Клятва бойца
Хлебом клянусь и водой,
Небом клянусь и звездой,
Матерью старой клянусь
И жизнью своей молодой,
Что стану я чище огня,
Яснее холодного дня, —
Измены лукавая тень
Вовек не коснется меня!
Кровью клянусь и бедой,
Любовью клянусь и враждой,
Матерью старой клянусь
И жизнью своей молодой,
Что стану я чище снегов,
Безмолвней ночных берегов,
И тайну, врученную мне,
Не вырвет никто из врагов!
Строем клянусь и полком,
Боем клянусь и штыком,
Знаменем красным клянусь
И насмерть разящим клинком,
Что стану я страха сильней,
Спокойней дорожных камней
И, если нужна моя жизнь,
Расстанусь без жалости с ней!
Пусть прокляты будут дела
Предательства, трусости, зла!..
Клянусь твоим именем, вождь,
Две матери
Две матери заботились о сыне.
А он один!
Тайком всплакнула первая в овине:
— Прощай, мой сын!
Она ему лепешек намесила
И испекла.
Не плакала при нем, не голосила,
Тверда была.
Она его в уста поцеловала:
— Иди, мой сын!
Враги не ждут, врагов кругом немало,
Иди, мой сын!
И он пошел, оставив дома лето
И сеновал.
И теплый флаг над крышей сельсовета
Салютовал.
Вторая мать к ногам склонила жито,
Взвила ветра:
— Дорога, сын, перед тобой открыта.
Иди, пора!
Я на тебя горячим солнцем брызну,
Звезду пролью.
Оберегай меня — свою отчизну,
Страну свою!
Она его по узким рельсам мчала:
— Спеши, мой сын!
Враги не ждут, врагов кругом немало,
Спеши, мой сын.
И, подходя к порогу скромной славы,
Он напевал.
И жаркий флаг над крышею заставы
Салютовал.
Гармошка
«Посвящаю юному партизану Мише Курбанову — воспитаннику Некрасовского детского дома в Орле».
1
Ни гостинцев, ни одежки —
Ничего я не просил.
Но зато уж по гармошке,
Сознаюсь, поголосил.
И однажды подарили
Мне ее на Первомай.
Подаривши, говорили:
«Ну, гляди не поломай!»
Вот я взял гармошку в руки,
Тронул бережно лады —
Полились на пальцы звуки
Ручейками без воды.
Хор нестройный, несогласный —
Я незнамо что играл...
«Светит месяц, светит ясный...» —
Вдруг случайно подобрал.
Слышу, ладится и вторя,
Подголосок завздыхал...
Я такого разговора
Сроду в жизни не слыхал!
Я ушел из людной хаты,
Целый день не пил, не ел
И до самого заката
Над рекою просидел.
Дисканта высоко пели,
Их баюкали басы,
И слова во мне кипели
Неизведанной красы.
Я домой пришел украдкой,
Да и спать украдкой лег...
2
С той поры с своей трехрядкой
Разлучиться я не мог.
И пошла за мною слава,
Не пошла, а понеслась.
Ни одна в селе забава
Без меня не обошлась.
Девку ль замуж снаряжали
Иль пиры в колхозе шли,
Все равно ко мне бежали:
«Ну-ка, Миш, повесели!
Ты у нас хоть малолетка,
А и всех больших забил...»
Я отказывался редко,
Хоть пиров и не любил.
Я любил уединенье —
Перелесочки, луга,
Ветра жалостное пенье,
Плеск волны о берега,
Небо вешнее без краю,
Жаворонка в вышине.
Что играл, и сам не знаю,
А просторно было мне...
Но пришел конец забавам,
Нету больше тишины.
По моим высоким травам,
По моим густым дубравам
Прокатился гром войны.
На войне четыре брата,
И отец, и вся родня.
Опустела наша хата.
Мать, веселая когда-то,
Все скучней день ото дня.
А враги ползли, как туча,
Смертный стон стоял кругом.
Мать сказала:
— Неминуча
Гибель наша под врагом.
Быть с фашистами нельзя нам,
Не за тем я век жила... —
...И ушли мы к партизанам
Из родимого села.
Не тяжел мешок холщовый,
Взяли мы по рушнику,
По рубашке миткалевой,
Партизанам табачку.
Взяли хлебушка немножко,
Сала шмат, бутыль воды...
На плече моем гармошка,
Голосистые лады.
3
Лес густой — вот наша хата,
Командир — вот наш отец.
Я стрелять из автомата
Научился, как боец.
Иногда ходил в разведку
И в дозоре службу нес.
Только это было редко,
Говорили: «Не дорос!»
Чаще чистил я картошку
Иль в землянке прибирал,
Думать — думал про гармошку,
А играть — и не играл.
Слишком было недосужно:
Вскочишь утречком, чуть свет,
И коней почистить нужно,
И помочь сварить обед.
(Мать-то стала поварихой,
Снова сделалась живой.)
Жизнь была совсем не тихой,
Нет, куда там — боевой!
То фашисты сердце тешат
И стреляют день-деньской,
То они наш лес «прочешут»,
Да ведь прок-то им какой?
Лес большой, густой, дремучий,
Неприютно в нем врагу.
Он полезет черной тучей,
А ляжет кучей на снегу.
Все ж бывало поиграешь,
С другом душу отведешь.
Долго время выбираешь,
А поищешь — и найдешь.
Партизаны вечно в деле!
Но, случалось, и они
Скажут:
— Пушки надоели!
Ну-ка, парень, сыграни! —
Вкруг меня стеною станут;
Я начну, они как грянут:
«Ой, леса, вы леса,
Леса брянские!
В вас отряды живут
Партизанские.
Затирайте, бабы, квас,
Поджидайте, бабы, нас!
От непрошеного гостя
Мы избавим скоро вас!»
Партизаны любят пенье
Пуще браги на столе...
Красной Армии рожденье
Мы справляем в феврале.
Все как есть пришли к обеду,
Песни слушали мои.
Пел я песни про победу,
Про великие бои.
Пел про небо с облаками
И про дождик по весне.
Подперев лицо руками,
Мать подтягивала мне.
Тихо сделалось в землянке,
В нашем доме боевом.
Стали плакать партизанки,
Утираться рукавом.
Партизаны присмирели,
Щиплют бороды, усы...
Дисканта высоко пели,
Их баюкали и грели
Бархатистые басы.
4
Поднялась не зря для мести
Партизанская рука.
Сколько штабов с дымом вместе
Улетело в облака!
Сколько вражьих эшелонов
Загремело под откос!
Сколько этих фон-баронов,
Фрицев в землю улеглось!
Сколько сделано налетов:
Не один взорвался склад!
Сколько взято пулеметов,
Автоматов, мин, гранат!
А пикетов сколько снято
И скота уведено!
А машин разбито, смято,
А путей разнесено!
Ровно год мы этак жили
На одной стоянке. Все ж
Нас весною окружили.
Значит, стало невтерпеж.
Заварили фрицы кашу,
Долго тужились, видать,
И пришлось стоянку нашу
Нам для новой покидать.
Тяжела в лесу дорога,
А в войну — еще трудней.
Унести с собою много
Ну никак нельзя по ней.
Автомат, мешок заплечный,
Две гранаты унесу,
А гармошка, друг сердечный,
Тут останется, в лесу.
5
Долго нам не жить по хатам!
Я опять мешок надел,
Под березовым накатом
Напоследок посидел.
После взял гармошку в руки,
Тронул бережно лады:
Дождалися мы разлуки,
Дождались с тобой беды!
Постоял еще немножко
И сказал себе:
«Ну что ж!.. На плече моем — гармошка,
А у сердца — острый нож».
Поклонился я землянке:
Мол, спасибо за приют;
Вышел... Тихо на полянке,
А ведь шумно было тут.
Автомат я свой поправил,
Диск потрогал запасной,
А ее лежать оставил
Под высокою сосной.
И пошел, не оглянулся —
Вешний лес дрожал от слез.
Вдруг подумал... и вернулся...
Взял гармошку и понес.
Положил ее на стежку
У канавки на краю,
Заминировал гармошку
Голосистую свою.
Сам залег в кусты густые
И лежу едва живой.
Бродят тени золотые
У меня над головой.
До чего же тут душисто!
Как весна-то широка!
Чу! На стежке два фашиста,
Два разведчика-стрелка.
Стиснув зубы, сдвинув брови,
Обходя с опаской пни
(Автоматы наготове),
Молча движутся они.
Вот совсем-совсем уж близко,
На гармонь легла их тень.
Вот один пригнулся низко,
Вот схватился за ремень.
Трах! И прах и кровь, и в звуке
Грозном, диком все слилось:
Два мерзавца, две гадюки,
Два фашиста взорвалось!
Я скорей бежать оттуда,
Где пригнувшись, где ползком.
«Да ведь это просто чудо.
Нет, ей-богу, это чудо!» —
Встал и дую прямиком.
Ох, как сердце замирало,
Как скакал, как прыгал я!
— Ты сыграла!
Ты сыграла,
Напоследок ты сыграла,
Замечательно сыграла,
Голосистая моя!
Сын артиллериста
Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили еще с гражданской,
Еще с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.
А у майора Петрова
Был Ленька, любимый сын,
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один.
И если Петров в отъезде, —
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.
Вызовет Деев Леньку:
— А ну, поедем гулять:
Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать! —
С Ленькой вдвоем поедет
В рысь, а потом в карьер.
Бывало, Ленька спасует,
Взять не сможет барьер,
Свалится и захнычет.
— Понятно, еще малец! —
Деев его поднимет,
Словно второй отец.
Подсадит снова на лошадь:
— Учись, брат, барьеры брать!
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
Прошло еще два-три года,
И в стороны унесло
Деева и Петрова
Военное ремесло.
Уехал Деев на Север
И даже адрес забыл.
Увидеться — это б здорово!
А писем он не любил.
Но оттого, должно быть,
Что сам уж детей не ждал,
О Леньке с какой-то грустью
Часто он вспоминал.
Десять лет пролетело.
Кончилась тишина,
Громом загрохотала
Над родиною война.
Деев дрался на Севере;
В полярной глуши своей
Иногда по газетам
Искал имена друзей.
Однажды нашел Петрова:
«Значит, жив и здоров!»
В газете его хвалили,
На Юге дрался Петров.
Потом, приехавши с Юга,
Кто-то сказал ему,
Что Петров, Николай Егорыч,
Геройски погиб в Крыму
Деев вынул газету,
Спросил: «Какого числа?» —
И с грустью понял, что почта
Сюда слишком долго шла...
А вскоре в один из пасмурных
Северных вечеров
К Дееву в полк назначен
Был лейтенант Петров.
Деев сидел над картой
При двух чадящих свечах.
Вошел высокий военный,
Косая сажень в плечах.
В первые две минуты
Майор его не узнал.
Лишь басок лейтенанта
О чем-то напоминал.
— А ну, повернитесь к свету, —
И свечку к нему поднес.
Все те же детские губы,
Тот же курносый нос.
А что усы — так ведь это
Сбрить! — и весь разговор.
— Ленька? — Так точно, Ленька,
Он самый, товарищ майор!
— Значит, окончил школу,
Будем вместе служить.
Жаль, до такого счастья
Отцу не пришлось дожить. —
У Леньки в глазах блеснула
Непрошеная слеза.
Он, скрипнув зубами, молча
Отер рукавом глаза.
И снова пришлось майору,
Как в детстве, ему сказать:
— Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
А через две недели
Шел в скалах тяжелый бой,
Чтоб выручить всех, обязан
Кто-то рискнуть собой.
Майор к себе вызвал Леньку,
Взглянул на него в упор.
— По вашему приказанью
Явился, товарищ майор.
— Ну что ж, хорошо, что явился.
Оставь документы мне.
Пойдешь один, без радиста,
Рация на спине.
И через фронт, по скалам,
Ночью в немецкий тыл
Пройдешь по такой тропинке,
Где никто не ходил.
Будешь оттуда по радио
Вести огонь батарей.
Ясно? — Так точно, ясно.
— Ну, так иди скорей.
Нет, погоди немножко. —
Майор на секунду встал,
Как в детстве, двумя руками
Леньку к себе прижал:
— Идешь на такое дело,
Что трудно прийти назад.
Как командир, тебя я
Туда посылать не рад.
Но как отец... Ответь мне:
Отец я тебе иль нет?
— Отец, — сказал ему Ленька
И обнял его в ответ.
— Так вот, как отец, раз вышло
На жизнь и смерть воевать,
Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперед посылать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
— Понял меня? — Все понял.
Разрешите идти? — Иди! —
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам.
В сто раз ему было б легче,
Если бы шел он сам.
Двенадцать... Сейчас, наверно,
Прошел он через посты.
Час... Сейчас он добрался
К подножию высоты.
Два... Он теперь, должно быть,
Ползет на самый хребет.
Три... Поскорей бы, чтобы
Его не застал рассвет.
Деев вышел на воздух —
Как ярко светит луна,
Не могла подождать до завтра,
Проклята будь она!
Всю ночь, шагая как маятник,
Глаз майор не смыкал,
Пока по радио утром
Донесся первый сигнал:
— Все в порядке, добрался.
Немцы левей меня,
Координаты три, десять,
Скорей давайте огня! —
Орудия зарядили,
Майор рассчитал все сам,
И с ревом первые залпы
Ударили по горам.
И снова сигнал по радио:
— Немцы правей меня,
Координаты пять, десять,
Скорее еще огня!
Летели земля и скалы,
Столбом поднимался дым,
Казалось, теперь оттуда
Никто не уйдет живым.
Третий сигнал по радио:
— Немцы вокруг меня,
Бейте четыре, десять,
Не жалейте огня!
Майор побледнел, услышав:
Четыре, десять — как раз
То место, где его Ленька
Должен сидеть сейчас.
Но, не подавши виду,
Забыв, что он был отцом,
Майор продолжал командовать
Со спокойным лицом:
«Огонь!» — летели снаряды.
«Огонь!» — заряжай скорей!
По квадрату четыре, десять
Било шесть батарей.
Радио час молчало,
Потом донесся сигнал:
— Молчал: оглушило взрывом.
Бейте, как я сказал.
Я верю, свои снаряды
Не могут тронуть меня.
Немцы бегут, нажмите,
Дайте море огня!
И на командном пункте,
Приняв последний сигнал,
Майор в оглохшее радио,
Не выдержав, закричал:
— Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Никто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
В атаку пошла пехота —
К полудню была чиста
От убегавших немцев
Скалистая высота.
Всюду валялись трупы,
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Ленька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Леньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Все те же глаза мальчишки,
Но только... совсем седой.
Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
— Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
Теперь у Леньки была...
Вот какая история
Про славные эти дела
На полуострове Среднем
Рассказана мне была.
А вверху, над горами,
Все так же плыла луна,
Близко грохали взрывы,
Продолжалась война.
Трещал телефон, и, волнуясь,
Командир по землянке ходил,
И кто-то так же, как Ленька,
Шел к немцам сегодня в тыл.
Маленький солдат
Повесть в стихах, посвященная юному Пете Клыпе — защитнику Брестской крепости.
Хочу в солдаты
Мечтал он в Армии служить,
Как служит старший брат.
Ему бы музыкантом быть,
В казармах жить,
В трубу трубить —
Вот Петя был бы рад!
Со службы на короткий срок
Брат приезжал домой,
И Петя тут же — на порог:
«Братан приехал мой!»
За старшим братом по пятам
Ходил он целый день.
«Давай шинель почищу сам,
Давай сверну ремень!»
Зубным пахучим порошком
Тер пуговицы, пряжку,
А сам примеривал тайком
Братнину фуражку.
Прощаясь, он с такой мольбой
В упор глядел на брата.
«Братан, возьми меня с собой,
Возьми меня в солдаты!»
Тот говорил: «В солдаты?
Ты мал еще, куда ты?»
Однажды звук скрипучий, резкий
Мать услыхала из окна,
И, отодвинув занавески,
К нему прислушалась она.
Гадает мать: «Наверно, гусь...»
И кличет: «Тега, тега!
Нет, уж теперь не ошибусь —
Скрипит вон та телега».
А звук ровнее стал звучать,
Другой раздался, третий...
«Играет кто-то, — шепчет мать,
Неужто это Петя?
Играет, ишь ты, на тебе!»
А Петя в огороде
На старой братниной трубе
«Осенний вальс» выводит.
Как трудно матери одной
Воспитывать ребят!
Опять из Армии весной
Приехал Петин брат.
О Пете с ним толкует мать...
Детей растить непросто,
А вот от сердца отнимать
Еще труднее раз во сто.
«Что ж, Петя, поезжай, сынок,
Хорошим будь солдатом!»
Не чуя под собою ног,
Умчался Петя с братом.
Маленький солдат
Надел солдатскую шинель —
Забудь домашний мир.
Ученье, жесткая постель,
Строгий командир...
Вставай, солдат, ложись, солдат,
Бери, солдат, ружье
И защищать учись, солдат,
Отечество свое.
Военная походка,
Сапожки в самый раз,
Задорная пилотка,
Смышленый, острый глаз,
Две маленькие лиры
В углах воротничка...
Любили командиры
Петю-новичка.
За то, что рвался к делу,
Что ловок был, горяч,
Веселый, быстрый, смелый
Маленький трубач.
Его любили в школе
За живость, за смекалку...
Под вечер с другом Колей
Ходил он на рыбалку.
Нагнула старая ветла
Корявый ствол могучий,
Листвой полнеба заняла,
Как будто сизой тучей.
За нею — полосы огня
И в небе, и в воде,
И догорающего дня
Покой разлит везде.
Закинув в воду поплавки,
Усевшись на корнях,
О фильмах спорили дружки,
Что видели на днях.
Считали мальчики улов:
«Ишь, Пете повезло...»
Хороший завтра будет клев,
Так тихо, так тепло.
Текла спокойная вода,
Туман вставал ночной...
Никто не думал, что беда —
Тут, рядом, за спиной.
Идет граница по земле.
Идет над головой...
Что там вдали, в небесной мгле?
Ты видишь, часовой?
Там нарастает грозный гул,
Полна тревогой даль.
Эй, часовой, ты не заснул?
Беги, зови, сигналь!
Первое задание
В Крепости Петю застала война
В час тишины, на рассвете.
Наземь швырнула взрывная волна
Сонного мальчика Петю.
Петя очнулся... Где это он?
Стоны и крики, грохот и звон,
Пыль, штукатурка, брызги стекла,
В окнах разбитых — красная мгла.
Грохнуло снова,
Качнулась стена.
«Братцы, к оружию!
Это — война».
Глянул дежурный на Петю,
Крикнул: «В укрытие, к детям!»
Нет, он солдат.
Он оружие взял,
Вместе с бойцами
Спустился в подвал.
Взрослых бойцов командир полковой
Быстро в порядок привел боевой,
Каждому дал он задачу свою.
Думает Петя: «Что ж я-то стою?»
Задачи он умел решать
В своей тетради в клетку.
Учитель Пете ставил пять —
Высшую отметку.
Военные задачи
Решаются иначе:
Не в классе, не в тетради
С обложкой голубой —
Солдат решенья ради
Рискует головой.
Такое есть задание:
С высокой точки здания
Всю Крепость оглядеть кругом,
Узнать, что занято врагом.
А там — бомбежка, там обстрел,
Там страшно, как в аду.
Но Петя страх преодолел:
«А можно я пойду?»
Помедлил командир с ответом,
Наверно, ждет парнишку мать...
Но есть задор в мальчонке этом,
А больше некого послать.
«Иди, — сказал он, — добрый путь!
Но только осторожен будь».
Вот Петя, вскинув карабин,
Идет по лестнице один.
Тут пули стукают в ступени,
Летят обломки на пути,
И подгибаются колени,
И ноги не хотят идти.
Блеснул огонь, и грохнул взрыв.
Припал к ступеням Петя,
Руками голову закрыв,
Все позабыв на свете.
Поднялся Петя. Он солдат,
И так или иначе,
Не может он идти назад,
Не выполнив задачи.
Не умолкает взрывов гул,
Ступень, еще одна...
Вот на площадку он шагнул,
Вот Петя у окна.
И что ж он видит?
Низко-низко
Несется самолет фашистский.
Все нарастает грозный вой,
Он превратился в громовой.
И с черной свастикой крыло
Над Петей с грохотом прошло.
Огонь и взрыв,
Огонь и взрыв,
И снизу — крики, стоны...
Мальчишка, у окна застыв,
Стоит, ошеломленный.
Вот он опомнился с трудом —
Все надо осмотреть кругом.
Окинул Петя цепким взглядом
Дорогу, берега реки...
Вон танки лезут тесным стадом,
За ними движутся стрелки.
Фашисты к мосту прорвались,
Огнем их надо встретить!
И по ступенькам сверху вниз
Скатился камнем Петя.
И руку приложив к пилотке,
Разведчик, маленький солдат,
Он командиру сделал четкий
И обстоятельный доклад.
Связь со своими порвалась.
Напрасно командир
В эфире снова ищет связь —
Молчит, молчит эфир.
И скупо тратит гарнизон
Последние снаряды.
Он мужеством вооружен
В тугом кольце осады.
Склад оружия
Под сводом сырого подвала
Ведут командиры совет.
Что делать? Оружия мало,
Боеприпасов нет.
Надо к своим прорываться.
Где цепь у фашистов слаба?
Вот если на башню забраться,
Все видно, да только — стрельба...
По площади нужно до башни
Ползком доползти под огнем.
И хочется Пете, и страшно.
Он друга толкает: «Пойдем!»
И, глянув нестрого на Петю,
Сказал командир: «Ну, добро!
Где взрослого сразу приметят,
Ребят обнаружить хитро».
Едва рассветает в продымленной мгле,
Ребята ползут, припадая к земле,
Ползут, озираясь,
Ползут, замирая,
Локти, коленки в кровь обдирая.
Башня все ближе...
«Коля, вперед!»
Вдруг из окна застрочил пулемет.
Ребята вскочили и мигом — к стене.
Вон пулеметчик-то, вон он в окне!
Так и ложатся пули кругом —
Башня уже занята врагом.
«Что же, ни с чем возвращаться назад?
Это уж очень досадно!» —
«Был тут, в казарме, оружия склад.
Может, поищем?» —
«Ладно».
Где камни, где выступы, где бугорки
Ребят укрывали от пули.
И вот доползли, наконец, пареньки
И быстро в казарму нырнули.
Тихо. Лишь стукают пули снаружи,
Ни голосов не слыхать, ни шагов.
«Эх, кабы здесь оказалось оружье,
Да не нарваться бы нам на врагов!»
Коля и Петя идут осторожно.
«Тише... Ты слышишь?
Враги!» — «Все возможно!»
Это сползла штукатурка шурша...
Мальчики дальше идут, чуть дыша,
В пыльную мглу, все вперед и вперед...
Вот, в коридоре крутой поворот.
Сколько винтовок!
Сколько винтовок!
Сколько наганов,
Смазанных, новых!
Вон — пулемет,
А в углу — автоматы!
Что в этих ящиках?
Мины, гранаты!
Ребята, нагруженные
Гранатами, патронами,
Знакомою дорогой
Добрались за подмогой.
«Оружие, оружие
Мы с Колей обнаружили,
Тут, близко, целый склад!»
Ура! Качать разведчиков,
Качать отважных, сметливых,
Находчивых ребят!
Теперь ответим мы врагу,
Попробуй только тронь!
Мы не останемся в долгу!
К оружию!
Огонь!
Сдавайтесь в плен!
Сдавайтесь в плен!
Вам будет пища и вода! —
Мы не покинем этих стен,
Мы не сдадимся никогда!
Последний глоток
Высохли бочки, ведра и фляги,
Бомбой разрушен водопровод.
Лето в разгаре.
Ни капельки влаги
Людям измученным
Небо не шлет.
Горло стянуло от гари и пыли,
Люди забыли,
Когда они пили...
Реки, озера в глазах у солдат
Так и колышутся, так и блестят.
Правда, река
Недалека,
Только идти за водой,
Это страшнее, чем в бой.
Ночь, а над берегом свет
Белых, слепящих ракет,
И отвечает на шорох, на всплеск
Злых пулеметов раскатистый треск.
Пули взрывают землю вокруг,
Вот и лежи, как беспомощный жук!
Но подползали к реке смельчаки
И наполняли водой котелки.
Петю не раз они брали с собой
В трудный, опасный поход за водой.
Ночь коротка,
Ночь коротка,
Спеши, пока темно.
Во рту у Пети ни глотка
Не было давно.
К реке с бойцами он ползет,
Раздвинул камыши...
«Сынок, не торопись вперед,
Подстрелят, не спеши!»
Чуть слышно булькнула вода,
Чуть звякнул котелок...
«Сынок, заметили, беда,
Назад, назад, сынок!
Треск пулемета, и ничком
Лежит он на песке
С пробитым пулей котелком
В откинутой руке.
«Живой?» —
«Живой. Да вот, плечо...
Не больно, только горячо.
А котелок пробит насквозь,
Вода вся вылилась, небось».
Но сквозь пробоину в песок
Вода ушла не вся.
Пускай на дне один глоток —
Пролить его нельзя.
Жажда еще нестерпимее стала,
Петя от жажды совсем занемог.
Как он дополз под огнем до подвала?
Как он сберег драгоценный глоток?
В темном подвале, мал и неярок,
Желтым грибом оплывает огарок.
Петя спустился, тени метнулись,
Раненых лица к нему повернулись.
В каждом вопрос: «А достанется мне?»
Что же тут делать? Воды-то — на дне!
Петя про боль и про жажду забыл,
Сел с котелком на ступени.
Как же так мало воды он добыл?
Тихо колеблются тени...
Только минутку ему отдохнуть,
Только минутку и — к берегу, в путь!
Ну, а вода-то, ее ведь немного,
Может, ему подкрепиться в дорогу?
Но покачнулось пламя огарка,
Ворох тряпья осветило неярко,
Пламя скользнуло по бледной щеке,
Тоненькой шейке, детской руке.
Тусклый огарок чадит, оплывая...
Девочка тихая, как неживая.
Только глаза неподвижно и строго
Прямо на Петю с укором глядят.
Нет, не придется попить на дорогу.
Это — ребенок, а Петя — солдат.
Как малыши эти слабы и хрупки!
Петя дырявый нагнул котелок
И в пересохшие, пыльные губки
Влил драгоценный,
последний глоток.
Подружка
Хлебные склады фашисты спалили,
В воздухе дымном — едкая гарь...
Пищу солдаты по крошкам делили,
Стал драгоценным каждый сухарь.
Просят поесть ребятишки в подвале.
Что им предложишь взамен?
Как допустить, чтоб они погибали?
И остается — плен.
Валя и мама тоже пошли,
Вместе со всеми шагали в пыли.
Пленные мы,
Пленные мы.
Что перед нами? —
Ворота тюрьмы.
Глянешь — солдаты чужие кругом,
Спереди, сзади, рядом.
Если отстанешь, пихнут сапогом.
Или ударят прикладом.
Пленные мы,
Пленные мы.
Что перед нами? —
Ворота тюрьмы.
В черной фуражке, бледен и зол,
К Вале начальник-фашист подошел.
Валю фашист подтолкнул автоматом.
«Эй, ты беги, передай ультиматум:
Если сдадутся, огонь прекратим,
Если же нет, — в порошок превратим!»
Дочку свою прижимая к груди,
Крикнула мама: «Убьют, не ходи!»
Валя сказала: «Здесь хуже, в плену,
Лучше обратно пойду на войну».
Мимо развалин, с тряпочкой белой,
Не различая дороги сквозь дым
И припадая к земле то и дело,
Девочка Валя бежала к своим.
Петя глядит из окошка в подвале.
Что за фигура с белым платком?
«Коля, смотри-ка, это же Валя,
Наша подружка! Валя, бегом!»
Радостно бросилась Валя к ребятам.
Тут все родные, она — у своих!
«Я ведь из плена, вот ультиматум!
Вы не сдавайтесь, не слушайте их!
Вон в этом доме фашисты засели,
Я показать командиру могу! —
«В плен приглашают?
Чего захотели!
Мы им ответим:
Огонь по врагу!»
Мама в плену у фашистов осталась.
Мамочка, ты не горюй обо мне!
Тут помогу я хоть самую малость,
Я со своими,
Я на войне.
Ни бомбой, ни огнем, ни жаждой
Не сломишь верные сердца.
За родину защитник каждый
Поклялся биться до конца.
И весь пробитый, обожженный,
В дыму боев, в крови атак,
Над Крепостью непобежденной
Все так же реет красный флаг.
Бои стихали постепенно.
Осел горячий, едкий дым,
От пепла и земля и стены,
Все стало мертвым и седым,
И замелькали вражьи каски,
И застучали сапоги,
Но по-хозяйски, без опаски,
Не смели здесь ходить враги.
Из-под развалин меткий выстрел
Вдруг раздавался в тишине,
И чьи-то руки: «смерть фашистам!»
Писали ночью на стене.
Кто, укрываясь в подземелье,
Без пищи, без воды, без сил,
Не видел света дни, недели,
Но верность Родине хранил?
Кто для себя, для смерти гордой
Хранил патрон последний свой?
Не знаем мы,
Но знаем твердо,
Что Крепость
Не сдалась живой...
Глава из поэмы «Василий Теркин»
5. О войне
— Разрешите доложить
Коротко и просто:
Я большой охотник жить
Лет до девяноста.
А война — про все забудь
И пенять не вправе.
Собирался в дальний путь,
Дан приказ: «Отставить!»
Грянул год, пришел черед,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за все на свете.
От Ивана до Фомы,
Мертвые ль, живые,
Все мы вместе — это мы,
Тот народ, Россия.
И поскольку это мы,
То скажу вам, братцы,
Нам из этой кутерьмы
Некуда податься.
Тут не скажешь: я — не я,
Ничего не знаю,
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю.
Не велик тебе расчет
Думать в одиночку.
Бомба — дура. Попадет
Сдуру прямо в точку.
На войне себя забудь,
Помни честь, однако,
Рвись до дела — грудь на грудь,
Драка — значит, драка.
И признать не премину,
Дам свою оценку.
Тут не то, что в старину, —
Стенкою на стенку.
Тут не то, что на кулак:
Поглядим, чей дюже, —
Я сказал бы даже так:
Тут гораздо хуже...
Ну, да что о том судить, —
Ясно все до точки.
Надо, братцы, немца бить,
Не давать отсрочки.
Раз война — про все забудь
И пенять не вправе,
Собирался в долгий путь,
Дан приказ: «Отставить!»
Сколько жил — на том конец,
От хлопот свободен.
И тогда ты — тот боец,
Что для боя годен.
И пойдешь в огонь любой,
Выполнишь задачу.
И глядишь — еще живой
Будешь сам в придачу.
А застигнет смертный час,
Значит, номер вышел.
В рифму что-нибудь про нас
После нас напишут.
Пусть приврут хоть во сто крат,
Мы к тому готовы,
Лишь бы дети, говорят,
Были бы здоровы...
Нет комментариев. Ваш будет первым!