Собака, которая принесла мне больше всего огорчений, называлась Пиявка. Самое интересное, что имя дали ей за много дней до того, как по-настоящему проявилось её пиявочность. Ей это имя я дал с опережением. Просто за породу. И как оказалось, не зря.
Что же это за порода такая? Это ягдтерьер. Собака, выведенная для охоты на норных, — барсуков, лис. И для охоты на кабанов.
Этих собак обычно держат в сараях: для жизни в семье они мало приспособлены, поскольку совершенно неуправляемы.
Вот что сказано в одной английской книге: «Ягдтерьеры могут служить для доставки утки из воды при охоте. Но, как правило, утку хозяину не отдают».
Почему же я решил завести такую собаку? Потому что из мелких злых собак она была самая недорогая. (В конечном результате, самые недорогие собачки обходятся дороже самых дорогих. У одного моего знакомого ягдтерьер сделал себе нору в перине. А у другого прыгнул с холодильника на люстру и вместе с люстрой грохнулся на пол.)
Просто один автогонщик рассказал мне, что его ягдтерьер Мишка прекрасно охранял его гоночную машину. Ни один угонщик не смел к ней подойти. И вообще, собака у него была любимцем семьи. Это меня и подкупило.
Впоследствии, когда я поговорил с его женой, оказалось, что собака была не такая уж радостная. В молодости она спрыгнула с холодильника на люстру, а в средние годы сделала себе нору из пуховой перины.
Когда мы с моим секретарем Анатолием приехали за ягдтерьерчиком то ли в Люберцы, то ли в Битцу, выяснилось, что собаки живут не в городе, где хозяева, а в соседнем дачном поселке, в сарае.
Поехали в дачный поселок.
В дачном поселке, внутри сарая, была сделана будка, а перед будкой маленький загончик для какашек. Из будки вылетела собака, похожая на большую крысу на тонких ножках, и с рычанием стала грызть сетку загончика.
Вслед за ней высыпали два весёлых щенка, один другого веселее, и стали таскать друг друга за хвост. С одним из этих весельчаков мы и уехали домой.
Сначала собачка была как собачка, слушалась, шла ко мне по призыву и весело носилась по дому.
Потом стало заметно, что она не очень стремится подойти к хозяину. Её надо было долго упрашивать и что-то интересное ей показывать. Она подходила, рассматривала это интересное и быстро уносилась прочь. Иногда её удавалось схватить, но это случалось редко. Движения её были мгновенными.
Однажды, уже много позже, не успели во дворе закрыть калитку. Пиявка тут же выглянула наружу, увидела удаляющегося гражданина и торпедой, никого не спрашивая, полетела к нему Скоренько она цапнула дядю как следует и, довольная, полетела домой. Причем всем своим видом она показывала:
— Вот какая я молодец! Не зря хлеб ем. Несчастный гражданин, хромая, вернулся к нашим воротам и позвонил.
— Я знаю, что ваша собака в хороших руках и ей сделали все прививки. Я не буду скандалить, я просто прошу вас купить мне новые брюки за тысячу рублей.
Мы немедленно выделили ему требуемую сумму Гражданин слегка смягчился:
— Я знаю эту породу. Это охотничьи собаки. На кабана. У нас в деревне две такие собаки быка завалили.
Жаль, что меня не было дома, все переговоры с гражданином вели мои домашние. Я бы все подробно узнал об этом сваленном быке, а так говорю без подробностей.
Если Пиявка ещё раз его укусит, я его подробно расспрошу.
Вместе с Пиявкой у нас жила собака Дира — чёрный терьер. И пока Пиявка была маленькой, она слушалась Диру. Но как только мелкая Пиявка подросла, она как-то незаметно стала главной. Она треплет Диру за ноги, виснет у неё на ушах. Спит на Дире.
Пиявка всегда выбирает более интересную миску и всегда успевает первой схватить кусок хлеба или косточку, которые бросают собакам. А то и оба куска.
Свой террор она довела до того, что Дира как сторожевая собака стала бесполезной. Обе собаки живут в одной большой Дириной будке, хотя у Пиявки есть своя маленькая.
Едва Дира хочет выйти из будки, чтобы облаять гостя, Пиявка вцепляется ей в шерсть, начинает рычать и не выпускает её на работу. Пришлось держать их по разные стороны загона.
Слава Богу, один из наших питомцев, ворон Клавдий, не подчинился Пиявке. Он, наоборот, доводил её до сумасшествия.
Она обычно подбегала к его вольеру и начинала получасовое тявканье. Это её беспрерывное тяв-тяв-тяв... тянулось километрами и часами с небольшими перерывами на набирание воздуха.
Ворон тоже научился лаять. Но он лаял спокойно и важно: «Ав! Ав! Ав-ав!»
Он подходил к краю вольера и клевал Пиявку в нос. Она хотела схватить его за клюв, а он прицельно клевал и клевал её в нос.
Когда ворону давали мясную кость, как деликатес, Пиявка первым делом неслась к ворону и поднимала дикий скандал — как так, почему это кость посмели отдать не Пиявке, а какой-то глупой носастой собаке?
Однажды ворон поразил нас. Вместо того чтобы взлететь на шест в вольере и там спокойно разбираться с костью, он опустился на пол, подошел к сетке, лег на бок на крыло и, взяв кость одной лапой, стал качать её перед носом Пиявки.
Вопль, который подняла Пиявка, был невероятный. Это было длиннющее: «Тяяяяяяяяя... на полкилометра... яяяв!» Мне кажется, Пиявка не умерла от злости только потому, что потеряла сознание.
Трудно было гулять с Пиявкой в парке. Она хотела бежать во все стороны, только не туда, куда хотели идти мы.
Был способ удерживать Пиявку рядом. Это — мячик. Если она видела в ваших руках теннисный мяч, она, как загипнотизированная, смотрела на него. Надо было бросить мяч как можно дальше, и она стрелой бежала за ним. Не успевал мяч упасть на землю, как она хватала его зубами и неслась к вам.
Мяч можно было бросать двадцать раз, пятьдесят, сто. И она бегала за ним двадцать, пятьдесят, сто раз.
В конце концов отсыхала рука, и при последней подаче мяча надо было срочно хватать Пиявку и запихивать её в ошейник. Иначе она скрывалась на неведомых дорожках парка с непредсказуемыми последствиями...
Нет комментариев. Ваш будет первым!