Астрид Линдгрен «Расмус, Понтус и Растяпа»
Астрид Линдгрен «Расмус, Понтус и Растяпа»
Глава из книги
Воскресенье... Вот молодец, кто его выдумал! А это было лучшее в мире воскресное утро. Растяпа безмятежно спал рядом, уткнувшись мордой в голое плечо Расмуса, точно никогда и не попадал в лапы воров. Расмус погладил тёмную шёрстку и пробормотал:
— Тяпочка, я тебя так люблю...
Растяпа вздрогнул, проснулся и вопросительно посмотрел на хозяина.
— Нет уж, ты сегодня уже гулял! В пять утра, ты разве забыл?
Расмус посмотрел на часы. Двенадцать! Ёлки-палки, это уже не воскресное утро, а самый что ни на есть воскресный полдень, скоро пора идти на праздник весны.
С кухни доносился слабый запах поджаренной ветчины, и Расмус спрашивал себя, чего ему больше хочется: поваляться в постели с Растяпой или встать и позавтракать. Тут он услышал, как кто-то приоткрывает дверь.
— Да, уже проснулся, — сказала мама.
И они все вошли к нему — мама, папа и Приккен. Мама несла на подносе завтрак.
Расмус встревожился:
— Я что, заболел?
Мама вечно начинала беспокоиться и подозревать простуду задолго до того, как её чувствовали сами домочадцы, и приходилось, хочешь не хочешь, ложиться в постель. И наоборот, когда в школе обещали зачёт по географии или ещё какие-нибудь контрольные, и несчастный человек лежал в кровати и чувствовал себя совершенно больным, она только командовала:
— А ну, без глупостей! Надевай брюки!
Но на этот раз мама просто поставила поднос ему на кровать, и даже не сказала, что Растяпа должен спать в своей корзинке, а только засмеялась:
— Нет, не заболел. Но папа говорит, что яичницу с ветчиной ты без сомнения заслужил.
Папа развернул свежий номер «Новостей Вэстанвика»:
— Почитай-ка, Расмус, тогда узнаешь...
— Объявление вышло? —живо поинтересовался Расмус.
Папа кивнул:
— И объявление, конечно, но...
Приккен схватила Растяпу и начала тискать его, приговаривая:
— Тяпочка, подумать только, ты вернулся домой...
Расмус не протестовал. Это, конечно, была его собака, но
Приккен ведь спала в пять часов утра, когда они с Растяпой вернулись домой, так пусть уж она побудет с ним немножко.
Мама, конечно, ждала их и так обрадовалась Растяпе, что даже прослезилась. А потом она ещё немножко поплакала, представив, как Расмус помогал ловить воров.
Но теперь она уже не плакала, только подала ему яичницу с ветчиной и свежими французскими булочками, вот вкуснота! Расмус с аппетитом принялся за еду, а папа сел возле кровати и раскрыл газету.
— Вот слушай, — сказал он.
— Да я же помню наизусть, — ответил Расмус с набитым ртом. — «Убежала маленькая короткошёрстная такса»...
— Глупый, — ответил папа и прочёл: — «Последние новости. Серебро найдено. Неоценимый вклад ОАО "Объединённый утиль"».
Расмус округлил глаза.
— Вот из-за этой новости газета вышла на пять часов позже, — добавила мама.
Приккен с уважением посмотрела на брата.
— Если ещё не понял, ты теперь герой. И Понтус тоже.
— Пф-ф, — выдохнул Расмус. Хорошо хоть никто, кроме них с Понтусом, не подозревал, из-за чего они стали героями. Даже папа и старший комиссар ничего не знали о «Союзе спасения жертв несчастной любви» и считали, будто ребята залезли к фон Ренкенам,только чтобы проследить за Эрнстом и Альфредо. А то, если бы в газете написали про список использованных вещей, Приккен бы вряд ли обрадовалась!
— Но я всё-таки хотела узнать, — сказала мама строго, — скажи-ка, мальчик мой, что вы делали на улице в четверг ночью?
Ну вот и началось, подумал Расмус. Он набил рот ветчиной, чтобы было время подумать, а потом посмотрел на маму невинными синими глазами:
— Помнишь, ты говорила, что в такие светлые майские и июньские ночи вообще не стоит спать?
Мама засмеялась.
— Но я не имела в виду маленьких мальчиков!
— Да какая разница, — вступился папа.— Когда я был маленьким, я тоже носился по ночами вокруг вигвамов неприятеля.
— А я нет! — сказала мама.
— Вот поэтому ты никогда и не ловила воров, — парировал папа.
Оставшись один, Расмус доел завтрак и с толком, с расстановкой стал читать про себя и Понтуса. «Страховая компания барона фон Ренкена, вероятно, наградит обоих мальчиков», — было написано в газете. Ёлки-палки, ну какую награду может придумать страховая компания? Застраховать утиль? Куда лучше награда, которую пообещал папа. Мороженого до отвала на празднике весны!
Он прочитал и объявление тоже, и порадовался, что маленькая короткошёрстная такса уже нашлась.
— Слышишь, Тяпа, про тебя тоже написали в газете... И даже в двух местах! Ты знаешь, что ты герой?
Растяпа гавкнул. Видимо, он знал.
Расмус выпрыгнул из постели. Он как следует умылся и даже добросовестно причесался, как обещал Альфредо, а потом натянул футболку с джинсами и пошёл на кухню.
— Ну нет, — сказала мама, — в таком виде ты на праздник не пойдёшь. Надень фланелевый костюм!
Расмус всерьёз обиделся. Значит, зря он так умывался и причёсывался. Никто даже не заметил, только придираются, как он одет!
— Если для праздника надо специально одеваться, я остаюсь дома, —с досадой сообщил он.
Мама кивнула.
— Ах вот как. Ну, оставайся.
Расмус с обидой взглянул на неё:
— И умывался я напрасно.
— А что, ты в кои-то веки умылся как следует?
— И даже коленки помыл, — мрачно сообщил Расмус.
Мама притянула его к себе и погладила по мокрым волосам:
— А ты ведь и вправду причесался... Ты что, сам додумался? Выходит, ты у меня уже совсем большой?
Нет, он не сам додумался, ему это ни к чему... Просто все вокруг, похоже, помешались на его умывании и причёсывании, раз уж даже воры об этом говорят.
— А видел, какая красавица у нас Приккен? — спросил папа.
— Ну, девчонки — другое дело, — ответил Расмус.
— Разве? — спросила Приккен.
Она встала перед Расмусом и покрутилась в разные стороны. На ней было что-то в ярко-розовую клетку, а юбка развевалась вовсю. Расмус подумал, что Приккен выглядит очень мило. Но девчонкам ведь и самим нравятся эти кру- жавчики!
Впрочем, Приккен не очень-то радовалась.
— Выше нос, Приккен, — подбодрил её папа. — На празднике все должны радоваться и цвести, словно розы.
Приккен встала перед маленьким маминым зеркалом в кухне, посмотрела на своё печальное отражение и скорчила гримасу:
— Роза с веснушками, — усмехнулась она.
Приккен каждую весну поднимала шум из-за своих веснушек. У Расмуса тоже были веснушки — ну и что? Они разве мешают? Мама была с ним согласна.
— А знаешь, Приккен, веснушки — это ведь очень славно, — сказала она.
Приккен снова скривилась:
— Ну да, веснушки — это всегда славно... Если они на чужом носу. — И заторопилась. — Я пойду пораньше, нам надо ещё порепетировать!
— Ну гак что? — уточнил Расмус после того, как Приккен ушла. — Джинсы сойдут?
Папа просительно взглянул на маму:
— Ну пусть он пойдёт в них... В качестве вознаграждения.
Расмус тоже просительно посмотрел на маму:
— Можно?
Мама снова погладила его по гладкой голове.
— В награду за честное и усердное несение службы... освобождается от фланелевого костюма на празднике весны!
— Красиво сказано, — заметил Расмус. — И задумался: — А кто у нас в доме главный — мама?
— Ошибаешься, — воскликнул папа. — Это раньше мама была главная...
— А сейчас?
— А сейчас Приккен уже такая большая, что у нас коалиционное правительство.
Но мама засмеялась:
— Ах, кто у нас главный, так это папа. И сейчас он скомандует, что нам пора собираться и выходить!
Тут Растяпа залаял, чтобы о нём вспомнили, и Расмус заявил с воодушевлением:
— Я тоже хочу кое-что скомандовать! Я скомандую, что Растяпа пойдёт с нами!
Растяпа громко гавкнул. Он считал, что фраза «Растяпа пойдёт с нами» должна звучать в этом доме гораздо чаще!
— Пожалуй, — согласилась мама. — Только обязательно на поводке!
Растяпа снова гавкнул, и это означало, что слово «поводок», наоборот, стоит забыть навсегда.
Тут он залаял ещё громче, потому что в дверь постучали, и вошёл Понтус — весёлый, краснощёкий и в джинсах!
Расмус бросился к нему и начал толкать в бок — просто потому что был очень рад Понтусу и его джинсам, и тому, что сам он к приходу Понтуса оказался одет по-человечески, и тому, что Растяпа вернулся, и ещё много чему, всего и не припомнить.
— А видел, что про нас написали в газете? —живо спросил Понтус.
Расмус кивнул.
Они стояли в кухне у двери и думали обо всех удивительных событиях, которые пережили. Только прочитав об этом в газете, они поняли, что это было настоящее приключение, и теперь переглядывались с хитрым и довольным видом. И молчали. Расмус сунул руки в карманы и слегка потянулся:
— Ну, теперь Стиг успокоится на пару дней.
И они пошли на праздник.
Каждый год в последнее воскресенье мая вэстанвикская школа праздновала в городском парке день весны. На флагштоках торжественно развевались жёлто-синие флаги, в цветущей долине выступал школьный хор, а директор произносил прекрасные слова о молодости и весне. «Как ты прекрасна, молодость!» — говорил он проникновенным голосом, а вэстанвикские мамы и папы каждый год согласно кивали. Молодость ведь всегда прекрасна, только молодёжь что ни год новая. Директор ещё раз заверил: «Ах, молодость, ты так прекрасна!», и все мамы и папы поискали глазами собственных сыновей и дочек. И оказалось, например, что дочка сидит на сцене, в накрахмаленном клетчатом платье, хорошенькая, только очень печальная, а счастливый и беззаботный сын, посасывая мороженое, носится поблизости, но всё-таки не настолько близко, чтобы слушать, о чём там говорит директор... Мама улыбнулась про себя. Какой чудесный возраст — одиннадцать лет!
Расмус был с ней полностью согласен.
— Пошли опять за мороженым, — сказал он Понтусу. — И Растяпе купим, он заслужил.
— Я уже два съел, — заметил Понтус.
— Ну, это только начало!
Директор уже закончил речь, и началось выступление ансамбля «Синг-Сонг». Светило солнце, цвела сирень... Уже завтра или послезавтра она отцветёт — но сегодня её аромат разносится по всему городскому парку.
Растяпа нетерпеливо рвался с поводка. Подумаешь, «Синг-Сонг»! Но Расмус с Понтусом всё-таки хотели и посмотреть и послушать.
— А ничего играют!
— Ничего, — согласился Понтус. — А заметил, как Юаким таращится на Приккен? Кстати, что она сказала про фотографию?
Расмус застыл, как громом поражённый:
— Я же забыл про фотографию, вот дурак! Елки-палки, надо было отдать её с утра, как только я вернулся!
— Ясное дело, — сказал Понтус. — Ну так что, за мороженым?
— Пошли.
Расмус позволил Растяпе тащить его куда вздумается, и одновременно они с Понтусом высматривали поблизости киоск с мороженым. И налетели в сутолоке на господина Фрёберга! Он шёл навстречу в шикарном весеннем костюме, с тросточкой. В школе он был совсем не такой.
— Да это же Расмус Перссон! — воскликнул он. — И братец Понтус! Герои дня, как уверяет сегодняшняя газета. Он шутливо нацепил рукоятку тросточки на шею Понтусу:
—Да уж, считать ни один из вас не умеет. Но можно быть дельным человеком и без этого! Разрешите предложить вам мороженое?
— Спасибо, господин Фрёберг!
Они вежливо кивнули, переглядываясь тайком. Ну надо же, то от взрослых не дождёшься даже самого крошечного вафельного стаканчика, а сегодня, когда папа и так пообещал мороженого сколько влезет, вдруг появляется господин Фрёберг и предлагает им ещё!
Господин Фрёберг выдал каждому по полкроны и пошёл дальше, помахивая тросточкой:
— Счастливо, Расмус Перссон! Счастливо, братец Понтус!
Когда они до отвала наелись мороженого и уже немножко приустали, а праздник близился к концу, Расмус и Понтус отошли в сторонку и уселись на лужайке.
— Я тебя отпущу, если обещаешь не убегать, — сказал
Расмус Растяпе и спустил его с поводка.
Растяпа, кажется, обещал. Он деловито обнюхивал кусты, выражая искреннюю заинтересованность. Но вдруг он заметил поблизости кое-что гораздо более интересное. Возле эстрады мелькнула Тэсса, и Растяпа понёсся туда со всех ног, точнее, со всех своих коротеньких лап.
— Растяпа, а ну назад! — возмутился Расмус.
Растяпа прибавил скорости. Он невозмутимо удирал и прочь, когда вдруг сильная рука ухватила его за шкирку и бесцеремонно подтащила обратно к Расмусу. Тот бросил сердитый взгляд — но не на Растяпу, а на нахального хозяина руки.
—Наконец-то я вас нашёл, — радостно сказал Юаким. — Здравствуйте, ОАО «Объединённый утиль»! Если бы вы только знали, как был счастлив папа!
— Замечательно, — мрачно сказал Расмус.
— Он обязательно поблагодарит вас сам, — заверил Юаким, — А пока давайте-ка я куплю вам мороженого.
Понтус хихикнул.
— Спасибо, — сурово ответил Расмус. — Нам уже купили мороженого.
Юаким засмеялся:
— Вот как? Но всё-таки спасибо вам. Если бы вы знали, как был счастлив папа!
Расмус снова сердито поднял глаза:
— Это мы уже слышали. Хорошо, если бы все были так же счастливы!
— Ты о чём? — удивился Юаким. — Разве здесь кто-то грустит?
— А тебе какая разница? — отрезал Расмус. — Но если хочешь знать, она не хотела, чтобы Ян её целовал, и сопротивлялась!
Сказав это, Расмус вдруг подумал, а что, если Приккен, как госпожа Энокссон, которую они переводили через дорогу: сначала хотела, а уж потом начала сопротивляться?
Юаким изумлённо посмотрел на них:
— Устами младенцев... Может, вы всё-таки хотите по мороженому?
— Нет уж, спасибо, — сказал Расмус. — Топай к своим «использованным вещам»!
И Юаким ушёл.
— Он пошёл на вал, —заметил Понтус.
Городской парк находился на возвышении, на валу росли шишковатые тенистые дубы. Под дубами стояли две скамеечки, и оттуда открывался вид на весь Вэстанвик: и на старую ратушу, и на церковь, и на любимую школу. В это время года на валу было особенно красиво, и ничего удивительного в том, что Юаким пошёл туда.
— Приккен тоже только что пошла туда, — сообщил Понтус.
Расмус посмотрел на него долгим испытующим взглядом, а потом прицепил Растяпу к поводку.
— А что, если и нам пойти полюбоваться пейзажем? Тыщу лет не был на валу!
Вообще-то раньше Расмус никогда не горел желанием но именно сейчас ему вдруг любоваться пейзажем — но именно сейчас ему вдруг этого захотелось.
Нет, они не стали неожиданно выскакивать из-за кустов и подходить близко. Издалека было видно, что обе скамеечки под дубами заняты. Оставалось только устроиться поудобнее за деревьями и подождать, пока освободится место.
На одной скамейке сидела особа в накрахмаленном клетчатом платье, на другой —некий молодой человек в светлосером фланелевом костюме, и оба они с поразительным упорством любовались пейзажем. Конечно, Вэстанвик в цветущих яблонях и сирени дивно хорош, но всё-таки не настолько, чтобы не отрывать глаз целую вечность! Можно, пожалуй, чуть-чуть повернуть голову и посмотреть, кто сидит на соседней скамеечке. Но двое упрямцев, кажется, совершенно этого не понимали.
— Угадай, что у меня есть, — шепнул Расмус, вынимая из кармана фотографию. Она так помялась и истёрлась, что едва можно было разобрать, кто на ней изображён, но подпись ещё читалась, и они вместе прочли: «Ты — навсегда!»
— Похоже, он не соврал, — заметил Понтус и посмотрел Расмусу в глаза. Расмус кивнул:
— Подержи Растяпу. Я сейчас.
Как переменчива жизнь в одиннадцать лет! Вчера ты был совладельцем ОАО «Объединённый утиль», сегодня состоишь в «Союзе спасения жертв несчастной любви»... Сейчас под дубами притаился, если вы ещё не догадались, не «Объединённый утиль», а «Союз спасения», и один из его представителей только что тихо и незаметно подбросил фотографию на скамеечку рядом с Приккен. И теперь настала очередь Расмуса с Понтусом — и даже Растяпы— любоваться окрестностями. Правда, Вэстанвик им был виден так себе, зато скамеечки, Приккен и Юаким оказались прямо перед глазами. И Приккен только что положила руку Юакиму на плечо.
«Союз спасения» мог быть доволен. И он был доволен.
Правда, Понтуса очень пугала мысль, что в один прекрасный день он потеряет разум, точь-в-точь как эти двое на скамеечке. И что тогда? Он с беспокойством покачал головой:
— А если и мы когда-нибудь вот так?..
Но Расмус его успокоил. Расмус был абсолютно уверен:
— Мы? Никогда!
Рекомендуем посмотреть:
Нет комментариев. Ваш будет первым!