Рассказы о добре для подростков

Рассказы о доброте для подростков

Предлагаем вашему вниманию литературные произведения классических и современных писателей для детей среднего и старшего школьного возраста. В них рассказывают о людях, которые всеми силами своими приходят на помощь страждущим и добровольно жертвуют всем, что имеют. Именно добрые поступки людей способны изменить мир и человека, сделать из лучше и чище, приблизить к Богу.

Неонилла Антипова-Татур «Последняя капля воска»

Жил-был на свете мастер, который делал восковых кукол. И не просто кукол, а почти людей! Они были такие красивые, совершенные, с правильными чертами лица, с ясными глазами. А ещё они умели ходить, говорить, петь, танцевать и смеяться. Первое время куклы жили в доме мастера, а потом как-то незаметно разбредались по свету. И всё у них было: и слава, и деньги. Только одного не доставало — души. Но это их нисколько не заботило, ведь когда нет души — нет ни совести, ни боли в сердце.

Мастер считал, что создавал куклы для счастья, и очень ими гордился. Отправляя в мир своё новое детище, он предупреждал его только об одном: «Берегись огня и жаркого солнца, иначе ты растаешь!»

Так прошло много лет. И вот однажды мастер сделал особенно удачную куклу. Она была так красива, что даже привычные к чудесным живым поделкам жители городка ахали и восторгались ею.

И вот с этой-то куклой всё пошло не так! Во-первых, как только она научилась говорить, то стала задавать вопросы. Такого раньше не было! Не было у восковых красавцев и красавиц никакого любопытства. А эта — неуёмная какая-то, так замучила мастера вопросами, что пришлось отдать её в школу. И кукла успешно эту школу окончила. А во-вторых, она замечала несправедливость, царящую вокруг. Конечно, кукла никому не сочувствовала, ведь у неё не было души. Но она с удивлением глядела на мир людей и подмечала человеческие поступки. И настал такой момент, когда она спросила:

— Скажи мне, мастер, а почему у всех есть имена, а меня просто называют куклой? Почему люди иногда плачут? Это так странно и непонятно мне!

— Всему невозможно научиться ни в одной школе, — мудро ответил мастер. — Ты воздана для счастья, ты восковая, и у тебя нет души. Поэтому ты никогда не поймёшь, почему плачут люди, никогда не почувствуешь ни боли, ни огорчения.

И тут кукла совсем его озадачила:

— Мастер, — сказала она, — я хочу иметь её, эту непонятную душу! И хочу, чтобы меня называли по имени, а не просто куклой.

— Безумная! — воскликнул рассерженный мастер, ему впервые не понравилось поведение его создания, и он очень разгневался. — Безумная упрямица! Ты хочешь быть человеком?!

И мастер выгнал куклу из дома, даже забыв сказать ей, что надо бояться огня. А не понравилось ему такое поведение куклы потому, что он очень гордился собой. Мастер думал, что мог, подобно Богу, создавать говорящих существ. Только он считал, что эти его творения совершенно идеальны. И вот, вдруг какая-то кукла хочет стать человеком! Это что же получается? Его создания не совершенны? Какой удар по самолюбию и тщеславию! Мастер был очень зол!

А кукла брела и брела себе куда глаза глядят, ведь она была восковая, и ей не надо было ни пить, ни есть, ни спать. Она даже устроилась работать актрисой в один бродячий театр. Кукла взяла себе имя Стелла и так хорошо научилась изображать разные человеческие чувства и эмоции, что никто и не догадывался, что она на самом деле восковая! Когда она выступала на сцене, зрители приходили в восторг, кричали: «Браво!», а некоторые даже топали ногами от переполнявших их чувств. Театр процветал благодаря новой звезде. Только вот кукла по-прежнему оставалась равнодушной и безразличной. Ведь у неё не было души.

Среди артистов был скромный и обаятельный юноша. Его звали Жан. Он давно и безнадёжно любил Стеллу. Но она и не догадывалась об этом, ведь ей не дано было испытывать человеческих чувств. Увы, бездушные не знают любви.

Однако Жан не отчаивался и не унывал. Он изо всех сил старался угодить Стелле: носил её вещи; покупал на последние гроши сладости, из-за чего часто оставался без ужина; подавал зонтик, в тени которого красавица пряталась от солнышка. Кукла, конечно, не знала, что может растаять, ведь мастер не предупредил её об этом. Но в то время так ходили все воспитанные девицы, а Стелла старалась во всём подражать людям.

Однажды актёров пригласили в королевский дворец. Король захотел увидеть представление и немного развлечься. В виде награды артистам выдали мешочек золотых монет и разрешили прогуляться по королевскому саду. А сад, надо сказать, был самым знаменитым во всём мире! Многие люди специально приезжали издалека, чтобы хотя бы одним глазком увидеть это чудо!

Актёры ходили по саду, и безмолвная стража, расставленная тут и там, слышала их восторженные вздохи и восклицания. Цветы в саду были так прекрасны, а птицы пели так сладко, что хотелось остаться здесь навсегда!

В одном из тенистых, затерянных в зелени уголков Жан увидел прекрасную розу. Она была так хороша! И он подумал, что у короля так много роз растёт на бесчисленных клумбах, а ему нужна всего одна из них, чтобы завоевать наконец сердце его любимой, ненаглядной Стеллы... Юноша не удержался и, быстро оглянувшись, сорвал цветок. Он поцеловал бархатные лепестки нежно, будто прикоснулся к щеке девушки, и побежал к ней на встречу. Но увы, не успел он отдать Стелле цветок, как королевские стражники скрутили ему за спиной руки и, грубо растоптав подкованными сапогами упавшую розу, повлекли Жана в королевскую тюрьму. Стелла удивлённо смотрела им вслед. И пока было слышно, Жан не переставая кричал:

— Я люблю тебя, Стелла! Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя!

Узнав о случившемся с Жаном, актёры сильно приуныли. За кражу в королевском саду полагалась смертная казнь. А Жан был так молод, так мил, все любили его и гадали, как же спасти юношу.

В первое воскресенье каждого месяца, после церковной службы, король имел обычай принимать просителей. А чтобы Сам Бог подсказывал ему правильные решения, его величество приказал зажечь в центре зала огромную лампаду с огнём из святого города Иерусалима, где на Гроб Господень один раз в году в Великую Субботу сходит благодатный огонь. Лампада ярко горела, а прошение непременно надо было отдать королю прямо в руки. Он стоял по одну сторону священного пламени, а проситель — по другую. И если король брал прошение, то всегда миловал того, за кого просят, ведь около лампады он всегда вспоминал Всепрощающего и Всемилостивого Бога.

Ближайшее воскресенье было как раз таким днём. Актёры написали прошение, в котором умоляли отпустить на волю Жана. Они не спали всю ночь, но никак не могли решить, кто же из них отнесёт бумагу королю. Ведь если грозный правитель не возьмёт прошение, то просителя могут навсегда бросить в тюрьму, и придётся провести всю жизнь в цепях в сыром подвале, в соседстве с голодными крысами. Да и вообще, разные капризы бывают у королей...

— И Жана не спасём, и сами можем погибнуть. Видно, у него такая судьба, умереть молодым в чужой стране, — говорили актёры, заглушая робкий голос совести. Тут к ним подошла кукла.

— Я отнесу письмо королю, — сказала она спокойно, ведь бездушные не знают страха.

— Как же так, — вскричали актёры, — а вдруг тебя бросят в тюрьму? Это что же, мы останемся без самой лучшей актрисы?!

Но кукла была безразлична к их переживаниям, ведь мы помним, что у Стеллы не было души.

Королевский дворец поражал своей роскошью. Всюду была позолота, сверкали зеркала, переливались драгоценные камни. И просители чувствовали себя жалкими и ничтожными по сравнению с этим великолепием. Настала очередь Стеллы подать прошение. Она тихо вошла в зал за слугой и остановилась у огромной лампады, протягивая королю просьбу о помиловании Жана. Все придворные замерли, восхищённо глядя на такую прекрасную девушку. Но король нахмурился и не хотел брать её прошение. Впервые в своей жизни Стелла начала что-то чувствовать: волна тепла растекалась по её восковому телу, и она потихоньку таяла. Вот она опустилась уже до колен, вот до пояса... На глазах изумлённых людей прекрасная кукла исчезала.

— Смотрите, она же совсем растает! — громко крикнул кто-то. — Она так прекрасна, надо спасти хотя бы то, что осталось!

— Нет! — громко ответила Стелла. — Я пришла сюда, чтобы спасти Жана! Он живой человек, а я всего лишь бездушная кукла! Пускай я исчезну совсем, но Жан будет жить! Люди так удивительны и прекрасны! Ничего нет важнее на свете, чем людская душа!

Лужица воска становилась всё больше, а кукла всё меньше. Наконец, от неё осталась только одна восковая кисть руки, держащая прошение о помиловании. Тогда король, словно опомнившись, нагнулся, взял лист бумаги из восковых пальцев. Тут растаяли и они.

Его величество прочёл прошение и велел выпустить Жана на свободу. Все покинули зал. Тюрьма находилась рядом с этим залом, и помилованных отпускали на волю, позволяя помолиться за здоровье короля у священной лампады. Привели в пустой зал и Жана с ещё несколькими людьми. Все они благоговейно крестились, со слезами на глазах благодаря Бога за своё неожиданное и чудесное спасение.

Вдруг лампада засияла так ярко, что люди отступили и прикрыли руками глаза, боясь ослепнуть. Когда чудесный свет пропал, все увидели стоящую в луже воска девушку. Это была Стелла. Она испуганно моргала и ощупывала себя. Теперь её лицо не было таким уж совершенным и холодным, а точёный носик превратился в смешной задорный нос картошечкой. Но Жан всё равно узнал её и кинулся к ней. Стелла опустила взор, и впервые её щёки покрылись стыдливым румянцем. Когда она подняла на юношу свои большие голубые глаза, они сияли такой любовью и лаской, что слов уже не требовалось.

На их венчание пришёл весь город и даже, неслыханное дело, сам король! Ведь грозные короли — тоже люди, и им, как и остальным, бывает ужасно любопытно! И только Стелла с Жаном знали самую главную и чудесную тайну — теперь у неё была настоящая душа, дарованная ей Творцом за самопожертвование до последней капли воска, из которого она была когда-то сделана...

Да! Мы чуть было не забыли о мастере! Как же он? Мастер покаялся в своей гордости и перестал делать живых кукол. Он тоже женился, и теперь его дом полон детских голосов — у мастера подрастают полдюжины настоящих дочек и сыночков. Он отливает свечи для храмов, говорят, что они отличного качества. Их продают по всей стране. А последнюю капельку воска, который остался от куклы Стеллы (теперь её крестили и зовут Марией), она сама подарила мастеру, когда вместе с Жаном и маленьким сынишкой приезжала навестить его. Мастер смотрит на эту каплю и отчего-то тихо плачет. И глаза его после этих слёз становятся светлее, а руки усерднее катают свечи.

Неонилла Антипова-Татур «Летучим голландец»

У берегов древней Голландии в одно прекрасное майское утро появился величественный корабль. Он был будто рождён из человеческих мечтаний о море, высоких и чистых стремлений, и его белоснежные паруса были сотканы из первых лучей рассветного солнца.

Люди сразу поняли, что корабль этот необычный. И правда, он принимал на борт только правителя со свитой. Но правитель непременно должен был быть храбрым и верным, добрым и справедливым, мудрым и прекрасным. Когда такой король всходил на деревянную палубу, а свита поднималась вслед за ним, корабль расправлял паруса и устремлялся туда, куда укажет ему властелин, лишь бы намерения у того были чистыми и светлыми. Когда такого правителя короновали и вводили на корабль, то деревянные цветы, искусно вырезанные таинственной рукой вдоль бортов, вдруг расцветали и превращались в настоящие благоухающие пионы, лилии и розы. Когда же случалось так, что избранный король был недостоин своего народа, то лишь только он касался ногой сходен, как корабль начинал раскачиваться и незадачливый правитель летел в воду.

Не один раз корабль выручал королей, когда те спешили на помощь терпящим бедствие или тонущим в море людям. Неоднократно настигали на нём пиратов и разбойников и сурово, но справедливо наказывали их.

Старели и умирали правители, а чудесное судно не ветшало. Но однажды трон в стране захватил жестокий и коварный человек. Он не мог допустить, чтобы корабль обличил его тёмное сердце. И тогда этот правитель повелел своим приближённым накинуть на корабль большую сеть и сжечь его ночью, пока все спят. Тихо спустились на берег закутанные в чёрные плащи люди, накинули на корабль се крепко привязали его к причалу. Но как только поднесли горящие факелы, потянулся с моря густой туман, окутал судно. А когда он рассеялся, пуста была сеть, болтались по воде лишь канаты — ведь нельзя уничтожить мечтания!

С тех пор видят иногда люди в море корабль, который прозвали Летучим голландцем. Пираты, у которых просыпается совесть при виде его, пустили слух, что встретить «голландца» — несчастье для судна. Ведь часто после этого их корабли налетают на рифы. И всегда удивляются люди, что нет на этом корабле ни одного матроса, не слышно ни одной команды. И невдомёк им, что Летучий голландец живой, что не нужна ему команда, ведь нельзя командовать мечтами... А корабль всё братается с морями, роднится с океанами, стремится в даль. Ищет, наверное, достойного правителя, только вот всё не может найти...

Сказание о доброй королеве, пожелавшей взять на себя крест ближних

(пересказ протоиерея Григория Дьяченко)

В былые времена жила одна добрая королева. Она желала облегчать страдания всех несчастных на земле. Но чем больше она делала добра, тем, казалось, больше она встречала несчастных. Её богатства были недостаточны, чтобы удовлетворять всем нуждам бедняков. Её слова были бессильны, чтобы избавлять от горя, а её руки не могли возвращать здоровье больным. Тогда явилась ей мысль о том, что не мог же Господь сотворить мир столь полным горя; она чувствовала, что человечеству предназначено быть счастливым, но как это сделать, она не знала.

Однажды она пошла в церковь и молилась Богу с таким усердием, о котором она прежде понятия не имела. Она молилась так, как молятся те из смертных, которые не знают, что было бы с ними, если бы услышана была их молитва. Она молилась: «Господи, дай мне создать счастье тех, кто страдает, даже если бы мне пришлось нести их крест». Она вышла из церкви, со страхом спрашивая себя, услышана ли её молитва, потому что порой кажется, что Господь не всегда внимает нашим мольбам. Но в тот же день она могла убедиться, что её молитва принята.

Она встретила мальчика, которого везли в кресле, он всю жизнь не мог ходить. Она его давно знала, и он любил добрую королеву от всей души. По привычке своей она подошла к нему, взяла его слабую, худую ручку в свои руки и своим звучным, мягким голосом сказала ему, что он скоро выздоровеет. Глаза ребёнка, казалось, наполнились жизнью, пока она говорила. Она же чувствовала, что это отнимало у неё всю её силу, и ею овладело ощущение усталости, какого она прежде никогда не знала. Вдруг мальчик поднялся в кресле и произнёс, как во сне: «Мне кажется, я могу ходить». Затем он встал на ноги и пошёл, словно никогда не хромал. Королева печально улыбнулась при виде этого чуда. Она возвратилась к себе и в продолжение многих недель оставалась в постели, больная, без движения. Но помощи врача она не желала, говоря, что когда Господь захочет этого, Он её исцелит.

Так и случилось. Однако с этой минуты она постоянно болела то одной, то другой болезнью ближних, которых она исцеляла. Она слепла, глохла, делалась нема, её била лихорадка, но после каждого недуга она делалась моложе и прекраснее, возвеличенная, казалось, каждым испытанием, через которое проходила. Никто никогда не слыхал от неё ни малейшего ропота. Молва о чудесной силе исцелений разнеслась далеко, хотя она сама никогда о ней не говорила, и люди всегда стекались отовсюду к ней, умоляя её облегчить их страдания и не подозревая, какую жертву это вызывало для неё. Разнёсся только слух, что королева подвергала себя всяким заразам и не хотела принимать никаких мер предосторожности, особенно когда касалась детей.

Скоро её бедность сравнялась с прочими её испытаниями. Она искусно умела доставлять работу другим, но сама ничего не могла дать. Она вынуждена была отказать себе в малейшей роскоши, потому что не было у неё никаких средств содержания. У неё осталось одно платье, а в то же время имя её благословлялось всюду. И близкие, и далёкие приходили к ней. Им хотелось только коснуться её руки, поймать её взгляд, блеск которого облегчал всех, на кого он был направлен. Вокруг неё распространялось веяние мира и счастья, и даже те, которые с сомнением к ней относились, черпали в ней мирное успокоение.

Тягостнее всего были часы мрачного разлада, когда она старалась вселить во всех мир, а её жалило злоязычие даже в её собственном доме. Она безмолвно плакала. Скоро тучи рассеивались, и она понимала, что ей суждено брать на себя душевные страдания других. Особенно тяжело было для неё, когда она брала на себя мучительное раскаяние виновной совести, как будто она совершила какое-либо преступление. Это бывало тогда, когда она наставляла на путь истины согрешившего или павшего перед соблазном. Переносить это было так ужасно, потому что она сознавала себя невинной, и бедное сердце её билось день и ночь в смертельном терзании. Временами ей казалось, что это было лишь переходное состояние её души, подобное испытанному уже ею. Но в действительности её страдания были ужасны.

Однажды к ней пришла одна бедная женщина. «О, дорогая моя, несравненная королева, — сказала она, — мой единственный сын умирает, а я знаю, что у вас есть чудодейственные целебные травы, которые исцеляют, когда ни одно средство земное не может принести пользы».

Не медля ни минуты, королева поспешила к изголовью умирающего юноши. Его глаза были уже полузакрыты, он взглянул на королеву, и одного этого взгляда было достаточно, чтобы вспыхнуло опять пламя потухающей жизни. Дыхание возвратилось. Его бледные, холодные уста опять сделались красными и тёплыми, а благодарная мать бросилась к ногам королевы, целуя её ноги, потом обняла спасённого сына.

Возвратившись к себе, королева не чувствовала такой слабости, как это бывало обыкновенно, но была уверена, что её ожидает опасная болезнь или даже смерть. Но каков был её ужас, когда на другой день её сын опасно занемог, и, казалось, смерть была близка. «Господи, Господи, — молилась она, — не требуй от меня этой жертвы — она выше сил моих». Её мольба была напрасна, так же как и умелый её уход. Взор королевы потерял свою силу. Её сын не встал. Временами он только что-то шептал об Ангелах и цветах, пока однажды он не остался холодным и бледным в объятиях матери. Она была сражена, без слёз, без силы, без вздохов, вся охваченная скорбью. С этого дня, казалось, чудодейственная сила её покинула...

Люди говорили, что она потеряла веру в свои целебные травы. Ещё более мрачные дни предстояли несчастной королеве. Она, которая до того никогда не жаловалась, пока она могла помогать ближним в их недугах, говорила себе теперь, что Провидение жестоко, и она более не могла радоваться с матерью, ребёнка которой она спасла от неминуемой смерти.

Однажды, в первый раз после многих дней, проведённых в тревогах и сомнении, она уснула. И ей показалось, что дверь отворилась, и её сын подошёл к ней — счастливый и сияющий. Он сел к её изголовью, взял её руку, и вдруг бремя её тяжёлого горя перестало давить её сердце. Ребёнок дышал чудным запахом фиалок, а она была в восторге и радости. Он заговорил с ней звучным, чистым голосом, подобным колоколу:

— Не плачь, мать! Ты мне дала счастье выше того, которое на земле, даже выше любви, ты небо мне открыла. Мне дано вернуться сюда без страданий, без горя, ради твоей жертвы. Мать, не плачь! Я около тебя. Ты впала в добродетельную ошибку, задумав изгнать страдания с лица земли. Эту ошибку нужно было тебе искупить в горести и слезах. Мир такой, как пожелал его Господь: рудник, пещера, горнило, быстрый переход от одного мимолётного бытия к другому, более высокому или более низкому, смотря по жизни нашей на земле. Потерпи, мать, ещё немного: час твоего избавления близок, а я с тобой, со всей любовью, со всей моей силой. Ты можешь ещё утешать других, потому что ты веришь в будущую жизнь, потому что ты уверена, что эта жизнь ожидает всех нас. Смерти не существует. Есть только возрождение,

и если б ты знала, о моя мать, как оно хорошо, ты с радостью ожидала бы его рассвета и никогда не плакала бы более. Надо, чтобы бедность существовала, и с ней неправда и война, так как это пути к очищению и милосердию. Блаженны те, которые всеми силами своими приходят на помощь страждущим и добровольно жертвуют всеми силами своими, жертвуют всем, что имеют. Но из мира они не могут сделать рая. Это им не дозволено.

В эту минуту королева проснулась, и с тех пор мир осенил её душу. Она могла по-прежнему делать добро, утешать ближних, доставлять им радость, но она более не могла их исцелять. И она не просила себе этой силы.

Неонилла Антипова-Татур «Русалки»

Водной далёкой стране, на берегу живописной реки, впадающей в море, стояла маленькая деревенька. Всего-то и было в ней шесть небольших домишек. В одном из них жила женщина с сыночком, в котором она души не чаяла. Муж её погиб на войне, и глядя в ясные глазёнки Маруна, она будто видела любовь всей своей жизни, и на сердце её теплело. Больше солнечного света любила она сына, больше жизни своей и ничего для него не жалела. Рос Марунка капризным и упрямым, не терпел отказа в своих желаниях.

Однажды послала его мать за водой и предупредила, чтобы был осторожен, не упал ненароком в речку, потому что река Деснянка была глубока у самого берега. Нехотя спустился Марун к воде, присел на корточки и зачерпнул кувшином прозрачные струи. И вдруг он увидел прямо под собой прекрасные, сияющие, как звёзды, глаза. Девочка с распущенными волосами прильнула к подводному камню и жадно рассматривала его. Мальчик замер и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть чудное видение, он даже рот открыл от удивления. Подводная девочка беззвучно засмеялась, и из уст её вылетели и поднялись к поверхности лёгкие пузырьки. Марунка тоже улыбнулся ей. Но она мотнула вдруг головой, подпрыгнула, изогнулась и, ударив по воде рыбьим хвостом, скрылась в гуще водорослей. С тех пор каждую свободную минуту бежал мальчишка к реке, чтобы снова повидаться с незнакомкой.

Иногда вечерами посередине деревни разжигали костры, садились вокруг них старики, бывалые рыбаки, и рассказывали, что происходило у них в жизни. Много говорили и о загадочных русалках, которые выпивают из человека душу, заставляют забыть прошлое, так что уже и не человек это вовсе. Да и не видать счастья тому, кто родную мать забыл, землю свою оставил. Страшна русалочья любовь, обволакивает, темнит разум, чернит душу. Ведь бездушные сами русалки, живут наслаждаясь, не ведают отказа, а умрут — обратятся в морскую пену, да разнесёт их ветер, как и не было...

Слушал Марун эти рассказы и только посмеивался. Уже несколько лет дружил он с русалкой, плавал с нею в реке, плёл ей венки. Звонко смеялась она, сидя на прибрежном валуне, тихо пела чудесным голосом задумчивые, чужие людям песни. А как станет расчёсывать мягкие зелёные, как изумруд, кудри, они так искрятся и переливаются на солнце, будто волна морская под ласковым лучом, и не оторвать от неё взгляда. А она знай себе смотрит огромными глазами. Сияют очи, как звёзды, и такая в них пустота, что забываешься, словно глядя в бездонное небо...

Рос Марунка, росла и русалка. Стал Марун высоким, пригожим парнем. Не налюбуются на него приезжие люди. А свои, деревенские, только головами качают: мало быть статным да ладным, что толку в красоте его, когда больная мать лежит в горнице и стакана воды не дождётся от сына. Зарастает поле отцовское, могилки предков с землей сровнялись, а ему и дела нет. Ходит, молчит да посмеивается. Зимой, как лягут снега, тоскует. Весной, чуть потеплеет — на речку бежит. А что он там делает — никому не ведомо: рыбы не приносит, но пропадает целый день.

Пришла весна и в этот раз, двадцатая весна в жизни Маруна. Спустился он к речке, водил руками по воде, звал свою подругу. Долго не появлялась она, затосковало его сердце. Вечер опустил на землю покрывало, тканное из лиловых сумерек, вышла на берег старая мать, кличет его домой. А Марунка и головы не повернёт в её сторону, вся душа его стремится прочь от «докучливой старухи», как юноша презрительно называет её. Ближе подходит мать, тяжело ступает, опершись на клюку, ласково молит сына. Но глухо гордое сердце, одна живёт в нём отрада: пустые глаза, сверкающие, как звёзды. Вдруг блеснул в луче заходящего солнца серебряный хвост, вынырнула из воды прекрасная головка. Протянул к ней Марун руки, улыбнулся и шагнул с обрыва в воду. Ахнула мать, схватилась рукой за изболевшееся сердце. А Марунка стукнулся головой о подводный камень и закрылись его глаза. Вьётся над ним русалка, смеётся. А потом приблизилась к его лицу и поцеловала в губы, вдохнула в него свой русалочий дух. После чего схватила юношу под руки и выставила на поверхность. Открыл Марун глаза, обнял русалку. Кричит ему мать, зовёт, да ведь уже давно забыл о ней сын, где ж теперь услышать. Кружит его русалка, вертится с ней Марун, всё больше поднимается на поверхности, всё быстрее кружится. Вот и ноги его перекрутились между собой. Оделся чешуёй серебряной Марун, скинул рубаху, сорвал с шеи ладанку, всплеснул хвостом по воде и уплыл с русалкой своей в синее море. Напрасно простирает за ним руки бедная мать.

Быстро несутся дни, легко скачут месяцы. Кружится по морю с русалкой Марун, всё позабыл он. Умеет смеяться беззвучно под водой, умеет петь чужие людям песни. Глаза его сияют, как звёзды, и страшно смотреть в их пустоту. Нет-нет да и мелькнёт там какая-то тоска, зовёт его к проплывающим вдали кораблям. Но не хочет к ним плыть русалка, тянет его прочь. Послушен Марун русалке, навеки сердце его в её руках.

Сидели они однажды на рифе. Русалка расчёсывала свои изумрудные волосы, а Марун пел ей, закрыв глаза. И не заметили двух кораблей, подошедших близко к скале. Просвистела, рассекая воздух, рыбацкая сеть, неожиданно оказались в ловушке Марун с подругой.

— Вот это улов! — вскрикнул бородатый капитан одного корабля.

— Да уж, заработаем мы на таком чуде! — вторил ему другой, со второго судна.

— Только как же мы поделим добычу? — зашумели матросы.

— Продадим их в зверинец, а денежки пополам! — предложил помощник капитана.

— Ну уж нет, — возмутились с другой посудины, — поделим лучше русалок! Вам на восток плыть, нам на запад. Когда ещё дождёшься денег. Пускай каждый корабль сам продаст свою добычу.

На том и порешили. Разлучили Маруна с русалкой, посадили в железные клетки и свесили за борт. И пока корабли расходились, тянул Марун руки к своей русалке, пытался ей крикнуть что-то, да ведь забыл все слова, и неясное бульканье клокотало в горле. А русалка смотрела на него своими сияющими, как звёзды, но пустыми глазами и беззвучно смеялась.

Утром в клетке никого не оказалось. Толстые железные прутья остались целы, замок не был сломан. Почесали моряки головы, вздохнули, а делать нечего. Превратился, видно, Марун в морскую пену...

Неонилла Антипова-Татур «Чудесная музыка»

Всего-то и было у Мариэль, что её чудесная музыка, арфа, голубые как небо глаза и золотистые волосы. И она, сидя на низкой скамеечке, тихо играла на базарной площади. Сердобольные крестьяне складывали в стоящую рядом с арфой корзинку овощи и фрукты. Да разве какой проходящий богач кидал медную монетку. Но Мариэль и этого было довольно.

Один раз через небольшой городок, где играла девушка, проезжал знатный рыцарь. Его знамя гордо развевалось на ветру, доспехи ярко блестели на солнце, и породистый боевой конь бряцал украшенной золотом сбруей. Остановившись напиться, рыцарь спросил у низко кланявшегося ему старика:

— Откуда доносится эта чудесная музыка?

— Это играет бедняжка Мариэль. Она сирота, и всего-то, что есть у неё, это арфа, — отвечал крестьянин.

«Наверное, какая-то сгорбленная и хромая калека», — подумал гордый рыцарь, но решил подъехать ближе, уж очень ему понравилась музыка.

Солнце ярко освещало девушку в белом льняном платье, её золотистые волосы свободно спадали на спину, взор голубых глаз задумчиво уносился в самые небеса. Белые, почти прозрачные руки мягко трогали струны, трепетали, пробегали и зависали в тишине. Казалось, это Ангел, не долгий на земле гость, присел у дороги и скоро исчезнет. Но дивное видение не пропадало, и рыцарь стоял, как зачарованный. Наконец, он приказал своим слугам отвезти сироту к нему в замок. Некому было заступиться за бедняжку! Слуги подняли на повозку арфу, усадили плачущую Ма- риэль и увезли.

— Я всегда хочу слушать твою чудесную игру! За твою музыку я полюбил тебя! — восклицал рыцарь Брэдок, и Мариэль играла ему каждый вечер. Вскоре рыцарь сказал, что женится на Мариэль.

Уже было сшито подвенечное платье, уже сел сэр Брэдок писать приглашения на свадьбу своим знакомым, как от короля приехал гонец с приказом: срочно выступить с войском. Снова затеяли короли войну, и рыцарь спешил завоевать себе славу.

Не долго пришлось плакать Мариэль, сидя у окна и вглядываясь в дорогу. Скоро окрестности заполнили толпы людей, бежавших от войны, — голодных, обездоленных и израненных. Мигом превратила девушка замок в приют. Многие утешенные, накормленные и исцелённые люди целовали её огрубевшие от работы руки. Многие молились о счастье и спасении своей благодетельницы. Так прошло три года.

Наконец война окончилась, и Брэдок вернулся домой.

— Где же твоя чудесная арфа? Все эти годы я мечтал о том, что ты сыграешь для меня!

Слуги вынесли инструмент в зал, поставили окованную золотом скамеечку. Робко присела Мариэль, неуверенно потянулись руки к любимой арфе. Но, увы, слишком они огрубели от тяжёлой работы, не гнулись и не слушались пальцы, не трепетали больше струны.

Разгневался доблестный рыцарь, глаза его извергали молнии. Схватил он и разорвал подвенечное платье, разбил в припадке ярости арфу.

— Что сделала ты, несчастная, с моей любовью? Я полюбил тебя за твою музыку, и вот её нет! Не нужна ты мне теперь!

И приказал выгнать её из своего замка.

Медленно шла по дороге Мариэль, и вперёд были устремлены её голубые глаза — туда, за горизонт, в самые небеса. И тихо звучала в её душе чудесная музыка: то пели Ангелы, воссылавшие хвалу Тому, Кто Сам Любовь и Милосердие.

Всего-то и было у Мариэль, что её чудесная музыка...

Неонилла Антипова-Татур «Две кринички»

Давным-давно, как говорится, в дни седой старины, стояли в лесу рядом, как два брата, два больших камня. И как две сестры, били из-под камней две кринички. Вода в них была студёная, сладкая, прозрачная. Весёлыми змейками вились по камушкам струйки, искрились, пенились, журчали. Ходили в народе рассказы, что не простые это кринички, а чудесные: будто если чего-то очень сильно хочешь, то нужно испить водицы из обеих, потом выкупаться в них — и выйдет на берег то, чего пожелал ты себе.

С дальней земли пришла в тот лес прекрасная девица. В белой чистой рубахе сошла к воде, руки на груди сложила и сказала негромко:

— Милые кринички, была у меня матушка, был батюшка, всю жизнь желали они счастья мне, дочери их родной, всю жизнь мечтала я о сестре. Да не суждено было сбыться моим мечтаниям. Умерла матушка, а за ней и батюшка оставил белый свет. И стала мне, сироте, не мила земля. Одна я здесь, одинёшенька! Сестру пошлите мне, такую же как я, кринички родимые!

Испила она водицы, искупалась. Глядь, а из воды вслед за нею выходит девица, похожая на неё, такая же румяная красавица да кроткая, как голубица. Улыбнулись сёстры друг другу, поклонились криничкам, поблагодарили их, взялись за руки и пошли к родной земле. Долгонько ещё люди тот случай дивный вспоминали, часовенку на этом месте сложили. Много было исцелений, много радостей.

Течёт жизнь, как река. Что было — смывается, забывается. Разрушилась часовенка, и некому было другую поставить. Стали люди всё больше каждый для себя жить. Про кринички, правда, помнили, а вот как Богу служить — позабыли. Потому редко чудеса бывали.

Несколько сот лет прошло, и народился в той земле князь, да такой, что не видали ещё более жадных да лютых. Всего было мало князю. Всех людей рабами бесправными сделал, земли отобрал, дома срыл. Повелел, как мышам, в земле жить. В холоде и голоде прозябали люди. А он войной на соседей пошёл: золото, хлеб отбирать. Да и на медную полушку зарился. Прозвали его Ненаясыть. Дружину свою и ту всю порешил. А когда не осталось никого, набрал из чащобы самых жестоких разбойников. Да не долго и они ему прослужили. Много золота обещал им князь, но взамен их жизни требовал. Мог ради забавы зарубить мечом. Так и разбойники все от него разбежались.

Сидит Ненаясыть в тереме, думу чёрную думает. Соседи, прослышав, что он без дружины, силы собирают, чтобы схватить да покарать его. Что делать князю? И пришла ему на ум история, как девица себе сестру обрела. Усмехнулся он в усы: «Так я себе целую армию братьев наколдую, весь мир завоюю. Все будут жить в страхе! Само солнце от ужаса закатится!»

Пришёл князь к криницам. Зачерпнул из одной шлемом воды, испил и сморщился: горька она ему показалась. Выпил из другой — совсем перекосился. Да делать нечего, надо и самому в студёную воду лезть. Так, не снимая доспехов, не бросая копья, и бухнулся в воду. Из одной кринички выскочил, отфыркался да в другую с рёвом и проклятиями прыгнул. Не успел он и глазом моргнуть, как стоит перед ним чёрный рыцарь, копьё сжимает, глаза сквозь забрало злостью пышут.

— Ишь, лихой! — крикнул Ненаясыть. — Будешь служить мне верой и правдой!

— Это ты мне будешь служить, — рявкнул в ответ новый князь.

И пошла у них перебранка, спор, кто будет миром управлять. Да так разгорячились оба, что схватили копья, пронзили друг друга и упали в кринички. Зашипела вода, покраснела от крови. Разверзлась земля и поглотила кринички, пересохли их русла, поблёкли камушки, завяли прибрежные былинки. Ведь нельзя было для зла чудесную воду использовать.

Так прошло много сотен лет, и совсем забыли люди о чудесных криничках. Шла война. Напали на землю ту чужестранные воины. Грабили, жгли дома, убивали жителей. Собрался народ на защиту родной земли, и была жестокая сеча. Показал враг спину, бежал с позором, бросив добычу.

На той войне сражались и два молодца — Ладич и Надёжень. Были с ними и сёстры их младшие — Допомога и Ждань. Когда кончилось сражение, пошли сёстры искать родных своих. Но не могли найти их среди живых. Тогда со скорбным сердцем стали высматривать между убитыми. Нашли. Чуть застонал Ладич на руках Допомоги, а Надёжень и головы приподнять не смог, так был изранен. Приоткрыл губы Ладич и просил сестёр свезти его с братом к отцу да матери, чтоб могли те их последний вздох принять и глаза им закрыть. Положили девицы братьев на телегу и поехали. А дорога шла через лес. Совсем плохо стало братьям. Остановили телегу сёстры, сели на камни-валуны и стали горько плакать от любви чистой к братьям своим.

Слёзы проникли сквозь землю, и вдруг забили из- под неё, возрадовались солнечным лучам две кринички. Удивились Ждань и Допомога, напоили братьев водой студёной, омыли их раны, и встали молодцы живы и здоровы. А кринички тотчас же обратно под землю спрятались, чтобы не добрался до них человек с чёрным сердцем.

Так и повелось с тех пор: бьют целебные чудесные кринички там, где проливаются горькие слёзы настоящей бескорыстной любви. Только мало такой любви осталось на свете...

Михаил Чистяков «Знай, с кем бьёшься об заклад»

Быль

В Петербурге, в доме одного знатного доктора, были гости — общество чрезвычайно разнообразное: немцы, поляки, итальянцы и русские. Собрание было весёлое, разговаривали о разных предметах. Между прочим разговор зашёл о достоинствах и лучших свойствах разных народов. Немцы говорили об учёности и аккуратности своего племени, итальянцы — о своей любви к музыке, живописи и архитектуре, французы — о своём геройстве, своей любезности и т. д. В числе гостей была одна русская княжна, замечательной красоты, необыкновенно образованная, но чрезвычайно скромная. Один француз, как видно, довольно ветреного характера, обратился к ней и спросил:

— Княжна, что же вы ничего не скажете в пользу своего народа?

— Он и так хорош без всякой похвалы.

— Но каким же хорошим свойством он отличается? — спросил француз. — Науки у вас не в цветущем состоянии, живопись, музыка, торговля ваши плохи, народ ваш невежествен и груб. Он даже, кажется, суевернее испанцев.

— Всё это чистая правда, — сказала молодая девушка, — но в характере нашего народа есть одно превосходное качество, которое выше ума и других талантов, — это необыкновенное добродушие и готовность к самопожертвованию.

Француз бросил ещё несколько шутливых слов насчёт русского характера и заставил общество смеяться. В это время вдруг растворилась в залу дверь и вбежал крестьянин в распахнутом тулупе, в чрезвычайной тревоге, и сказал задыхающимся голосом:

— Кто здесь доктор? Бога ради, поскорей: жена моя умирает!

Молодой француз имел легкомыслие назвать себя доктором. Мужик повалился ему в ноги и просил о помощи. Некоторые засмеялись, на других эта выходка в такую печальную минуту произвела самое неприятное впечатление. Хозяйка побежала в кабинет своего мужа и сказала, что просят к больной. Он вышел.

— Ты доктор? — спросил мужик.

— Я.

— Я слышал, что ты добрый человек. Я тебе ничего не могу заплатить; но жена моя умирает, не откажи, батюшка, помоги!

Между тем как доктор собирался, легкомысленный француз продолжал делать замечания насчёт грубости и неопрятности крестьянина.

— Я уверен, — сказал француз, — что вы, княжна, при всём вашем патриотизме ни за что в мире не решились бы поцеловать его.

— Вы бьётесь об заклад? — спросила молодая девушка.

— Да.

— Сколько червонцев?

— Двенадцать.

— Хорошо. Деньги на стол!

Они оба положили червонцы. Княжна подошла к мужику и сказала ему:

— Любезный друг, позволь мне поцеловать тебя. Может быть, это принесёт тебе счастье.

Мужику было не до поцелуев: он был глубоко опечален, взглянул на неё и сказал с выражением горечи в голосе:

— Целуй, пожалуйста, если хочешь.

Княжна поцеловала его; заклад был выигран. Она взяла двадцать четыре червонца, подала их мужику и сказала:

— Вот тебе деньги, они тебе пригодятся на помощь твоей больной жене и твоему бедному семейству. Прощай. Благодари вот этого господина (при этом она указала на француза): он тебе доставил двадцать четыре червонца.

Мужик обрадовался; доктор отправился с ним. Впоследствии узнали, что скоро оказанная помощь была в пользу больной, и она выздоровела.

* * *

Происшествие это было предметом разговоров в продолжение нескольких дней. Над ним пошутили, посмеялись и, как водится, совершенно забыли.

Прошло лет десять. В отдалённом краю Сибири, в глуши, между лесами, с двумя детьми, из которых одно дитя было больное, ехала женщина. По чертам лица её можно было узнать, что она принадлежала к образованному сословию, но видно было, что в жизни её случилось какое-то несчастье. Она была крайне печальна, тем более что болезнь её дитяти становилась день ото дня опаснее, а ей надо было ехать ещё около тысячи вёрст. С ней не было никакой прислуги; она ехала на простой телеге, лошадью правила сама. Селений кругом было до крайности мало. На расстоянии пятидесяти вёрст нельзя было видеть дома, а если где и попадалось жильё, то это бывала юрта (палатка из кожи) якута.

Наступила ночь. Женщина не знала, как ей быть, где ей остановиться. Наконец вдали между деревьями показался поднимавшийся дым. Это её очень обрадовало, и она стала погонять лошадь. Подъехав к тому месту, где курился дым, она увидела дом, построенный на европейский лад (образец), довольно обширный и красивый; кругом него было расположено множество служб. Женщина догадалась, что это был дом какого-нибудь золотопромышленника.

Бедность делает людей до крайней степени робкими и недоверчивыми. Им всё кажется, что их оскорбят, что их примут грубо или, по крайней мере, неласково. Поэтому путешественница, подъезжая к дому, не осмелилась просить ночлега; но хозяин увидел её и пригласил к себе. Он поместил её в особенной комнате и доставил ей все удобства, чтобы успокоить от тяжёлого пути. Когда она отдохнула и её пригласили к обеду, то вышел старик, отец этого хозяина, одетый чрезвычайно чисто, по-купечески, и, взглянув на женщину, остановился перед ней с изумлением и спросил:

— Откуда вы, матушка? Я вас, кажется, когда- то видел. Не были ли вы в Петербурге? Мне лицо ваше так знакомо.

Всматриваясь всё больше и больше и разговаривая с ней, он наконец узнал, что это та самая княжна, которая его некогда поцеловала и дала ему двадцать четыре червонца. Из дальнейших разговоров выяснилось, что мужик, приходивший к доктору, впоследствии на эти деньги сделал различные обороты, разбогател, поехал в Сибирь, сначала вступил в компанию (т. е. в общество) с одним золотопромышленником, потом взял на себя одного прииск и теперь сделался одним из самых богатых людей в целой Сибири. Это и был хозяин дома. Он дал этой женщине средства добраться к месту её назначения и обеспечил её с детьми на целую жизнь. Посеянные некогда зёрна добра принесли добро же — христианская любовь одной души вызвала любовь в другой. Так часто и в нашем грешном мире сбывается пословица: что посеешь, то и пожнёшь.

Неонилла Антипова-Татур «Огурец, помидор и тыква»

Жили-были на одной грядке Помидор и Огурец.

Они были хорошими друзьями. Радовались яркому солнцу, щедрому дождику и сладкому ветерку. Но однажды пришёл человек. Он принёс семечко и посадил его в землю. Через некоторое время из зерна выросла Тыква.

Она огляделась, недовольно усмехнулась и приняла величественный вид.

— Вы не могли бы немного отодвинуть свои листья, дорогая соседка? Вам это ничего не стоит, а нам загораживает солнышко! — очень вежливо попросил Помидор.

— Что-о? — не поняла Тыква. — Да я — дочь солнца! Буду я двигать свои листья! Все вы теперь у меня в тени, ведь раз я дочь солнца, значит — я королева! А не верите, могу доказать! Посмотрите, разве я не такая же круглая, жёлтая и красивая? Вы должны мне повиноваться! А ну-ка, становитесь передо мной на колени, исполняйте мои желания и зовите танцоров, чтобы меня развлекать!

Но никто не позвал танцоров, потому что их не было. Да и какой королевой могла стать простая тыква! Овощи и фрукты не обращали на неё никакого

внимания, как и все остальные жители огорода: пчелы, бабочки, птицы, кузнечики, гусеницы. Каждый занимался своим делом.

А Тыква всё больше сердилась. У неё даже кожа потрескалась от злости! Бойкий Горох, которому она наконец надоела, сказал ей:

— Ну что ты сердишься?! Дружила бы со всеми, жила бы мирно! А то: «Я королева, я королева»! Образумься, уймись!

— Да за такие слова я тебя с корнем выдерну! — завопила Тыква и так рассвирепела, что стала заикаться от злости.

Но вот однажды человек забыл затворить калитку, и в огород пробрался козёл Вредина. Он принюхался и пошёл прямо к той грядке, где росли Огурец, Помидор и Тыква.

— Ой-ой-ой! Сейчас он нас съест! — испугались друзья.

— Давно пора, — злорадно засмеялась Тыква, — меня-то он не тронет! Он понимает, что я — королева!

Но Вредина не понимал. Он не обратил внимания на Огурец и Помидор, а подошёл к Тыкве и стал с удовольствием её жевать. И как она ни звала своих придворных, стражу и слуг, никто к ней не прибежал на помощь. Так козёл и съел её. А Помидор и Огурец мирно зажили на своей грядке, и никто больше не заслонял им солнце.

— А всё-таки её жалко, — сказал как-то раз Помидор.

— Вот ещё! — прокаркала севшая на чучело Ворона. — Если бы она имела друзей, а не воображала бы из себя нашу повелительницу, то и дозрела бы спокойно! Уж мы, птицы, прогнали бы Вредину, если бы помощь нужна была кому-нибудь из вас! А о Тыкве и вспоминать не хочется, такая она была злая!

Так прокаркала Ворона и полетела по своим делам. А о Тыкве больше не вспоминали.

Валентина Осеева «В одном доме»

Жили-были в одном доме мальчик Ваня, девочка Таня, пёс Барбос, утка Устинья и цыплёнок Боська.

Вот однажды вышли они все во двор и уселись на скамейку: мальчик Ваня, девочка Таня, пёс Барбос, утка Устинья и цыплёнок Боська. Посмотрел Ваня направо, посмотрел налево, задрал голову кверху. Скучно! Взял да и дёрнул за косичку Таню.

Рассердилась Таня, хотела дать Ване сдачи, да видит — мальчик большой и сильный. Ударила она ногой Барбоса. Завизжал Барбос, обиделся, оскалил зубы. Хотел укусить её, да Таня — хозяйка, трогать её нельзя.

Цапнул Барбос утку Устинью за хвост. Всполошилась утка, пригладила свои пёрышки. Хотела цыплёнка Боську клювом ударить, да раздумала.

Вот и спрашивает её Барбос:

— Что же ты, утка Устинья, Боську не бьёшь? Он слабее тебя.

— Я не такая глупая, как ты, — отвечает Барбосу утка.

— Есть глупее меня, — говорит пёс и на Таню показывает. Услыхала Таня.

— И глупее меня есть, — говорит она и на Ваню смотрит.

Оглянулся Ваня, а сзади него никого нет.

Неонилла Антипова-Татур «Пять историй про гусеницу Пугги»

История первая

Одним майским утром на зелёном листике вылезла из маленького белого яйца гусеница. Её звали Пугги. Она огляделась вокруг и восхищённо произнесла:

— Как здесь красиво и светло! Но всё-таки жаль покидать мой уютный домик, — тут она вздохнула и продолжила: — А есть хочется, придётся идти.

Пугги обогнула развалины своего пристанища и поползла по ветке на другие листики.

— Интересно, откуда я взялась? Вернее, откуда взялось всё вокруг? Ведь раньше я ничего этого не видела, — размышляла она вслух.

— Нет, это тебя самой не было! — произнёс голос сверху.

Пугги подняла голову, на блестящих ниточках сидело странное чёрное существо, у которого было много лапок.

— А вы кто? — удивлённо спросила гусеница.

— Я паук! — важно сказало существо, складывая передние лапки.

— Наверное, вы долго живёте на свете? — с уважением проговорила Пугги.

— Да, маленькая гусеница, — ответил паук.

— Может, тогда вы скажете, что мне можно съесть? Есть очень хочется, — робко попросила малышка.

— Можешь есть мух, — сказал паук.

— А что это такое? — снова обратилась к пауку гусеница.

— А вот одна и попалась мне, не мешай! — закричал паук и стал наматывать на жужжащую муху свои серебристые ниточки.

— Но она так странно выглядит, — сказала Пугги и, задумавшись, принялась жевать зелёный листик. Тут она заметила, что лист вполне съедобен и даже приятен на вкус, и воскликнула:

— Ну зачем же мне есть мух, если листики такие вкусные?

— Чушь! — проговорил паук и отвернулся.

Домой Пугги вернулась только вечером. Целый день она ела зелёные листья и один раз попила росы, капелька которой укрылась в середине листа. Пугги даже увидела в ней своё отражение. Вначале она не могла понять, кто это, и с недоверием смотрела в воду. Но потом прилетело странное существо с блестящими крыльями, которое сказало, что оно — жук, а в воде Пугги видит саму себя. После этого гусеница долго смотрелась в капельку и заметила, что вся она зелёная, а глаза у неё голубые. И у неё много ножек с красными башмачками и жёлтыми бантиками на них, а на голове растут мягкие чёрные волосы. В общем, Пугги осталась вполне довольна собой.

Но когда вечером она захотела залезть в свой домик, оказалось, что она сильно выросла за день и уже не помещается там.

Тогда ей пришлось заночевать прямо под открытым небом, на ветке дерева.

Пугги только и смогла, что прикрыться кусочком зелёного листа, который отгрызла потихоньку от соседей-жуков. В небе висели странные блестящие капли. Она услышала, как кто-то назвал их звёздами. Пугги долго смотрела на них перед тем, как уснуть.

Ночью ей приснился паук, который всё время разводил лапками, важно кивал головой и твердил: «Всё чушь! Чушь!»

История вторая

На следующее утро Пугги проснулась оттого, что тяжёлая холодная капля упала прямо ей на голову. Гусеница испуганно отряхнулась и огляделась вокруг.

Солнце только встало. Всё блестело от росы, ветки стали скользкими от воды, и по ним было тяжело ползать. Пугги попробовала, но тут же полетела вниз и чудом не упала, успев ухватиться за какой-то зелёный листик. Там она и осталась сидеть, пока всё вокруг не просохло. Тогда Пугги принялась ползать по веткам и есть. «Всё время я испытываю голод! — думала она. — Наверное, это потому, что я расту».

Так она ползала некоторое время, а потом решила спуститься вниз и посмотреть, что там есть интересного.

Пугги проползла по ветке к стволу и стала осторожно спускаться. Мимо неё вверх и вниз сновали какие-то чёрные, чем-то похожие на паука существа. Они были так заняты, что не замечали ничего вокруг.

— Вы кто? — наконец решила спросить Пугги.

— Муравьи, — ответил один, пробегая рядом.

— А что вы делаете? — поинтересовалась гусеница.

— Работаем! — ответил другой.

— А зачем? — спросила она.

— Не отвлекай, лучше займись делом! — недовольно посоветовал третий.

«Делом? — задумалась Пугги. —А что такое дело? Где оно, это дело?»

— А спуститься вниз — это дело? — спросила она.

— Дело, — ответил муравей, и Пугги заспешила вниз.

Навстречу ей ползло огромное и рогатое создание. Двигалось оно очень медленно и тянуло на себе целую гору из чего-то странного.

— Ой, вы кто? — спросила Пугги.

— Я улитка, — важно ответило создание с рожками, поправляя большую синюю шляпу. — А тебя как зовут, прелестное дитя?

Ещё никто не спрашивал гусеницу, как её зовут, и она смущённо и растерянно прошептала:

— Пугги...

— Вот что, Пугги, во-первых, отвечать старшим надо громче! А во-вторых, почему это у тебя нет своего домика, как у меня? — спросила улитка.

— Не знаю, — ответила Пугги, — у меня был домик, но он развалился, хотя я уже так выросла, что не смогла бы в нём поместиться.

— Очень плохо! — покачала головой улитка и посмотрела на Пугги всеми четырьмя глазами сразу. Глаза у неё помещались на концах рожек, которые она то втягивала, то выдвигала из раковины (так назывался её домик, как она объяснила Пугги). — А куда же ты направляешься?

— Вниз, — ответила гусеница, — там много всего интересного.

— Что там может быть интересного? — покачала головой улитка. — Лучше нашла бы себе дом.

— Мне и так неплохо, — ответила Пугги.

— Очень неразумно, — сказала улитка и двинулась дальше вверх. — И незачем так быстро ползать! — крикнула она обернувшись.

— А зачем надо ползать так медленно? — прошептала гусеница и заспешила вниз. Но ей захотелось есть, и она, вздохнув, переползла на ветку, где стала поедать зелёные листики.

Пугги не заметила, как наступил вечер и надо было ложиться спать. «Ничего, — подумала она, — завтра я обязательно спущусь вниз».

Гусеница уснула и сладко спала всю ночь, пока не взошло солнце и птицы не разбудили её своим громким пением.

История третья

Пугги проснулась, умылась в капельке росы, позавтракала сочным листиком и отправилась в путь. По стволу, как и вчера, сновали муравьи, но больше она никого не встретила и к полудню спустилась с дерева.

Вокруг неё всё было зелено и не похоже на то, что она видела с высоты. Тогда всё казалось маленьким, а тут будто выросло. Пугги медленно ползла среди травы и с удивлением оглядывалась вокруг. Она попыталась забраться на самую маленькую травинку, но та согнулась, и Пугги кубарем полетела на землю.

— Такая большая гусеница, а вздумала лезть на маленькую травинку, — строго произнёс голос около неё. Пугги огляделась, но никого не заметила. Это её удивило.

— Это я, кузнечик! — произнёс опять голос, и кто-то прыгнул перед ней так, что у Пугги захватило дух.

— Ах, как вы прыгаете! — восхищённо прошептала она. — Хотела бы и я так уметь!

— Вы не сможете, потому что у вас нет таких ног, — возразил кузнечик. — А ещё я умею играть на скрипке! — заявил он.

— Покажите, покажите, пожалуйста! — попросила Пугги.

— С удовольствием, — ответил кузнечик и, подняв заднюю ногу, принялся тереть ею о блестящее крылышко. Раздалось стрекотание. И хотя оно мало напоминало звуки скрипки, Пугги очень понравилось. Она ведь никогда не слышала настоящей музыки.

— Вы самое удивительное, что я видела до сих пор! — воскликнула Пугги в восторге. — Давайте будем с вами дружить! Мы ведь даже одинакового цвета!

— Вот ещё! — ответил кузнечик. — Стану я дружить с такой неуклюжей гусеницей!

И он ускакал, а Пугги вздохнула и поползла дальше. Так она пробиралась довольно долго, пока не уткнулась во что-то большое и белое.

— Что это такое? — удивилась Пугги и стала ползать вокруг незнакомца. Наверху его толстый ствол оканчивался огромной шляпой, с которой вдруг свесилась голова, очень похожая на голову улитки, но без рожек.

— Здравствуйте, улитка! — весело сказала гусеница.

— Я не улитка, я слизняк! — возмущённо произнесло существо. — А это мой гриб! Так что ты иди отсюда подобру-поздорову! Я съем свой гриб сам.

Сказал и скрылся, а Пугги, вздохнув, побрела дальше. «Не очень-то он доброжелателен! — подумала она, — но зато я узнала, что такое гриб и кто такой слизняк. Странно, почему никто не хочет со мной дружить? Неужели я такая некрасивая?!»

От этих мыслей маленькой гусенице стало грустно. Она заползла под какой-то листик и долго сидела там. Потом Пугги побродила ещё немного, пощипала травки, и когда настал вечер, решила не возвращаться на дерево, а заночевать тут, на земле.

В земле была какая-то дырочка, и Пугги заползла туда. Но не успела гусеница там устроиться, как показался длинный земляной червяк и выгнал её. Оказалось, что это его нора. Тогда Пугги залезла по стебельку внутрь цветка. Он закрыл лепестки, и гусенице очень понравился этот домик. Внутри было тепло, мягко и очень приятно пахло. Она свернулась калачиком и сладко уснула, убаюканная качанием цветка на ветру.

История четвёртая

Утром оказалось, что цветок раскрыл свои лепестки. Пугги проснулась, развернула своё тельце и сладко потянулась всем множеством своих маленьких ножек. Вдруг что-то мохнатое и полосатое зажужжало над ней:

— Безобразие! Без-з-зобразие! Где же это видано, чтобы гусеницы занимали цветы, из которых мы, пчёлы, добываем нектар для мёда? Без-з-зобразие!

Этих пчёл становилось всё больше и больше. Все они жужжали и возмущались, а растерявшаяся гусеница совсем забыла, что хотела сказать в своё оправдание. Но вскоре, нашумевшись, пчёлы улетели и,

к большому облегчению Пугги, больше не возвращались.

В цветке было очень красиво. Кроме того, с него можно было осматривать то, чего не видно с земли. И сколько же красивых цветов увидела Пугги! Она восхищённо поворачивалась то в одну сторону, то в другую и замирала от восторга. Вскоре она увидела двух очаровательных существ с яркими разноцветными крыльями. Некоторое время они легко порхали вокруг, а потом уселись рядом с Пугги на один из ближайших цветов. Там они аккуратно сложили крылышки и стали беззаботно болтать.

«Наверное, это и есть бабочки! — подумала гусеница, и сердце её вдруг радостно забилось и потянулось им навстречу. — Если они такие красивые, то и добрые!» — сообразила Пугги и закричала: — Милые, милые бабочки! Давайте будем дружить!

Но бабочки с удивлением оглянулись на неё, вспорхнули и улетели.

— Хорошо ещё, что они не назвали меня толстой безобразной гусеницей! — со слезами на глазах прошептала Пугги и спустилась с цветка. Она решила больше ни с кем не разговаривать и принялась есть зелёные листики.

«Пока я такая маленькая, — думала она, — меня никто не замечает, но когда я вырасту и стану большой, то наверняка найдётся тот, кто подружится со мной!»

И Пугги всё ела и ела. Тем временем лето подошло к концу, и она решила вернуться на дерево, подальше от холодной земли. Трава теперь вся пожелтела, цветов не осталось, и здесь стало как-то неуютно. Гусеница долго ползла и наконец очутилась у родного ствола. Она немножко отдохнула и двинулась вперёд. По пути ей повстречалась улитка, которая теперь двигались вниз. Но улитка не узнала Пугги, ведь гусеница очень выросла за это время.

Наконец Пугги оказалась на своей ветке. Но всё так изменилось с тех пор! Ветви были почти голые, а оставшиеся листья пожелтели и высохли.

«И что же мне теперь делать?» — подумала Пугги и заметила, что из неё тянется маленькая тонкая ни точка. Становилось холодно, и гусеница решила намотать эту нить на себя, чтобы совсем не замёрзнуть. Она принялась за дело и всё быстрее и быстрее кружилась, пока не оказалась в уютном маленьком домике — коконе, надёжно закреплённом на ветке. Так она стала куколкой.

— Чушь! — воскликнул, пробегая мимо, паук. — Разве так обращаются с паутиной?! Туда же ни одна муха не попадёт! Чушь!

Но Пугги уже не слышала его. Она сладко спала, и ей снилось, что она прекрасная бабочка, которая легко порхает с одного цветка на другой.

Так прошли осень и зима. Наступила весна, растаял снег, а Пугги всё спала в своём домике, пока не наступило лето. И вот тогда...

История пятая

Пугги проснулась и почувствовала себя несчастной.

— Ах, какие прекрасные сны снились мне! — сказала она с сожалением. — Но я так и осталась никудышной гусеницей, и никогда, никогда мне не стать бабочкой!

Однако пора было выбираться. Пугги поднатужилась — и её домик раскололся, а сама она очутилась на той же ветке, что и в прошлом году.

— Это похоже на второе рождение! — произнесла Пугги и попыталась ползти. Но — о чудо! — от её многочисленных ножек не осталось и следа! Теперь у неё были две лапки вверху туловища, одетые в белые лайковые перчаточки, и две ножки внизу, а на них — золотистые сапожки. Пугги с удивлением оглядывала себя и почти со страхом заглянула в капельку росы. И что же она увидела там? Два прекрасных разноцветных крыла раскрылись за её спиной.

— Так это был не сон! — радостно закричала Пугги, и её глаза заблестели от счастья.

Мягкие волосы Пугги, которыми она так гордилась, когда была гусеницей, выросли, и ей пришлось собрать их в красивый длинный хвост. Пугги очень нравилось разглядывать себя, но больше всего на свете ей хотелось полетать. И она, робко взмахнув крыльями, запорхала с одного листика на другой, будто исполняя танец счастья.

— Скажите, пожалуйста, эта маленькая гусеница, на которую и внимание-то не стоило обращать, превратилась в такую красивую бабочку! — удивлённо развёл лапками паук на своей паутине.

Даже вечно занятые муравьи оторвались от своих занятий и наблюдали за Пугги, спрашивая друг у друга:

— Так это та самая Пугги, что вечно мешалась под ногами? Просто не верится!

А бабочка полетела на луг и с удовольствием порхала с одного цветка на другой. Теперь она питалась цветочной пыльцой и пила нектар, что было намного вкуснее, чем те зелёные листики, которые она жевала, будучи гусеницей.

Пугги была очень счастлива. Теперь все, кто не хотел дружить с ней раньше, замирали от восторга при виде её крыльев, ведь она была самой красивой бабочкой на лугу.

Так она летала некоторое время, пока не присела отдохнуть на один из прекрасных цветков. Тогда она услышала тихий плач и посмотрела вниз. На зелёном листике сидела маленькая зелёная гусеница с большими голубыми глазами, чёрными волосами и многочисленными ножками в красных башмачках. Точь-в-точь такая, какой когда-то была Пугги. И эта гусеница горько плакала.

— Почему ты плачешь? — спросила бабочка.

— Я ужасно некрасивая, зелёная и толстая, никто не хочет со мной дружить! — ответила маленькая гусеница.

— А как тебя зовут? — ласково произнесла Пугги.

— Мугги, — удивлённо сказала та, поднимая глаза на эту большую красивую бабочку.

— Так, послушай меня, Мугги! В своё время и я была точно такой же, как ты! Когда прошло лето и стало холодно, я укрылась в коконе и заснула. А потом проснулась. И вот, видишь, какая я теперь? Ты обязательно будешь такой же красивой! Сможешь так же, как я, летать с цветка на цветок. Но для этого тебе надо побольше есть и расти. Поэтому не плачь, а набирайся сил для долгой зимы, в которую и произойдёт чудесное превращение!

— Я и в самом деле буду такая, как вы? — утирая слёзы, спросила Мугги.

— Ну конечно, конечно! — ответила Пугги и полетела дальше.

А маленькая гусеница всё лето помнила слова бабочки и ждала, когда наступит её время. Но это уже другая история...

Евгений Пермяк «Две пословицы»

Бережливым мальчиком Костя рос. Даст ему мать пятачок или даже копеечку, Костя обязательно положит денежку в копилочку. А его дружок Федя — наоборот. Как только появится у него пятак или гривенник, обязательно чего-нибудь да купит. То зерна голубям, то корму рыбам, то собакам «собачьей радости» — колбасы.

Как-то случилась в большом селе ярмарка. Костя выгреб из своей копилочки пригоршню медяков и решил разных разностей накупить да семиголосую гармошечку. А Федя дома остался. Что ему на ярмарке без денег делать? Только глазеть.

Шёл Костя на ярмарку лесом, шёл да заблудился. Вдруг видит — голубь летит. А голуби всюду летают, все дороги знают.

— Покажи мне, голубь, дорогу! — просит Костя. — Я тебе денежку дам.

Голубь на это отвечает:

— Зачем мне твоя денежка? У меня кармана нет. И кто ты такой, чтобы я тебе дорогу показывал?

— А я Федин товарищ, — отвечает Костя.

— Тогда другое дело, — говорит голубь. — Покажу. Показал голубь Косте дорогу, и тот дальше пошёл. Идёт — и видит: мост через реку снесло, а как брод найти, не знает. Вдруг смотрит, плотвичка к нему подплывает и говорит:

— Я тебя, Костя, знаю. Ты Федин товарищ. Иди, я тебе брод покажу. — И показала.

Пришёл Костя на ярмарку. А на ярмарке много всяких людей. И хороших, и плохих. Вытащил плохой человек Костины денежки. Заплакал бедняга. Сколько времени копил!

Вдруг подбегает к нему кудлатая собака. Совсем чужая. Незнакомая. Узнала, в чём дело, и говорит Косте:

— Не горюй! Жди меня тут.

А у собак, известно, — нюх хороший. Они всё могут вынюхать и узнать. Любого вора найдут.

Вынюхала собака, у кого Костины деньги, отобрала их да Косте принесла. Принесла их Косте и кое-что ему на ухо шепнула.

Накупил Костя разных разностей, орехов- сладостей и семиголосую гармошечку. Идёт Костя домой и всех угощает разными разностями, орехами- сладостями. И птиц, и рыб, и собак.

Пришёл Костя к себе в деревню, нашёл Федю и подаёт ему семиголосую гармошечку:

— Вот тебе, мой хороший товарищ, подарочек!

Тот глазам не верит:

— Да что с тобой случилось, Костя? Какой ты добрый стал!

— Теперь я всегда таким буду, — говорит Костя и товарища обнимает.

Ничего не понимает Федя, что с Костей произошло. Не знал Федя, что собака на ярмарке Косте на ухо шепнула.

А шепнула она ему две пословицы:

«Не имей сто рублей, а имей сто друзей».

«Бережливым быть хорошо, а добрым лучше».

Валентина Осеева «Сыновья»

Две женщины брали воду из колодца. Подошла к ним третья. И старенький старичок на камушек отдохнуть присел.

Вот говорит одна женщина другой:

— Мой сынок ловок да силён, никто с ним не сладит. — А мой поёт, как соловей. Ни у кого голоса такого нет, — говорит другая.

А третья молчит.

— Что же ты про своего сына не скажешь? — спрашивают её соседки.

— Что ж сказать? — говорит женщина. — Ничего в нём особенного нету.

Вот набрали женщины полные вёдра и пошли. А старичок — за ними. Идут женщины, останавливаются. Болят руки, плещется вода, ломит спину.

Вдруг навстречу три мальчика выбегают. Один через голову кувыркается, колесом ходит — любуются им женщины. Другой песню поёт, соловьём заливается — заслушались его женщины. А третий к матери подбежал, взял у неё вёдра тяжёлые и потащил их. Спрашивают женщины старичка:

— Ну что? Каковы наши сыновья?

— А где же они? — отвечает старик. — Я только одного сына вижу!

Неонилла Антипова-Татур «Булавочка»

На фабрике для производства швейных принадлежностей родилась маленькая булавочка. «Ах, как бы я хотела, чтобы меня сделали такой красивой, что я только украшала бы собой подушечку для иголок, а не работала!» — подумала она, чуть только появилась на свет. Тут руки мастера подхватили её и приклеили на её головку маленькую жемчужную бусинку. Потом булавочку отправили в магазин, где положили на прилавок, среди множества других вещей.

Одна молоденькая бедная швея как-то зашла в этот магазин купить ниток. Но тут она увидела булавочку и воскликнула: «Ах, какая прелесть!» И достав последние деньги, купила её. Дома она воткнула булавочку в подушечку с иголками и вздохнула: «Она такая красивая, что я не буду ею работать», — а затем села за шитьё.

«Всё, как я мечтала! — улыбалась про себя маленькая Жемчужинка, так она сама себя назвала. — Теперь моя хозяйка будет смотреть на меня и восхищаться!»

Но у портнихи было так много работы, что она шила, не подымая головы. И только её пальцы скользили по подушечке, выхватывая то иголку, то булавку. Но они никогда не притрагивались к маленькой красавице.

И вскоре Жемчужинке стало очень грустно. Она с волнением наблюдала, как её сестрички работают и напевают весёлую песенку, как им радостно помогать такой трудолюбивой и аккуратной швее. Жемчужинка высовывалась из подушечки из всех сил и норовила попасть в руку швее, когда та вынимала очередную булавку. Но девушка не замечала, что Жемчужинка просит взять её в работу, и возвращала её на место.

Однажды маленькая булавочка так высунулась, что не удержавшись упала на пол. Её красивая жемчужная бусинка раскололась пополам. И она превратилась в самую обычную булавку.

— Ах, какая досада! — воскликнула портниха. — Но ничего не поделаешь, — и она воткнула булавку в платье.

— Как жаль! Как жаль! Ты была такая красивая! — вздохнули её сестрички.

— И абсолютно бесполезная! — ответила маленькая булавочка. — Мне было так грустно в одиночестве и без работы! И я поняла, что быть красивой — не значит сидеть сложа руки и улыбаться себе самой! Быть красивой — значит приносить пользу другим!

— Хорошо, что ты это осознала, — сказала старая иголка, делая стежок. — Надо не только быть красивой, но, прежде всего, — создавать красоту!

Так и зажила маленькая булавочка. С её помощью и помощью её сестричек швея шила такие красивые платья, что глаз нельзя было отвести! Теперь её руки не обходили стороной Жемчужинку, и она была очень счастлива.

Неонилла Антипова-Татур «Темнота»

Мама и папа стояли в коридоре, натягивая шапки и застёгивая пальто, а маленький Игорёк вертелся под ногами, заглядывал им в лицо и дёргал за пуговицы и рукава.

— Ну, что ещё? — спросила мама, поворачиваясь к зеркалу.

— А вы скоро придёте? — заныл сын.

— Ты уже спрашивал! — ответил отец.

Мальчик повернулся вокруг себя, поставил ногу за ногу и уставился в потолок:

— А мне никак нельзя пойти с вами?

— Мы уже говорили об этом, — ответила мама и взялась за дверную ручку. — Веди себя хорошо!

И они ушли. Игорёк побродил по коридору и зашёл в комнату.

Окно было закрыто занавеской, но ему и не хотелось смотреть на улицу. Что там может быть интересного, если унылый осенний дождь идёт уже три дня подряд?

Мальчик забрался с ногами в папино кресло, включил настольную лампу и принялся рассматривать книгу с картинками. Книга была интересная. Рыцарь на белом коне стоял у каменной башни, в которой томилась принцесса.

— Мы тут тебе кое-что принесли, — сказала мама, улыбаясь.

— На, держи, сынок! Только обещай, что не будешь таскать за хвост и обижать! — произнёс папа, вынимая из-за пазухи маленького чёрного котёнка. — Это девочка.

— Как мы её назовём? — спросила мама.

— Ночка! — ответил сын.

— Ночка?! — удивился папа.

— Но ведь ты так боишься темноты и не любишь ночь!

— А теперь не боюсь! Мы с ней подружились! — ответил мальчик, и ему показалось, что Темнота улыбается из-под кровати и шепчет ему: «Спасибо!»

Рекомендуем посмотреть:

Рассказы для школьников. Рассказы о лете. Похититель собак

Рассказы для школьников. Рассказы, посвященные празднику день смеха, 1 апреля

Рассказы для школьников. Рассказы о лете

Рассказы для школьников. Три ветки мимозы

Рассказы для детей. Рыцари