Богданов «Талисман»
Николай Богданов «Талисман»
Удивительное дело — все летчики, как правило, попав под обстрел, стараются вывести самолет из-под огня, а этот летит себе прямиком в сплошных облачках разрывов. Пройдет раз благополучно, возвратится и еще раз идет под огнем, точно по ниточке, не дрогнув, не свернув в сторону. Бывало, пехотинцы обеих сторон, задрав кверху головы, следили за судьбой бесстрашного летчика.
Даже гадали: «Собьют, не собьют».
Немногие тогда знали, что в воздухе был знаменитый воздушный разведчик лейтенант Плотник. Вот уж действительно обладал выдержкой человек — не каждому дано точно вывести машину на намеченный для фотографирования и ревниво оберегаемый противником объект. Снимки, привозимые экипажем Плотника, никогда не бывали холостыми; каждый раз на пленке обнаруживались то змеи автоколонн, то пауки скрытых аэродромов, то скорпионы огневых точек. Особенно он любил фотографировать их дважды — «до» и «после»: до того, как накрыла наша авиация, и после бомбовой и штурмовой обработки.
У него был даже альбом, подаренный дешифшистском на память о выслеженном им фашистском зверье. На больших снимках можно было полюбоваться и скорпионами, раздавленными до того, как они успели ужалить, и удавами танковых колонн, разбитыми до того, как успели развернуться, и пауками аэродромов, приколотыми темными кнопками разрывов. Как мухи с оторванными крыльями, просматривались в паутине взлетных дорожек разбитые самолеты. Но однажды между ним и дешифровщиками возникла тяжба.
Лейтенант доложил:
— Нашел действующий аэродром!
Дешифровщики рассмеялись:
— Давно выведенный из строя, заброшенный, как старое решето! — и показывали воронки на взлетных дорожках, свалку старых побитых машин на краю, у самого леса. Некоторые самолеты с поломанными плоскостями и отбитыми хвостами так и торчали посреди летного поля, где их застала бомбежка. Какой же это действующий аэродром?
Но Плотник был упрям. Еще и еще привозил он снимки разбитого аэродрома и требовал рассмотреть точней. Здесь разгадка! Иначе почему же истребители противника встречают его на подходах к этому «заброшенному»? Почему внезапно дают букет огня скрытые в лесу зенитки, надеясь сбить?
И вообще, где приземляются самолеты, снабжающие по воздуху окруженную в лесах и снегах зарвавшуюся группировку вражеских войск?
Чутье не обмануло Плотника. Однажды он явился на спорный объект перед вечером и сфотографировал его при косых лучах заходящего солнца.
И что же — у многих бесхвостых и бескрылых самолетов тени не совпали с очертаниями.
Тени поврежденных машин, брошенных в беспорядке на летном поле, имели нормальные крылья, хвосты. А воронки — те совсем не имели тени, хотя у каждой ямы западный край при заходе солнца должен отбросить темную полосу.
Ларчик открывался просто: воронки на взлетных дорожках немцы изобразили при помощи сажи, а увечья самолетов — при помощи белых холстов, закрывающих то часть крыла, то хвост.
Сконфуженные дешифровщики спешно доложили командованию результат, и внезапный налет наших бомбардировщиков быстро сравнял разницу между предметами и их тенями.
— Везет вам, Плотник, — говорили лаборанты, — просто везет!
— Ой, не сглазьте! — шутливо пугались лаборантки за своего любимца, веселого лейтенанта.
— А я «глаза» не боюсь, у меня же талисман есть! — отшучивался он.
— А ну какой, покажите, дайте посмотреть, Плотник!
— Черный кот? Обезьянка? Кукла?
Летчик вытаскивал из кармана часы. Большие, луковичные, с массивными золотыми крышками.
Девушки-сержанты с любопытством брали в руки талисман и рассматривали какую-то картинку и надписи на золоте.
— Да это же именные, вот на них — ваша фамилия. «Лейтенанту Плотнику за чудесное спасение вороны!»
Насладившись девичьим смехом, лейтенант отбирал часы и, взвешивая их на руке, говорил:
— Единственные в мире... Не каждому доводится такое.
— Ну расскажите, Плотник, расскажите!
— История эта случилась перед большими летными маневрами. Я вывозил на тренировку парашютистов. Сбросил очередную партию, смотрю — один за мной тащится. Раскрыл парашют раньше времени и зацепился стропами за хвостовое оперение самолета.
Указал на него штурману. Стали отцеплять. И так и сяк — ничего не выходит. А парашютист подтянулся к самому костылю, завернул стропу вокруг стойки и катается себе, как на карусели, — ловко устроился. Кружились мы до последней капли бензина. Пора садиться.
Смотрю на него и думаю: «Ах ты ворона несчастная, ведь тебе жизни осталось две минуты, тебя же костылем пришибет!»
Штурман спустил ему ножик на бечевке: режь, мол, стропы, у тебя же запасной парашют. Он поймал ножик и сунул в карман.
Никогда в жизни я так не сердился. Решил идти на посадку, смотрю — народу полон аэродром, все смотрят на нашу «ворону». Знаю, что среди командиров сам Ворошилов. «Неужели же, — думаю, — на глазах у всех убивать человека? Неудобно». И тут я выкинул фокус.
У границ нашего аэродрома накануне канавокопатель вытянул большую траншею для водопровода, вот я на нее и пошел. И так точно прицелился вдоль траншеи, что при посадке костыль повис над канавой.
Правда, я смял хвостовое оперение, но мой пассажир уцелел. Его крепко ударило, протащило по канаве так, что на стенках остались рукава пиджака и куски брюк. Он выскочил из-под хвоста и озирается.
Мы подбежали, ощупываем его.
— Жив, здоров? Как себя чувствуешь, парень?
Командиры бегут со всех сторон.
А он поглядел на себя, — боже мой, что за вид, как будто собаки рвали. Как выпучит глаза да как крикнет:
— Вы мне ответите за порчу казенного имущества!
Тут и меня зло взяло, схватил его, указываю на помятый хвост и тоже кричу:
— Это ты ответишь за порчу казенного имущества! Зачем на хвосте катался? Кто ты такой, что за птица?
А он мне в ответ:
— Я Ворона!
— Так и знал, что ты ворона!
— У меня и отец был Ворона, и дед был Ворона! А ты людей хвостом цепляешь, ты мазила, а не летчик!
Вот какой попался...
Все хохочут, а Плотник с невозмутимым видом снова дает разглядывать картинку на одной из крышек. Искусный гравер изобразил на ней самолет в небе с Вороной на хвосте и сценку между Вороной и летчиком на земле.
— Кто же подарил эти часы?
Плотник таинственно опускал глаза.
— Командир отряда?
— Нет, товарищи, забирайте выше.
— Командующий воздушными силами?
Плотник качал головой.
— Может, ты сам себе их подарил да разрисовал? — шутили дешифровщики, люди скептические.
— Ворошилов! Ворошилов! — с восторгом догадывались лаборантки. И не верили, принимая за очередную шутку.
Отношение женского состава фотолаборатории к экипажу Плотника раз и навсегда установилось шутливое.
Ни самого веселого лейтенанта, ни его штурмана Сапожникова, забавного толстячка, ни стрелка-радиста, вихрастого сержанта, под фамилией Швец, — никто не принимал всерьез, как настоящих вояк. Это ведь не истребители, которые рискуют жизнью, сбивая самолет за самолетом, а воздушные фотографы. Нащелкают кучу снимков с высоты пяти тысяч метров и как завалят фотолабораторию, так и возись весь день, а чаще — всю ночь. Проявляй, расшифровывай, и все срочно, срочно.
Но девушки все прощали докучливым поставщикам больших рулонов необработанной пленки за их веселый нрав.
Плотник великолепно играл на баяне, Швец неподражаемо плясал и был неутомим в танцах, а Сапожников... О, Сапожников писал стихи. Кроме того, на всех вечерах самодеятельности они неизменно выступали как трио юмористов.
Номер назывался: «За совмещение специальностей и полную взаимозаменяемость в полете».
Друзья понимали друг друга с полуслова и даже без слов, по взгляду, по жесту, по кивку головы.
Познакомились три друга еще до войны.
Как-то раз, зайдя в полковую пошивочную, лейтенант Плотник заметил портновского подмастерья, сидящего на подоконнике. В руках у него была недошитая гимнастерка. Портной наблюдал, как виражили, пикировали и штопорили серебристые птицы. Он ничего не замечал в мастерской, отдав все внимание небу. Когда какой-нибудь самолет давал свечу, забираясь в небесные выси, портной склонял голову набок, по-птичьи, и застывал, приоткрыв рот.
— Что, в небо хочется? — спросил Плотник.
Портной вздрогнул и опустил глаза, словно
пойманный на чем-то запретном.
— Да, скучная профессия — шить, то же, что быть парикмахером: ты людей бреешь — они обрастают, ты их бреешь — они снова обрастают.
Портной улыбнулся, затем вздохнул:
— Вот так и жизнь может пройти без особого результата, у меня ведь и фамилия-то Швец!
Плотнику стало жалко парня.
Он любил открывать в людях неожиданные способности. И через некоторое время при содействии Плотника портной стал учиться на воздушного стрелка-радиста.
Больше всех радовался успехам новичка его шеф.
Когда привозили конус, изрешеченный пулеметами воздушного стрелка-радиста, Плотник хлопал перчаткой о перчатку и говорил:
Видали, как отделал? Узнаю Швеца: прошил, прострочил, лучше некуда!
В начале войны лейтенант смело включил Швеца в свой экипаж.
Зимой авиачасть срочно перебросилась на север.
Здесь войскам предстояло взломать сильно укрепленный оборонительный пояс врага на подступах к Ленинграду.
Комсомольскому экипажу доверили разведать мост, по которому шло снабжение предмостного укрепления, небольшого, но очень мешающего переправам плацдарма, захваченного противником на нашем берегу реки.
Несколько раз мост этот объявляли разрушенным бомбежкой, но каждый раз при штурме плацдарма с того берега появлялись бронепоезда и гасили наступательный порыв пехоты, срывая результаты артиллерийской подготовки.
Плотник слетал на объект и подивился простоте задания.
Мост, видимый простым глазом, стоял целехонек. Его металлические фермы четко выделялись на фоне ледяного покрова реки, усеянного воронками.
Безукоризненный снимок, мастерски сделанный с разных подходов, не требовал и расшифровки.
— Разнесем в пух! — сказал авиационный представитель в штабе наземных войск. — Только дайте приказ, когда отбомбить.
И в ответ на скептические замечания добавил:
— Не сомневайтесь, если объект вскрыт экипажем Плотника, считайте его в кармане! Это наш лучший воздушный разведчик. Да вот, полюбуйтесь! — и положил перед генералами несколько фотографий, еще влажных.
Генералы полюбовались и приказали:
— Разбомбить сразу после артподготовки, чтоб не успели восстановить к моменту атаки. Очевидно, весь секрет в быстрой ликвидации повреждений. Наверное, где-нибудь в лесу прячут готовые фермы.
Мост нарочно оставили целым, чтобы создать у противника иллюзию, что в момент нашего наступления он легко может перебросить к крепости резервы и бронепоезда, скрывающиеся в туннелях по ту сторону реки.
На рассвете должны были заговорить орудия, а потом пойти пехота.
Полк бомбардировщиков вылетел сразу после артподготовки и точно и красиво трижды перекрыл мост, выполняя заходы с залповым бомбометанием по звеньям.
Плотник, фотографируя результаты, ясно разглядел, как бомбы легли поперек моста, черные фермы взлетели вверх и упали на лед.
Возвращаясь, летчики увидели внизу черный Ураган, ломающий лес. Он шел, свиваясь и развиваясь, то рассыпаясь на отдельные смерчи, то бушуя сплошной стеной, вырывая с корнями деревья, круша гранитные скалы.
К небу поднимались тучи ветвей, обломков и, как над всяким вихрем, летели какие-то бумажки.
- Странно, почему наши повторяют артподготовку? — удивился Плотник.
Ему захотелось разглядеть, откуда стреляют наши пушки. Но они были так замаскированы что не увидел.
Длинные языки пламени, казалось, рождались в лесу произвольно, словно какая-то дикая молния. Снег вокруг озарялся багровым отблеском.
— Очевидно, для страховки. За огневым валом пойдет пехота, и плацдарм будет наш, откроется путь на запад...
Но ошибся. Пехота, пошедшая на штурм, замешкалась в глубоком снегу и была отбита появившимися, откуда ни возьмись, бронепоездами. Они могли пройти только через мост.
— Но мы же его обрушили! — утверждал Плотник. — Я видел своими глазами. Бомбы разнесли его в куски! Да вот, смотрите снимки!
На фотографии ярко выделялись черные фермы, сброшенные на лед; быки, расколотые бомбами надвое, словно они были стеклянными, а не из гранита. Около них уже обозначились восстановительные работы, объектив даже успел захватить и фигурки разбегающихся людей.
Фотографии отправили в штаб.
Вскоре Плотника и его штурмана вызвали на командный пункт, прислав за ними открытый вездеход.
Это был путь сквозь ад. Вся дорога разрыта воронками от снарядов. Все кюветы — какое там! — вся лесная просека забита разбитыми грузовиками, противотанковыми пушками и трупами наших солдат. Командный пункт в расчете на успех был вынесен к самому переднему краю, и летчикам, сойдя с машины, пришлось добираться до блиндажа ползком.
— Ну-с, рожденные летать, пришлось поползать? — скептически осмотрев их взмокшие волосы, спросил генерал.
Летчики промолчали.
— Видели результат?
Плотник проглотил слюну. У него пересохло в гортани, он не мог выговорить ни слова. Сапожников осунулся, словно похудел в одно мгновение.
— Ненужные жертвы — результат вашей ошибки. Вы указали бомбардировщикам ложный мост. Попались на туфту, ясно? Вот полюбуйтесь, куда отлетели куски ферм, сделанных из дерева и фанеры и подкрашенных в черный цвет... Разве настоящие, железные, разлетаются, как щепки? И падают на лед, даже не пробив его... А лед здесь, на реке горного типа, совсем не толст, пленка!
Этого воздушные разведчики не знали.
А фермы? Они же сложены из кусков льда. Как только их разбомбят, противник тут же складывает новые, поливает водой, и — готово дело.
Ничего не скажешь — быстрота восстановления!..
Разрешите искупить... — шепотом заговорил Плотник, потерявший голос.
— Не в этом дело! — прервал его генерал.
Вы искупите свою оплошность, если найдете настоящий мост. Как хотите, но обязаны доставить нам точные сведения.
— Доставлю — живым или мертвым! — сказал Плотник. К нему вернулся голос.
Наутро пал туман. К концу дня с востока подул ветерок, и, как только развиднело, Плотник поднял в воздух свою белоснежную машину.
К ложному мосту подошли на бреющем и с глубокого виража рассмотрели свой позор. Да, вот они, «быки», сложенные из кусков льда, от обильной поливки на них — сосульки. Тускло выглядит дерево, покрашенное в черный цвет. На металле остались бы хоть какие-нибудь вмятины после бомбежки, а здесь никаких. Хорошо постарались «восстановители» — мост как новенький...
Но где же настоящий?
Плотник поднял самолет на большую высоту и тщательно, с нескольких заходов сфотографировал подозрительный участок местности, не совпадающий с картой, которой они пользовались.
С карманами, полными шоколада из бортового пайка, явились пилот и штурман в знакомую лабораторию. Очарованные девушки проявили им пленку особенно тщательно. И были немало удивлены, когда офицеры обрадовались, как мальчишки, найдя какой-то холм, не указанный на карте, и ушли такие счастливые, какими их девушки не видали никогда.
На другой день Плотник снова вывел машину на ненавистный ложный мост. Затем круто развернулся и спикировал на стожок сена, торчавший рядом с загадочным холмом, не указанным на старой карте.
Сапожников расхохотался — из стога сена посыпались солдаты.
— Так и есть, — сказал Плотник, выйдя из пике и делая крутой вираж, — мост спрятан под холмом из фанеры, в ложном стогу сена прячется охрана. Сейчас мы спикируем на холм, и зенитки...
Он не ошибся. Сноп зенитного огня вырвался навстречу машине.
— Ага! Наступили на больную мозоль! — крикнул Плотник, проделав противозенитный маневр и уводя машину на новый заход.
Теперь почти не было сомнений, что мост скрывается здесь.
Плотнику хотелось убедиться в этом не только самому, но и убедить других. Он искал признаков, которые бы точней показали, что холм этот — искусственное сооружение из фанеры, окрашенной под снег и умело присыпанной снегом.
День угасал. От деревьев и холмов ложились косые длинные тени.
Воронье, приваженное трупами, потянулось на Ночлег. Птицы летели над рекой, над незамерзающими стремнинами, словно греясь паром, поднимающимся над кипящей водой.
И вдруг Плотник увидел, что, долетев до за. снеженного холма, стая воронья не обогнула его а влетела внутрь и исчезла в холме, как оборотни в страшной сказке.
— Штурман, ты видел? Они ночуют на фермах настоящего моста, закрытых фанерой. Птицы нашли теплое местечко, ясно! — радостно воскликнул Плотник.
Он спикировал прямо к подножию волшебного холма и, вырвав машину из пике, взревел моторами. И, когда перескочил холм, увидел, что с противоположной стороны его выметнулось вспугнутое воронье.
Сомнений быть не может — настоящий мост найден!
Плотник делал заход за заходом. Сапожников с разных направлений фотографировал ложный холм.
— Внимание, истребители! — просигналил Швец.
Фашистские истребители много дней не выдавали своего присутствия, имея одну задачу — оберегать мост. Они давно следили за этим двухмоторным скоростным бомбардировщиком, упрямо утюжившим воздух над рекой. Пока он фотографировал пустые места, они не беспокоились.
Но как только поняли, что бомбардировщик фотографирует холм, скрывающий мост, три истребителя мгновенно взлетели со своего скрытого аэродрома. Три других приготовились к взлету.
Остальное произошло с катастрофической быстротой. Светящиеся пули прочертили небо, впились в облака, погасли в реке. Налетевшие «фоккеры» били снизу, сверху и с боков. Удары пуль по плоскостям, по обшивке фюзеляжа Плотник почти почувствовал своим телом. Заработали пулеметы воздушного стрелка-радиста. Темная бесформенная тень возникла на снегу.
«Один задымил! — догадался Плотник. — Молодец Швец! Прошил-прострочил...»
По бронированной спинке плеснуло тяжело, как водой. «Неужели очередью из крупнокалиберного?» — подумал Плотник. Но тогда Швец погиб? Нет, снова заработала его машинка. Плотник резко развернулся. Промазавший истребитель просвистал мимо, как камень. Швец успел вкатить ему в бок длинную очередь.
— Здорово прострочил! — крикнул в переговорную трубку Плотник, поднимая машину над лесом.
Стрелок не отозвался. Летчик оглянулся.
Истребитель противника врезался в лес, подняв снежную пыль. Дымный след от другого тянулся к тайному аэродрому. Третьего не было видно.
Отбились! — заликовало сердце Плотника* Швец, что с тобой? — крикнул он громче и повернулся на сиденье.
Мгновенно ему обожгло плечо, раздался плеск пуль. Они, как градины, забились по стеклам кабины.
Плотник взял влево, и впервые самолет не послушался его. Он резко накренился и пошел вправо, на дым кипящей реки...
Плотник успел только вытянуть на отлогий берег у самого холма, как раздался удар крыла о землю, каменный вихрь поднялся вместе со снегом, летчик ударился о щиток и потерял сознание. Очнувшись, Плотник увидел пламя и, собрав все силы, выполз из огня, охватившего самолет. Он хотел броситься на помощь к товарищам, но сумел встать только на колени. Ноги не слушались, сломанные в ступнях. Все тело ныло после удара при падении.
— Сапожников! Швец! — крикнул он. — Скорей, сгорите, ребята!
Никто не отозвался, только огонь жадно ворчал, пожирая обломки машины.
Плотник посмотрел пристальней и увидел товарищей; но они уже не видели его.
Швец лежал ничком в стальной турели, убитый в неравном бою в воздухе, при падении его даже не повредило.
Острый кусок скалы, скрытый под снегом, начисто срезал штурманскую кабину. От страшного удара верхнюю половину тела Сапожникова закинуло на крыло самолета.
Черный дым вился под ним, а пламя стелилось низко, не смея коснуться бескровного лица. Плотник не смог ни закричать, ни заплакать. Он только склонил голову.
И вдруг услышал величественный шум реки, прежде заглушаемый моторами. На коленях он пополз к ней. Ноги не слушались, он не мог вздохнуть полной грудью, разбитой при падении; хотелось упасть на снег и не вставать. Но воля звала к шумящей реке, словно к жизни.
Казалось, дотащиться до нее — главное.
И вот он у реки. Летчик осмотрел местность.
Фанерный холм оставил над рекой темную щель, в которую, ища теплого ночлега, снова слетались птицы. В стогах, скрывавших охрану моста, открылись двери. Люди с оружием выбежали из них и устремились к горящему самолету.
Плотник смерил расстояние от себя до них, затем снова взглянул на реку. Она рядом — до людей еще далеко.
Тогда, остановившись у самого края берега, спиной к воде, он быстро вытащил из кармана большие золотые часы. Судорожно пошарив по борту комбинезона, нашел булавку, открыл крышку и стал чертить булавкой по мягкому золоту внутренней стороны картинку, взглядывая на искусственный холм, на стога. Это стоило ему больших усилий. Кровавый пот струился по бледным щекам его.
Сдавайся! Эй, рус, сдавайся! — кричали солдаты уже совсем близко.
Плотник, сжав зубы, чертил, с усилием стискивая пальцы.
Неожиданно человек в белой шапке-ушанке скуластый, рыжебровый, вырос перед ним и прицелился прямо в лицо.
Плотник быстро засунул руки в карманы и одним движением сбросил себя в поток.
Кипящая вода скрыла его с глаз подбежавших врагов.
Вот все, что случилось в этот день с экипажем Плотника. Огонь и вода похоронили его вдали от своих.
Прошло два дня. На третий дозорный, сидевший над рекой, заметил плывущее по реке тело.
— Летчика несет! — прошептали бойцы, увидя синий комбинезон.
Они достали еловую ветвь с сучками, осторожно прихватили плывущего и подтянули к себе, опасаясь пули с того берега.
Вынули тело неизвестного товарища и обыскали. И в руке, засунутой в карман, увидели большие золотые часы.
— «Лейтенанту Плотнику»... — прочел один из бойцов и, бережно завернув часы в носовой платок, пополз в блиндаж заставы.
К вечеру часы, тяжелые, еще сыроватые, лежали поверх карты, разложенной на столе начальника штаба. Плотник лежал на снегу у командного блиндажа. Он заледенел, весь покрылся сверкающей звенящей коркой, как броней, при полной луне каждая льдинка в волосах его сверкала, а замерзшие глаза были открыты. Бойцы подошли и не решились накрыть его серой шинелью: казалось, он смотрит на далекое небо, на звезды...
— Рисунок точно совпадает с изъянами на карте, смотрите. — Начальник штаба подал лупу командующему. — Вот холм, которого нет на нашей карте, вот излучина, сделанная искусственно...
— Удивительно, как это он сумел нарисовать, — сказал командующий, внимательно разглядывая картину на крышке часов.
— А ведь он был когда-то не то гравером, не то учеником гравера...
На золоте резкими скупыми штрихами изображался холм, летящие над рекой птицы, самолет в виде сломанного креста с двумя витками пламени, два стога и бегущие от них фигурки людей. Скрещенные стрелки указывали север и юг.
— Точная работа, — сказал командующий. — Это про Плотника говорили, что у него какие-то необыкновенные именные часы?
Да, эти часы ему подарил Ворошилов.
Командующий посмотрел картинку, изображающую спасение Вороны.
Любопытно.
Начальник штаба печально улыбнулся:
Плотник был шутник. Эту картинку на именных часах он изобразил сам.
Улыбка пробежала и по лицу командующего:
— А молодец! — Он еще раз подержал на ладони часы, разглядывая последний рисунок Плотника. — Нашел все-таки способ доставить свое разве д донесение...
И оба задумались, стараясь представить себе, как и при каких обстоятельствах экипаж воздушного разведчика выполнил свой долг.
— Так вот, — сказал генерал после минуты молчания, — приказываю: разбомбить замаскированный мост за час до начала атаки. Представить экипаж комсомольцев к награде посмертно!
— А именные часы? — спросил начальник штаба.
— Отправьте в авиачасть. Они должны храниться вместе со знаменем, вечно, как талисман полка.
Рекомендуем посмотреть:
Рассказы о войне для школьников. Рассказы о штурме Берлина
Рассказы о войне для школьников. Генерал Панфилов
Рассказы о войне для школьников
Нет комментариев. Ваш будет первым!