С. Алексеев. Рассказы о ленинградцах и подвиге Ленинграда
Рассказы для детей о ленинградцах и подвиге Ленинграда
Сергей Алексеев «Разгрузка-погрузка»
Ленинград (теперь Санкт-Петербург) — огромный город.
Второй по размерам в нашей стране.
Один из крупнейших в мире.
На север, на юг, на восток, на запад бегут от него дороги. Разные здесь дороги: железные, шоссейные, морские пути, речные, пути воздушные. Вокзалы Московский, Балтийский, Финляндский, Витебский. Вокзал морской, вокзал речной. Аэропорт.
Оборвались теперь дороги. Отрезали фашисты Ленинград от всей нашей большой страны. Нет ни метра, ни сантиметра, ни миллиметра свободной земли, по которой можно сюда проехать.
Затихли пути железные, заглохли пути шоссейные. Корабли не выходят в море.
И всё же...
С севера от Ленинграда — фашисты, с юга — фашисты. На запад от Ленинграда лежит Финский залив. Берега его тоже в руках у фашистов. Северо-восточнее и восточнее Ленинграда находится большое Ладожское озеро. И сюда, к Ладожскому озеру, пришли враги. Захватили северный берег, прорвались к южному. Стали наступать вдоль восточного берега. Однако не смогли они полностью обойти озеро.
Остановили их на восточном берегу советские солдаты. Часть Ладожского озера была в наших руках. Тут, по воде, по озеру, и вела теперь в Ленинград дорога.
Нелёгкой была дорога.
Долгим, кружным и тяжёлым путём поступали грузы в блокадный город.
Начинался их путь из города Вологды. Сюда, в город Вологду, поступали грузы со всей страны. Здесь грузились они в вагоны. Готовы вагоны. Сигнал к отправке.
Пошли по железной дороге грузы.
Бегут вагоны на город Тихвин и дальше на город Волхов. Здесь, в Волхове, — стоп, остановка. Дальше железной дороги нет. Дальше дорога в руках фашистов.
Город Волхов стоит на реке Волхов. Тут, в городе Волхове, грузам предстоит пересадка. Покинут они вагоны. Перейдут на речные баржи. Река Волхов впадает в Ладожское озеро. Поплывут грузы из города Волхова по Волхову к Ладожскому озеру.
Прибыли грузы в Волхов. Идёт разгрузка. Идёт погрузка. Закончилась разгрузка-погрузка. Готовы баржи. Сигнал к отправке. Поплыли грузы по реке Волхов.
Недалеко от впадения реки Волхов в Ладожское озеро стоит город Новая Ладога. В городе Новая Ладога у ленинградских грузов новая остановка. Новая остановка и новая пересадка. Речные баржи не могут идти по озеру. Опасно. Высокие волны гуляют в озере.
В городе Новая Ладога предстоит разгрузить речные баржи и загрузить грузами баржи озёрные.
Прибыли грузы в город Новая Ладога. Идёт разгрузка. Идёт погрузка. Закончилась разгрузка-погрузка. Готовы баржи. Сигнал к отправке. Поплыли грузы по Ладожскому озеру.
На западном берегу Ладожского озера в 55 километрах от Ленинграда находится порт Осиновец. Сюда и направлялись баржи из Новой Ладоги. Сюда же, к берегу озера, к Осиновцу, была проложена узкоколейная железная дорога. Приходят баржи в Осиновец. Новая здесь пересадка. Снимают грузы с озёрных барж, грузят опять в вагоны.
Прибыли грузы в Осиновец. Идёт разгрузка. Идёт погрузка. Готовы вагоны. Сигнал к отправке. Снова в дороге грузы.
Но это ещё не всё. Ещё впереди пересадка.
С узкоколейной железной дороги перегружались грузы затем вновь на обычную железную дорогу.
И это ещё не всё. Ещё впереди пересадка.
Потом на машины грузились грузы.
Нелёгок их путь в Ленинград.
Путь по железной дороге через Тихвин и Волхов был в Ленинград единственным.
И вдруг — взяли фашисты Тихвин, отрезали Волхов.
Не идут к Ленинграду грузы.
Сергей Алексеев «Дорога»
Захвачен врагами Тихвин. Оборвались пути в Ленинград через Тихвин.
Однако нельзя оставлять Ленинград без помощи. Было принято решение построить новую дорогу к Ладожскому озеру. Правда, не железную: очень долго железную строить. Начали строить дорогу автомобильную, дорогу для грузовых машин.
Километр за километром, километр за километром через топи, леса, чащобы, через овраги, низины, болота, там, где раньше ходил лишь зверь, где душу живую не сыщешь, — ныне прошла дорога.
Двести километров длиной дорога. Строили — двадцать дней.
— Дорогу — за двадцать дней?!
— Так точно, за двадцать дней!
Действительно, так быстро, так дружно построили здесь дорогу.
— Дорога! Дорога! Строят дорогу! — кричали Мишак и Гринька.
Живут они оба в селе Новинка. Через Новинку и тянули как раз дорогу. Начиналась она почти в ста километрах восточнее Тихвина, у станции Заборье, и отсюда, обходя с севера захваченный фашистами Тихвин, шла через сёла Великий Двор, Ерёмина Гора, Новинка, Карпино к Ладожскому озеру, к городу Новая Ладога.
У села Новинки был один из наиболее трудных участков дороги. Болота кругом. Строили дорогу военные. Вышла на помощь и вся Новинка. Старый и малый, здоровый, калеченый — все оказались здесь. Опустела Новинка. Все на дороге. Мишак и Гринька тоже пришли с лопатами. Начался штурм болота. Уж сколько камней и земли здесь насыпали. Возили, возили машины землю. Таскали, таскали носилки люди. Бросали, бросали лопаты землю в бездонную хлябь.
Старались люди. Старались мальчишки. Кто- то сказал, глянув на Мишака и Гриньку:
— Гони до седьмого пота!
— Ну как? — обращается к Гриньке Мишак.
— Пропотел, — отвечает Гринька.
— Ну как? — обращается Гринька.
— Пропотел, — отвечает Мишак.
Раз пропотели, два пропотели, три пропотели.
По миллиметру растёт дорога.
— Ну как? — вновь обращается к другу Гринька.
— Вновь пропотел, — говорит Мишак.
— Ия, — отвечает Гринька.
Пять пропотели раз, шесть пропотели раз. Дошли до седьмого пота.
Ура! Пробилась дорога через болото.
Пробилась дорога через болото. А за этим болотом ещё болото.
И снова люди носилки, лопаты в руки. Черепахой, улиткой ползёт дорога. Покрылись люди десятым, двадцатым потом. Осилили всё же и это болото. А за этим болотом снова лежит болото. И снова работа, работа, работа...
Тянут дорогу здесь, у Новинки, тянут у Карпино, у Ерёминой Горы, у Великого Двора, тянут в других местах. Одолели люди леса и топи. От Заборья к Новой Ладоге легла дорога.
Свершилось земное чудо — дорога готова за двадцать дней.
Дорога, конечно, средняя. Не асфальт, не бетон, не гудрон.
И всё же идёт дорога.
Дорога, конечно, узкая. Не всюду разъедутся две машины.
И всё же идёт дорога.
Дорога, конечно, не очень быстрая. Хорошо, если проедешь около 40 километров в день.
И всё же идёт дорога. И всё же идут машины. Вновь идут к Ленинграду грузы.
Сергей Алексеев «Первая колонна»
В ноябре 1941 года наступили морозы и стало замерзать Ладожское озеро, поэтому остановилась дорога по воде.
Остановилась дорога — значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород, нужна Ленинграду дорога.
— Будет дорога! — сказали люди.
Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращенно называют Ладожское озеро), вот по льду и пройдёт дорога.
Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер, сиверик, появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро. Капризно, коварно озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты. Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.
Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с городом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?
— Растёт.
— Нарастает.
— Силу берёт.
Волнуются люди, торопят время.
— Быстрее, быстрее! — кричат Ладоге. — Эй, не ленись, мороз!
Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи — это те, кто изучает воду и лёд, прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.
Прошли гидрологи — выдержал лёд.
Прошли строители — выдержал лёд.
Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал — выдержал лёд.
Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.
Генерал Лагунов, один из командиров Ленинградского фронта, на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.
22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.
Впереди не километр, не два — 27 километров ледяной дороги. Ждут на западном, ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.
— Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?
Прошли сутки. И вот:
— Едут!
Верно, едут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.
С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.
Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха.
И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шоферы. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.
Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога — смерть Ленинграду.
Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.
Сергей Алексеев «Кобона»
Разгромили советские войска фашистов под Тихвином, отогнали, освободили дорогу на город Волхов.
Пошли вновь по железной дороге грузы. Однако не сразу. Железнодорожные мосты через реки между Тихвином и Волховом были взорваны. Восстанавливать надо мосты. Силы нужны и время. И снова грузы на автомашинах идут в объезд, снова в пути машины. Но меньше, короче теперь объезд. Быстрее к Ладожскому озеру, «Дороге жизни», доходят грузы. В три раза короче для автомашин стала теперь дорога.
А вскоре и новая весть. Восстановили между Тихвином и Волховом мосты путейцы. Идут поезда теперь до Волхова и дальше, на запад, ещё ближе к Ладожскому озеру, к станциям Войбокало и Жихарево. Теперь уже здесь, на Войбокало и Жихарево, идёт перегрузка на автомашины грузов. Недалеко здесь совсем до Ладожского озера. В шесть раз короче стала теперь автомобильная дорога.
А что, если сделать ещё короче?
И вот.
Жил Сашка Дятлов в деревне Кобона. Кобона — деревня маленькая, приозёрная, тихая. Рядом плещет Ладожское озеро. Леса поднялись за Кобоной. Мало кто слышал, что есть на земле Кобона. Это лишь Сашке Дятлову Кобона чуть ли не центром земли казалась.
Прожил Сашка здесь восемь лет. Любит свою Кобону. Знает Сашка: идёт война. Ленинград за Ладожским озером бьётся. Однако тихо кругом в Кобоне.
Тихо. И вдруг за лесом гудок раздался. Прислушался Сашка: сильный гудок, пронзительный. Не слышал Сашка таких гудков. Откуда гудки в Кобоне?
Помчался он к матери, к деду.
Прислушалась мать: гудок!
Прислушался дед: гудок!
Откуда гудок?! Какой же здесь паровоз, в Ко- боне?
Мать прожила здесь, у озера, тридцать лет. Впервые гудок паровозный в Кобоне слышит.
Дед шестьдесят отшагал здесь лет.
Но чтобы — гудок! Паровозный! В этих местах?! Может, не то он слышит?
Нет, всё верно. Действительно, за лесом раздавался паровозный гудок. А вскоре и паровоз прибыл в Кобону. Стоит громада. Парами дышит. Смотрит Сашка: вот это диво — рельсы пришли в Кобону.
Проложили люди сюда железную дорогу. Прямо к Кобоне, прямо к берегу Ладожского озера. Дорогу построили от станции Войбокало. Пробилась сквозь лес дорога.
Небывалое началось здесь, в Кобоне. И слева, и справа, и в сторону озера, и в сторону леса разместились склады, навесы, укрытия, площадки для разных грузов. Всюду мешки, всюду тюки, бочки, ящики, короба. Горы мешков и ящиков. Это грузы для Ленинграда.
Отсюда, из Кобоны, через Ладожское озеро и проходила теперь ледовая дорога на Ленинград. Здесь теперь начиналась «Дорога жизни». День и ночь по льду Ладожского озера идут машины: из Кобоны туда, на ленинградский берег, и снова назад, в Кобону, из Кобоны — в Кобону, из Кобоны — в Кобону.
Раньше даже среди ленинградцев мало кто знал, что есть на земле Кобона. Теперь не найдёшь, кто бы не знал Кобоны.
Сергей Алексеев «Блокадный хлеб»
Из чего он только не выпекался — ленинградский блокадный хлеб! Разные были примеси. Добавляли к ржаной муке муку овсяную, ячменную, соевую, кукурузную. Применяли жмых — льняной, хлопковый, конопляный. Использовали отруби, проросшее зерно, мельничную пыль, рисовую шелуху и многое другое. По десять раз перетряхивали мешки из-под муки, выбивая возможное из невозможного.
Хлеб был кисловатым, горьковатым, травянистым на вкус. Но голодным ленинградцам казался милее милого.
Мечтали люди об этом хлебе.
Пять раз в течение осени и зимы 1941 года ленинградцам сокращали нормы выдачи хлеба. 2 сентября состоялось первое сокращение. Норму установили такую: 600 граммов хлеба взрослым, 300 граммов — детям.
Вернулся в этот день Валеткин отец с работы. Принёс хлеб. Глянула мать:
— Сокращение?!
— Сокращение, — отозвался отец.
Прошло десять дней. Снова с работы отец вернулся. Выложил хлеб на стол. Посмотрела мать:
— Сокращение?!
— Сокращение, — отозвался отец.
По 500 граммов хлеба в день стали теперь получать взрослые.
Прошло ещё двадцать дней. Наступил октябрь. Снова сократили ленинградцам выдачу хлеба. Взрослым — по 400 граммов на день, детям — всего по 200.
Прошёл октябрь. Наступил ноябрь. В ноябре сразу два сокращения. Вначале по 300, а затем и по 250 граммов хлеба стали получать взрослые. Дети — по 125.
Глянешь на этот ломтик. А ломтик — с осиновый листик. Виден едва в ладошке. И это на целый день.
Самый приятный час для Балетки — это тот, когда с завода приходит отец, когда достаёт он из сумки хлеб.
Хлеб поступает к матери. Мать раздаёт другим. Вот — отцу, вот — дедушке, бабушке, вот дольку берёт себе. А вот и ему — Валетке. Смотрит Валетка всегда зачарованно. Поражается одному: в его куске 125 граммов, а он почему-то больше других. Отцовского даже больше.
— Как же так? — удивляется мальчик.
Улыбаются взрослые:
— Мука в нём другая — детская.
Сергей Алексеев «Таня Савичева»
Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.
Среди ленинградских домов стоял и этот дом — дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.
Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:
«Женя умерла 28 декабря в 12.30 ч. утра. 1941 г.».
Женя — это сестра Тани.
Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б». Пишет:
«Бабушка умерла 25 янв., 3 ч. дня. 1942 г.».
Новая страница из Таниного дневника. Страница на букву «Л». Читаем:
«Лёка умер 17 марта в 5 ч. утра. 1942 г.».
Лёка — это брат Тани.
Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:
«Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 г.».
Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка:
«Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня. 1942 г.».
Вот страница с буквой «М». Читаем:
«Мама. 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра. 1942».
Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет:
«Савичевы умерли».
Открывает страницу на букву «У». Уточняет:
«Умерли все».
Посидела. Посмотрела на дневник. Открыла страницу на букву «О». Написала:
«Осталась одна Таня».
Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.
Но не долго прожила Таня.
От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой.
Скончалась Таня. Дневник остался.
«Смерть фашистам!» — кричит дневник.
Сергей Алексеев «Шуба»
Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.
Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.
Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы- худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.
Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект — это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд — не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.
Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой середке — кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.
Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят — сосульки.
Вот бы сейчас меховую шубу.
И вдруг... Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит:
— Лови!
Подхватила Оля овчинный тулуп.
— Да как же вы... Да, право, мы...
— Бери, бери! — прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.
Смотрят ребята — шуба! От одного вида её теплее.
Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой середке — кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.
Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий-далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх, вот бы ребятам тулуп в дорогу!.. Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг...
— Эх, была не была! — махнул Коряков рукой.
Поехал дальше тулуп овчинный.
Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.
Сергей Алексеев «Медицинское задание»
Галя Сорокина — медицинская сестра. Только-только закончила медицинские курсы. Прибыла по назначению в один из ленинградских госпиталей.
Давно мечтала Галя стать медицинской сестрой. Училась прилежно. Торопила время. Ждала той минуты, когда наконец с полным правом наденет медицинский халат, представляла, как будет перевязывать раненых, как будет за ними ухаживать, как начнут её раненые нежно называть сестричкой.
Прибыла Галя по назначению.
— Медсестра?
— Медсестра, — отвечает Галя.
— Очень хорошо, — говорят Гале.
Посмотрели на Галю. Девушка стройная, крепкая, вид спортивный. Принесли, поставили перед Галей два ведра.
— Вот, — говорят, — для первого знакомства первое вам медицинское задание.
Смотрит Галя на вёдра. Понимает: что-то не то. Какое же задание медицинское — с вёдрами?!
Фашисты не прекращали бомбить и обстреливать Ленинград. Не только ленинградским заводам, не только ленинградским домам наносили они урон. Бомбы и снаряды попадали в мосты, обрывали электрические провода, выводили из строя водопровод, разрушали насосные станции.
В такие часы начинался общий аврал.
Рабочие-мостовики начинали чинить мосты.
Рабочие-электрики быстро восстанавливали повреждения на линиях электропередач.
Рабочие-водопроводчики быстро меняли повреждённые трубы, быстро восстанавливали насосные станции.
Не смогли фашисты нарушить нормальную жизнь города. Снова шёл электрический ток. Снова бежала вода в квартиры.
Беда пришла неожиданно. То, что оказалось не под силу фашистским бомбам и снарядам, сделали холода. Ударили сильные морозы. Замёрз, застыл, остановился ленинградский водопровод.
Страшная беда нависла над городом.
Заводам нужна вода.
Хлебозаводам нужна вода.
Больницам нужна вода.
Вода, вода, всюду нужна вода. Мёртв ленинградский водопровод.
Город спасала река Нева. Здесь, в невском льду, прорубили проруби. С самого утра тянулись сюда ленинградцы. Шли с вёдрами, с кувшинами, с бидонами, с кастрюлями, с чайниками. Шли цепочкой, один за одним. Старики здесь, старухи, женщины, дети. Нескончаем людской поток.
Идти на Неву за водой и было первым медицинским заданием Гали Сорокиной. Не одна только Галя, несколько их, медицинских сестёр, стали носить для госпиталя воду.
Как-то встретился Гале военный:
— Кто вы?
— Водяная сестра, — отвечает Галя.
— Кто-кто?
— Водяная сестра, — повторяет Галя. Как-то встретился Гале гражданский:
— Кто вы?
— Водяная сестра.
— Кто-кто?
— Водяная сестра, — отвечает Галя.
Стала она и её подружки действительно водяными сёстрами. Так называли теперь их в госпитале.
Честно трудилась Галя. Понимала: и впрямь медицинским явилось её задание. Глоток простой студёной невской воды был часто для раненых дороже многих самых ценных лекарств.
Не вернулась однажды в госпиталь Галя.
Продолжали фашисты безжалостно обстреливать Ленинград. Посылали на город снаряды огромной мощности.
Попала Галя под фашистский артиллерийский обстрел. Погибла при взрыве снаряда Галя.
Похоронили Галю на Пискарёвском кладбище. Тысячи здесь ленинградцев, погибших в дни Ленинградской блокады. Десятки тысяч.
Пискарёвское кладбище ныне — огромный мемориальный памятник. В вечном молчании высоко-высоко поднялась здесь фигура скорбящей женщины. Цветы и цветы кругом. И как клятва, как боль — слова на граните: «Никто не забыт, ничто не забыто!»
Сергей Алексеев «Выставочный экземпляр»
Фашисты совершали регулярные налёты на Ленинград.
Лётчик младший лейтенант Алексей Тихонович Севастьянов нёс ночную патрульную службу в ленинградском небе.
Неспокойно небо над Ленинградом. Прорываются к Ленинграду фашистские самолёты. Бросают на город бомбы. Бороздят по небу наши прожектора. Ищут, нет ли фашистов в воздухе.
Летел Севастьянов на самолёте-истребителе И-153. Самолёт был типа биплан, то есть двукрылый, имел справа и слева по два крыла. Называли его летчики любовно «чайкой». Походил внешним видом своим истребитель чем-то на красивую морскую птицу. На верхних крыльях имел характерный, словно у чайки, излом крыла.
Летит Севастьянов на «чайке», следит за ночным ленинградским небом. Наблюдает, как ходят по небу лучи прожекторов, не осветит ли луч самолёт врага. Ходят лучи по небу. Ищут фашистов в небе. Вот наткнулся один из лучей на фашистский бомбардировщик. Вот быстро к нему подбежал второй. Скрестились лучи. Оба освещают теперь фашиста. В месте пересечения лучей и находится вражеский бомбардировщик.
Называется это «вилкой». Схватила фашиста «вилка», держит. Передвигается «вилка» за неприятельским самолётом. Пытается фашист вырваться из лучей. Однако вцепились в него прожектора. Не дают фашисту возможности снова уйти в темноту.
К освещённому фашистскому самолёту и устремился на своей «чайке» Севастьянов. Подлетела «чайка», атаковала фашиста, открыла огонь.
Опытными, умелыми оказались лётчики на фашистском бомбардировщике. Уходят они от огня Севастьянова. То отвернут самолёт, то подвернут, то чуть высоту убавят, то стремительно прыгнут вверх. Не удаётся «чайке» подбить фашиста. Пули проходят мимо.
А вот и ещё одно. Вырвался всё же фашистский самолёт из лучей прожекторов, ушёл в темноту, словно юркнул за занавес. Не видит его Севастьянов.
Сокрушается лётчик. Ругнул прожектористов. Ругнул себя. Однако рано на прожектористов ругнулся лётчик.
Забегали, заметались по небу лучи прожекторов. Снова поймали они фашиста.
— Теперь не уйдёшь! — торжествует советский лётчик.
Приблизился он к врагу. Точно схватил в прицел. Вот и конец фашисту. Нажал Севастьянов на гашетку — это кнопка, с помощью которой военный лётчик открывает пулемётный огонь по врагу. Нажата гашетка. Фашист в прицеле. Помчатся пули. Конец фашисту. Но что такое?! Не мчатся пули. Продолжает фашист лететь — целёхонек. Ясно Севастьянову: молчит пулемёт. Снова нажал на гашетку. Всё понятно — истрачены все патроны.
Уходит, уходит, уходит фашист!
— Нет, не уйдёшь, не уйдёшь, не уйдёшь! — Севастьянов кричит врагу.
Не ушёл фашистский бомбардировщик от советского лётчика. Догнал его Севастьянов. Направил свой самолёт на крыло врага. Ударила «чайка», как клювом клюнула. Рухнул бомбардировщик фашистский вниз.
От сильного удара пострадал и наш самолёт. Но не погиб Севастьянов. На парашюте спустился на землю.
Упал фашистский бомбардировщик на территории Ленинграда, прямо в центре, прямо в Таврический сад, прямо на главную аллею. Многие ленинградцы приходили сюда, в Таврический сад, смотреть на остатки фашистского самолёта.
Смотрят ленинградцы, улыбаются:
— Здорово, здорово, Севастьянов!
— Фашиста — прямо в Таврический сад!
— Прямо на главную аллею.
— Так ведь специально, — шутят ленинградцы. — Врагам в науку — выставочный экземпляр.
Сергей Алексеев «Началось»
Наступил январь 1943 года. Крупных военных успехов достигла к этому времени наша армия. Под городом Сталинградом была окружена огромная 330-тысячная фашистская армия, которой командовал генерал-фельдмаршал Паулюс. Ещё дальше советские войска отогнали фашистов от Москвы. Нанесли поражение врагам и в ряде других мест. Пришло время с новой силой ударить по фашистам и здесь, под Ленинградом.
Разгромить фашистские войска южнее Ладожского озера, прорвать в этом месте блокаду Ленинграда — таким был приказ.
Удар должны нанести два фронта. Со стороны Ленинграда и реки Невы — войска Ленинградского фронта. Со стороны реки Волхов и города Волхова — войска Волховского фронта.
12 января 1943 года наступление началось.
Правый берег реки Невы. Чуть ниже того места, где Нева вытекает из Ладожского озера. Здесь сосредоточились готовые к атаке войска Ленинградского фронта. Среди них и 136-я стрелковая дивизия, которой командует генерал Симоняк.
Напротив, на левом берегу, находятся фашисты.
Рядовой Метальников служит как раз в этой, 136-й дивизии. Стоит он в одной из колонн. Представляет картину скорого боя. Сражение начнут артиллеристы. Туда, на левый берег Невы, кроша укрепления врага, обрушатся сотни и сотни снарядов. Затем поднимется в бой пехота. Рота, в которой служит Метальников, а вместе с ней и другие роты, батальоны, полки и вся их дивизия, а также и те дивизии, которые стоят слева и справа, устремятся вперёд, понесутся по льду Невы, достигнут левого её берега. И вот тут, уже на левом берегу, и начнётся главный прорыв обороны противника, главный начнётся бой.
Январь. Мороз. Холод стоит на улице. Температура — 25 градусов ниже нуля. Деревья застыли в инее. Стоят, как на снимке. Как в дивной сказке. Смотрит на них Метальников. Ударят сейчас снаряды. Ураганом пройдут по лесу. Обрушится иней с веток. Померкнет, исчезнет сказка.
И вот — 9 часов 30 минут утра. Ударили наши пушки. Крушат они левый берег. Приблизилась к реке наша пехота. Сигнала к атаке ждёт.
Ждёт и Метальников. Глянул налево, глянул направо. Что там такое справа?! Видит Метальников медные трубы. Одна, вторая, третья, четвёртая. Поменьше, побольше, ещё побольше, совсем огромная. За этими трубами снова трубы. И дальше трубы. И снова трубы. Ясно солдату — стоит оркестр.
Смотрит Метальников — поражается.
Рядом стоит рядовой Науменко. Смотрит Науменко. Поражается.
Рядом стоит сержант Петросян. Смотрит сержант Петросян. Поражается.
Рядом другие стоят солдаты. Смотрят солдаты. Трубы! Оркестр! Поражаются.
Громят, громят, крушат орудия левый берег. И вдруг, перекрывая раскаты орудий, заглушая разрывы снарядов, загремел над Невой оркестр. Прислушались солдаты — Интернационал.
— Ура! — пронеслось над колоннами.
Рванулись вперёд солдаты. Рванулся Метальников. Рядом бежит Науменко. Рядом бежит Петросян. Рядом другие бегут солдаты. Бежит, бежит Метальников. Всё громче, всё громче звучит оркестр.
Проносятся в сознании у Метальникова слова из Интернационала:
Кипит наш разум возмущённый...
Никто не даст нам избавленья...
Чтоб свергнуть гнёт рукой умелой,
Отвоевать своё добро,
Вздувайте горн и куйте смело,
Пока железо горячо!
Бежит, бежит Метальников. Бегут, несутся другие солдаты.
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Сергей Алексеев «Монблан и Вавилов»
Вместе с другими к левому, занятому фашистами берегу Невы бежал и солдат Вавилов. Недоволен Вавилов. Только прибыл, думал, немедленно в бой, а тут — учения.
— Какие ещё учения, — бурчит Вавилов. — Что я — школьник, курсант, студент? Воевать я с фашистами прибыл. Нет тут времени на учения.
Со странного начались их учения. Построили солдат. Вручили солдатам вёдра. Выбрали рядом крутую гору. Поливайте водой, мол, гору. Полили солдаты гору. Схватил ледяной коркой её мороз. Стала скользкой-прескользкой гора. Хоть садись и катись с горы.
— Что мы, дети — кататься с горы, — бубнил Вавилов. — Что здесь, армия или детский сад?!
Развеселились солдаты и впрямь как дети. Стали с горы на ногах, на боках съезжать.
— Отставить! — прошла команда.
Другая дана команда. Приказали солдатам по ледяному настилу на гору лазить.
Стали солдаты брать ледяную гору. Не даётся гора, упрямится. Взбегали солдаты на четверть, на треть горы, до половины добрался кто-то. Однако чтоб выше, чтоб дальше, чтобы до самого верха — нет таких ловких среди солдат. Съезжают солдаты назад, под гору.
— Монблан, Казбек, — говорят солдаты.
Монблан — это самая высокая вершина в Альпийских горах, Казбек — одна из вершин Кавказа.
Вавилов тоже на гору ринулся. Разбежался. На треть, даже чуть выше, взлетел. Ещё шаг, ещё два. Но тут заскользил. Закачался. Рухнул. Скатился солдат с Монблана. Шишку себе набил. Поднялся, стоит ругается.
Ясно солдатам: не взять им гору.
— Отставить! — снова прошла команда.
Выдали после этого солдатам лестницы, верёвки, канаты, железные «кошки», крючки, багры.
Снова команда: вперёд на гору! Легче стало солдатам на гору теперь взбираться, помогают верёвки, крючки и «кошки».
Целый день штурмовали солдаты гору. Акробатами прямо стали. Кончилось тем, что взлетали солдаты волной на её вершину. Раз — и взята вершина.
В чём же дело? Зачем ледяная гора солдатам?
Левый берег реки Невы, который предстояло штурмовать нашим солдатам, был высоким, обрывистым. Решили фашисты сделать его и вовсе для наших войск неприступным. Облили они водой невские кручи. Образовались здесь ледяные горы.
Через эти горы и предстояло прорваться советским бойцам. Вот и создали наши командиры специальные отряды в помощь штурмующим. Вот и попал Вавилов в такой отряд.
Началось наше наступление. Протрубили атаку трубы. Устремились вперёд солдаты. Бегут по невскому льду, опережая других, и штурмовые отряды. Тащат солдаты лестницы, «кошки», багры, верёвки. Стреляют фашисты. Понимают, что в этих лестницах, этих баграх и «кошках» кроется смерть для них, для фашистов.
Так и есть. Добежали солдаты до ледяных обрывов. Заработали лестницы, «кошки», багры, верёвки. Преодолели солдаты скользкие горы. С криком «ура!» ворвались в фашистские окопы.
Солдат Вавилов в числе первых взлетел на кручи. Застыл над обрывом. Взглядом секундным на кручи глянул: «Вот ведь куда взмахнул!»
Вспомнил боец про Монблан, про учебную гору. И, уже устремляясь вперёд в атаку, что есть сил прокричал:
— Спасибо!
Сергей Алексеев «На-а-ши!»
Шесть дней вгрызались наши войска в оборону фашистов. Наступает Ленинградский фронт. Наступает Волховский. Прогибается, рушится фашистская оборона.
Шёл седьмой день боев южнее Ладожского озера.
Группа солдат-разведчиков одной из дивизий Ленинградского фронта вышла в разведку. В белых маскировочных халатах идут солдаты. Автоматы в руках. Под халатами на солдатских ремнях — гранаты.
Среди солдат один новенький — рядовой Точилин. Всё интересно молодому солдату. Впервые идёт в разведку. Идёт, об одном мечтает: вот бы схватить «языка».
— Схватим? — спрашивает новичок у бывалых.
Старший над группой — сержант Муса Дзенгазиев. С тем же вопросом солдат к сержанту:
— Схватим, товарищ сержант?
— Схватим, схватим, — сказал Дзенгазиев. — Боем возьмём, коль надо.
Прошагали солдаты замёрзшим болотом. Ели пошли, осины. Сугробы слева, сугробы справа. Лесная идёт дорога. На две разошлась дорога.
Разбились разведчики: группа пошла направо, группа пошла налево. Точилин с группой как раз налево.
Прошли они метров триста, снова на две разошлась дорога. Разбились разведчики: двое пошли налево, двое пошли направо. Точилин и старшина Дзенгазиев свернули как раз направо. Идут между осинами и елями. Рвётся вперёд Топилин. Идёт, об одном мечтает: «Вот бы сейчас схватить „языка"!»
Улыбнулась судьба солдату.
Прошли они метров пятнадцать. Вдруг за елью мелькнуло что-то. Двинулось что-то. Не что-то, а кто-то. Человека увидел Топилин. Понимает боец: фашист.
— Хенде хох! — закричал Топилин.
— Хенде хох! — понеслось по лесу.
— Наши! На-а-ши! — слышит в ответ Топилин.
Ожили сугробы слева, справа. Как в сказке, выросли люди в белых халатах. В руках автоматы. Под халатами что-то топорщится. Понятно: висят гранаты. Любому ясно, что рядом — наши. А он...
— Хенде хох! — ещё громче кричит Топилин.
— Да тише ты, тише, — сказал Дзенгазиев. — Это же наши. Кто вы?
— Разведка. Кто вы?
— Разведка.
Оказалось, встретились две разведки. Разведка Ленинградского фронта и разведка Волховского фронта. Бросились разведчики друг к другу:
— Встретились! Встретились! Ура!
Стоит Топилин. Глазам не верит.
Подхватили волховчане на руки Топилина. Подбрасывают вверх:
— Встретились! Встретились! Ура!
Подлетает Точилин высоко-высоко, чуть ли не до самых еловых макушек.
— Вот тебе и «хенде хох»! — смеётся Дзенгазиев.
Многие группы разведчиков встретились в этот день. Было 18 января 1943 года. Завершили в этот день войска Ленинградского и Волховского фронтов прорыв Ленинградской блокады. Встретились. Соединились.
Сергей Алексеев «Загадочный танк»
За день до полного соединения советских войск южнее Ладожского озера произошла здесь необычная встреча.
На одном из участков Волховского фронта появился фашистский танк. Был он почему-то один. Шёл на повышенной скорости. Открыли по фашистскому танку огонь полковые пушки Волховского фронта. Молодцы пушкари, умельцы.
Выстрел. Ура! Попали.
Но что такое? Не тронул снаряд фашиста. Продолжает идти махина.
Снова выстрел.
Ура! Попали.
И снова снаряд не осилил танка.
— В бок бей фашиста! — дана команда.
Ударили в борт артиллеристы.
Выстрел. Выстрел. Ура! Попали.
Не взяли снаряды и в борт врага.
Поражаются артиллеристы. То ли снаряды у них с дефектами. То ли у пушек несильный бой. Присмотрелись к танку. Так ведь и танк не совсем обычный. Больше обычного. Форма совсем иная. Понимают солдаты: загадочный танк, новый какой-то танк.
Продолжает свой рейд неприятельский танк. Снова встретил он наши пушки. И эти пушки открыли огонь по танку. Метко стреляли артиллеристы.
Выстрел. Выстрел. Ура! Попали.
Но и тут не подбили наши полковые пушки фашистский танк. Не берут почему-то его снаряды. Крупнее калибром нужны здесь пушки.
И всё же дрогнул перед пушками неприятельский танк. Нервы у фашистов, видать, не выдержали. Стал танк уходить от огня. Стал маневрировать. Свернул чуть с дороги. И тут угодил он в торфяник. Стал оседать в трясину.
Принялись фашисты спасаться, бежать из танка. Однако погибли от наших пуль. Подошли советские солдаты, посмотрели. Среди убитых лежал фашистский генерал.
— Генерал? — переглядываются солдаты.
— Генерал!
— Вот так птица сидела в танке!
Ясно солдатам: необычный, конечно, танк.
Вытащили солдаты тягачами танк из торфяника, отправили в штаб к начальству. Командующий Волховским фронтом генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков осмотрел неприятельский танк. Представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал армии Георгий Константинович Жуков осмотрел неприятельский танк. Новый какой-то танк.
Отправили танк в Москву. Оказалось, что пленённый на Волховском фронте танк был фашистским танком самой последней марки. «Тигром» назвали его фашисты. Очень надеялись фашисты на новый танк. К новым боям готовили. Здесь, под Ленинградом, танк проходил испытания.
Не завершили фашисты его испытание. Лишились танка. Зато наши военные инженеры в Москве отлично его изучили. Узнали слабые места танка, поняли, как бороться с «тигром».
Вскоре грянула грозная Курская битва. К этой битве и готовили «тигр» фашисты. Грянула битва. Не испугались наши. Знали уже о новом фашистском танке.
Сергей Алексеев «Порожки»
Прорвали наши войска в январе 1943 года южнее Ладожского озера фашистский фронт, пробили брешь в Ленинградской блокаде. Однако сил, чтобы полностью разбить фашистов и отогнать их от Ленинграда на многие километры, у нас и на этот раз ещё не хватило.
Ещё почти год фашисты стояли у Ленинграда.
Многое свершилось за этот год. Продолжались победы нашей армии.
Фашисты были разбиты в упорном сражении под городом Курском и под городом Киевом, в огромном сражении на Днепре. Началось новое наступление и под Ленинградом.
Войсками Ленинградского фронта командовал генерал (вскоре он стал Маршалом Советского Союза) Леонид Александрович Говоров.
14 января 1944 года советские войска перешли в наступление.
К этому времени фашисты уже не мечтали захватить Ленинград. Их задача теперь — удержаться на старых позициях. Укрепили они позиции. Создали крепкую оборону. Построили специальные огневые точки. Это пулемёт или пушка, укрытые от наступающих железобетонным колпаком. Толщиной в метр и более были стены у этих укрытий. Прорвать такую оборону и предстояло советским солдатам.
И вот пошли войска в наступление. Вгрызлись они в оборону врага. Завязали бои с фашистами.
Ждёт генерал Говоров, ждут другие генералы на командном пункте фронта первых сообщений от наступающих войск. Вот оно, поступило наконец первое сообщение.
Держит генерал Говоров трубку полевого телефона, слушает. Потеплело лицо. Улыбнулся. Значит, вести хорошие.
— Так, так, — изредка приговаривает Говоров.
Слушает, слушает. Но вот чего-то не разобрал.
— Как-как? — переспросил. — Повторите, — попросил.
Повторили. Пожал Говоров плечами. Видимо, опять что-то не очень ясное. Вновь повторили.
— Ах, название. Теперь понятно, — сказал Говоров. — Значит, селение так называется?
— Так точно, товарищ командующий, селение, — послышалось в трубке.
Закончил Говоров разговор, повернулся к своим помощникам:
— Поздравляю, товарищи, первый успех наметился. А вот и первый трофей. — Генерал сделал паузу, посмотрел на помощников. — Порожки.
— Что — порожки? — кто-то не понял.
— Порожки. Деревня с названием Порожки, — сказал Говоров. — Вот первый населенный пункт, который взят в наступлении нашими войсками.
— Порожки! — вырвалось у генералов.
— Порожки, — повторил Говоров. Улыбнулся: — Ну что же — если порожки перешагнули, можно и дальше.
Пошло гулять по фронту:
— Перешагнули через порожки. Переползли.
— Переехали.
— Через порожки прыгнули.
Пошли войска за Порожки дальше. Ударили с севера, ударили с востока. Стремительно развернулось наступление советских войск. Прорвали они полностью фашистскую блокаду города Ленинграда. Погнали врага на запад. Пошли богатырским шагом.
Рекомендуем посмотреть:
Алексеев «Нет на войне безопасных мест»
Нет комментариев. Ваш будет первым!