко, колодец далёко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце, полно водицы.
— Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца!
— Не пей, братец, телёночком станешь!
Братец послушался, пошли дальше.
Солнце высоко, колодец далёко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце, полно водицы.
— Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, жеребёночком станешь!
Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше.
Идут, идут — солнце высоко, колодец далёко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце, полно водицы.
Иванушка говорит:
— Сестрица Алёнушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, козлёночком станешь!
Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца. Напился и стал козлёночком...
Зовёт Алёнушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёночек.
Залилась Алёнушка слезами, села под стожок — плачет, а козлёночек возле неё скачет.
В ту пору ехал мимо купец:
— О чём, красная девица, плачешь?
Рассказала ему Алёнушка про свою беду.
Купец ей говорит:
— Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато-серебро, и козлёночек будет жить с нами.
Алёнушка подумала, подумала и пошла за купца замуж.
Стали они жить-поживать, и козлёночек с ними живёт, ест-пьёт с Алёнушкой из одной чашки.
Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись приходит ведьма: стала под Алёнушкино окошко и так-то ласково начала звать её купаться на реку.
Привела ведьма Алёнушку на реку. Кинулась на неё, привязала Алёнушке на шею камень и бросила её в воду.
А сама оборотилась Алёнушкой, нарядилась в её платье и пришла в её хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся — и тот не распознал.
Одному козлёночку всё было ведомо. Повесил он голову, не пьёт, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовёт:
Узнала об этом ведьма и стала просить мужа — зарежь да зарежь козлёнка...
Купцу жалко было козлёночка, привык он к нему. А ведьма так пристаёт, так упрашивает, — делать нечего, купец согласился:
— Ну, зарежь его...
Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные.
Козлёночек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу:
Алёнушка, сестрица моя!..
Выплынь, выплынь
на бережок...
— Перед смертью пусти меня на речку сходить, воды испить, кишочки прополоскать.
— Ну, сходи.
Побежал козлёночек на речку, стал на берегу и жалобнёхонько закричал:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Алёнушка из реки ему отвечает:
Ах, братец мой Иванушка!
Тяжёл камень на дно тянет,
Шёлкова трава ноги спутала,
Жёлты пески на груди легли.
А ведьма ищет козлёночка, не может найти и посылает слугу:
— Пойди найди козлёнка, приведи его ко мне.
Пошёл слуга на реку и видит: по берегу бегает козлёночек и жалобнёхонько зовёт:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
А из реки ему отвечают:
Ах, братец мой Иванушка!
Тяжёл камень на дно тянет,
Шёлкова трава ноги спутала,
Жёлты пески на груди легли.
Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шёлковые и вытащили Алёнушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули её в ключевую воду, одели её в нарядное платье. Алёнушка ожила и стала краше, чем была.
А козлёночек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой.
Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле.
Было у старика трое сыновей: двое умных, а третий — Иванушка-дурачок; день и ночь дурачок на печи.
Посеял старик пшеницу, и выросла пшеница богатая, да повадился ту пшеницу кто-то по ночам толочь и травить. Вот старик и говорит детям:
— Милые мои дети, стерегите пшеницу каждую ночь поочерёдно, поймайте мне вора.
Приходит первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать: забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: всю ночь-де не спал, иззяб, а вора не видал.
На вторую ночь пошёл средний сын и также всю ночку проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черёд дураку идти. Взял он аркан и пошёл. Пришёл на межу и сел на камень: сидит — не спит, вора дожидается.
В самую полночь прискакал на пшеницу разношёрстный конь: одна шерстинка золотая, другая серебряная; бежит — земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть: не столько ест, сколько топчет.
Подкрался дурак на четвереньках к коню и разом накинул ему на шею аркан. Рванулся конь изо всех сил — не тут-то было. Дурак упёрся, аркан шею давит. И стал тут конь дурака молить:
— Отпусти ты меня, Иванушка, а я тебе великую сослужу службу!
— Хорошо, — отвечает Иванушка- дурачок. — Да как я тебя потом найду?
— Выйди за околицу, — говорит конь, — свистни три раза и крикни: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» — я тут и буду.
Отпустил коня Иванушка-дурачок и взял с него слово — пшеницы больше не есть и не топтать.
Пришёл Иванушка домой.
— Ну что, дурак, видел? — спрашивают братья.
— Поймал я, — говорит Иванушка, — разношёрстного коня. Пообещался он больше не ходить на пшеницу — вот я его и отпустил.
Посмеялись вволю братья над дураком, только уж с этой ночи никто пшеницы не трогал.
Скоро после этого стали по деревням и городам бирючи от царя ходить, клич кликать: собирайтесь-де, бояре и дворяне, купцы и мещане, и простые крестьяне, все к царю на праздник, на три дня; берите с собой лучших коней; и кто на своём коне до царевнина терема доскочит и с царевниной руки перстень снимет, за того царь царевну замуж отдаст.
Стали собираться на праздник и Иванушкины братья; не то чтобы уж самим скакать, а хоть на других посмотреть. Просится и Иванушка с ними.
— Куда тебе, дурак! — говорят братья. — Людей, что ли, хочешь пугать? Сиди себе на печи да золу пересыпай.
Уехали братья; а Иванушка-дурачок взял у невесток лукошко и пошёл грибы брать. Вышел Иванушка в поле, лукошко бросил, свистнул три раза и крикнул: «Сивка- бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!»
Конь бежит — земля дрожит, из ушей пламя, из ноздрей дым столбом валит. Прибежал — и стал конь перед Иванушкой как вкопанный.
— Ну, — говорит, — влезай мне, Иванушка, в правое ухо, а в левое вылезай.
Влез Иванушка к коню в правое ухо, а в левое вылез — и стал таким молодцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать.
Сел тогда Иванушка на коня и поскакал на праздник к царю. Прискакал на площадь перед дворцом, видит — народу видимо-невидимо; а в высоком терему, у окна, царевна сидит: на руке перстень — цены нет, собою красавица из красавиц. Никто до неё скакать и не думает: никому нет охоты шею ломать. Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бёдрам, осерчал конь, прыгнул — только на три венца до царевнина окна не допрыгнул.
Удивился народ, а Иванушка повернул коня и поскакал назад. Братья его не скоро посторонились, так он их шёлковой плёткой хлестнул. Кричит народ: «Держи, держи его!» — а Иванушки уж и след простыл.
Выехал Иван из города, слез с коня, влез к нему в левое ухо, в правое вылез и стал опять прежним Иванушкой- дурачком. Отпустил Иванушка коня, набрал лукошко мухоморов и принёс домой.
— Вот вам, хозяюшки, грибков, — говорит.
Рассердились тут невестки на Ивана:
— Что ты, дурак, за грибы принёс? Разве тебе одному их есть?
Усмехнулся Иван и опять залёг на печь.
Пришли братья домой и рассказывают отцу, как они в городе были и что видели; а Иванушка лежит на печи да посмеивается.
На другой день старшие братья опять на праздник поехали, а Иванушка взял лукошко и пошёл за грибами.
Вышел в поле, свистнул, гаркнул: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» Прибежал конь и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Перерядился опять Иван и поскакал на площадь. Видит — на площади народу ещё больше прежнего; все на царевну любуются, а прыгать никто и не думает: кому охота шею ломать! Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бёдрам; осерчал конь, прыгнул — и только на два венца до царевнина окна не достал. Поворотил Иванушка коня, хлестнул братьев, чтоб посторонились, и ускакал.
Приходят братья домой, а Иванушка уже на печи лежит, слушает, что братья рассказывают, и посмеивается.
На третий день опять братья поехали на праздник, прискакал и Иванушка. Стегнул он своего коня плёткой. Осерчал конь пуще прежнего: прыгнул — и достал до окна. Иванушка поцеловал царевну в сахарные уста, схватил с её пальца перстень, повернул коня и ускакал, не позабывши братьев плёткой огреть.
Тут уж и царь и царевна стали кричать: «Держи, держи его!» — а Иванушкин и след простыл.
Пришёл Иванушка домой — одна рука тряпкой обмотана.
— Что это у тебя такое? — спрашивают Ивана невестки.
— Да вот, — говорит, — искавши грибов, сучком накололся. — И полез Иван на печь.
Пришли братья, стали рассказывать, что и как было. А Иванушке на печи захотелось на перстенёк посмотреть: как приподнял он тряпку, избу всю так и осияло.
— Перестань, дурак, с огнём баловать! — крикнули на него братья. — Ещё избу сожжёшь. Пора тебя, дурака, совсем из дому прогнать.
Дня через три идёт от царя клич, чтобы весь народ, сколько ни есть в его царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться, а кто царским пиром побрезгует — тому голову с плеч.
Нечего тут делать; пошёл на пир сам старик со всей семьёй. Пришли, за столы дубовые посадилися; пьют и едят, речь гуторят.
В конце пира стала царевна мёдом из своих рук гостей обносить. Обошла всех, подходит к Иванушке последнему; а на дураке-то платьишко худое, весь в саже, волосы дыбом, одна рука грязной тряпкой завязана... просто страсть.
— Зачем это у тебя, молодец, рука обвязана? — спрашивает царевна. — Развяжи-ка.
Развязал Иванушка руку, а на пальце царевнин перстень — так всех и осиял.
Взяла тогда царевна дурака за руку, подвела к отцу и говорит:
— Вот, батюшка, мой суженый.
Обмыли слуги Иванушку, причесали, одели в царское платье, и стал он таким молодцем, что отец и братья глядят — и глазам своим не верят.
Сыграли свадьбу царевны с Иванушкой и сделали пир на весь мир. Я там был: мёд, пиво пил; по усам текло, а в рот не попало.
Русская народная сказка «Баба-Яга»
Сказка, о молодильных яблочках и живой воде
Нет комментариев. Ваш будет первым!