Рассказы о любви для школьников 7-10 лет

Рассказы про первую любовь для детей младшего школьного возраста

Арк. Аверченко «Галочка»

Однажды в сумерки весеннего, кротко умиравшего дня к Ирине Владимировне Овраговой пришла девочка двенадцати лет, Галочка Кегич. Сняв в передней верхнюю серую кофточку и гимназическую шляпу, Галочка подёргала ленту в длинной русой косе, проверила, всё ли на месте, и вошла в неосвещённую комнату, где сидела Ирина Владимировна.

— Где вы тут?

— Это кто? А! Сестра своего брата. Мы с вами немного ведь знакомы. Здравствуйте, Галочка.

— Здравствуйте, Ирина Владимировна. Вот вам письмо от брата. Хотите, читайте его при мне, хотите — я уйду.

— Нет, зачем же, посидите со мной, Галочка. Такая тоска... Я сейчас.

Она зажгла электрическую лампочку с перламутровым абажуром и при свете её погрузилась в чтение письма.

Кончила...

Рука с письмом вяло, бессильно упала на колени, а взгляд мёртво и тускло застыл на освещённом краешке золочёной рамы на стене.

— Итак — всё кончено? Итак — уходит?

Голова опустилась ниже.

Галочка сидела, затушёванная полутьмой, вытянув скрещённые ножки в лакированных туфельках и склонив голову на сложенные ладонями руки.

И вдруг в темноте звонко, как стук хрустального бокала о бокал, прозвучал её задумчивый голосок:

— Удивительная это штука — жизнь.

— Что-о-о? — вздрогнула Ирина Владимировна.

— Я говорю, удивительная вещь —- наша жизнь. Иногда бывает смешно, иногда грустно.

— Галочка! Почему вы это говорите?

— Да вот смотрю на вас и говорю. Плохо ведь вам небось сейчас.

— С чего вы взяли?

— Да письмо-то это большая радость, что ли?

— А вы разве... знаете... содержание письма?

— Не знала бы, не говорила бы.

— Разве Николай показывал вам?..

— Колька дурак. У него не хватает даже соображения поговорить со мной, посоветоваться. Ничего он мне не показывал. Я хотела было из самолюбия отказаться снести письмо, да потом мне стало жалко Кольку. Смешной он и глупый.

— Галочка... Какая вы странная. Вам двенадцать лет, кажется, а вы говорите как взрослая.

— Мне вообще много приходится думать. За всех думаешь, заботишься, чтобы всем хорошо было. Вы думаете, это легко!

Взгляд Ирины Владимировны упал на прочитанное письмо, и снова низко опустилась голова.

— И вы тоже, миленькая, хороши! Нечистый дёрнул вас потепаться с этим ослом Климухиным в театр. Очень он вам нужен, да? Ведь я знаю, вы его не любите, вы Кольку моего любите, — так зачем же это? Вот всё оно так скверно и получилось.

— Значит, Николай из-за этого... Боже, какие пустяки! Что же здесь такого, если я пошла в театр с человеком, который мне нужен, как прошлогодний снег?

— Смешная вы, право. Уже большой человек вы, а ничего не смыслите в этих вещах. Когда вы говорите это мне, я всё понимаю, потому что умная и, кроме того, девочка. А Колька большой ревнивый мужчина. Узнал — вот и полез на стену. Надо бы, кажется, понять эту простую штуку...

— Однако он мне не пишет причины его разрыва со мной.

— Не пишет — ясно почему: из самолюбия. Мы, Кегичи, все безумно самолюбивы.

Обе немного помолчали.

— И смешно мне глядеть на вас обоих, и досадно. Из-за какого рожна, спрашивается, люди себе кровь портят? Насквозь вас вижу: любите друг друга так, что аж чертям тошно. А мучаете один другого. Вот уж никому этого не нужно. Знаете, выходите за Кольку замуж. А то прямо смотреть на вас тошнёхонько.

— Галочка! Но ведь он пишет, что не любит меня!

— А вы и верите? Эх вы... Вы обратите внимание: раньше у него были какие-то там любовницы...

— Галочка!

— Чего там — Галочка. Я, слава богу, уже двенадцать лет Галочка. Вот я и говорю: раньше у него было по три любовницы сразу, а теперь вы одна. И он всё время глядит на вас, как кот на сало.

— Галочка!

— Ладно вам. Не подумайте, пожалуйста, что я какая-нибудь испорченная девчонка, а просто я всё понимаю. Толковый ребёнок, что и говорить. Только вы Кольку больше не дразните.

— Чем же я его дразню?

— А зачем вы в письме написали о том художнике, который вас домой с вечера провожал? Кто вас за язык тянул? Зачем? Только чтобы моего Кольку подразнить. Стыдно! А ещё большая!

— Галочка! Откуда вы об этом письме знаете?!

— Прочитала.

— Неужели Коля...

— Да, как же! Держите карман шире … Просто открыла незапертый ящик и прочитала...

— Галочка!!!

— Да ведь я не из простого любопытства. Просто хочу вас и его устроить, с рук сплавить просто. И прочитала, чтобы быть... как это говорится? В курсе дела.

— Вы, может быть, и это письмо прочитали?

— А как же! Что я вам, простой почтальон, что ли, чтобы втёмную письма носить... Прочитала. Да вы не беспокойтесь! Я для вашей же пользы это... Ведь никому не разболтаю.

— А вы знаете, что чужие письма читать неблагородно?

— Начхать мне на это. Что с меня взять? Я маленькая. А вы большой глупыш. Обождите, я вас сейчас поцелую. Вот так. А теперь — надевайте кофточку, шляпу — и марш к Кольке. Я вас отведу.

— Нет, Галочка, ни за что!

— Вот поговорите ещё у меня. Уж вы раз наделали глупостей, так молчите. А Колька сейчас лежит у себя на диване носом вниз и киснет, как собака. Вообразите — лежит и киснет... Вдруг -— входите вы! Да ведь он захрюкает от радости.

— Но ведь он же мне написал, что...

— Чихать я хотела на его письмо. Ревнивый этот самый Колька как чёрт. Наверно, и я такая же буду, как вырасту. Ну, не разговаривайте. Одевайтесь! Ишь ты! И у вас вон глазки повеселели. Ах вы, мышатки мои милые!..

— Так я переоденусь только в другое платье...

— Ни-ни! Надо, чтобы все по-домашнему было. Это уютненькое. Только снимите с волос зелёную бархотку. Она вам не идёт... Есть красная?

— Есть.

— Ну, вот и умница. Давайте я вам приколю. Вы красивая и симпатичная... Люблю таких. Ну, поглядите теперь на меня... Улыбаетесь? То-то. А Кольке, прямо как придёте, так и скажите: «Коля, ты дурак». Ведь вы с ним на «ты», я знаю. И целуетесь уже. Раз видела. На диванчике. Женитесь, ей-богу, чего там.

— Галочка! Вы прямо необыкновенный ребёнок.

— Ну да! Скажете тоже. Через четыре года у нас в деревне нашего брата уже замуж выдают, а вы говорите — ребёнок. Ох- ох! Уморушка с вами. Духами немного надушитесь — у вас хорошие духи, — и поедем. Дайте ему слово, что вы плевать хотели на Климухина, и скажите Кольке, что он самый лучший. Мужчины это любят. Готовы, сокровище моё? Ну, айда к этой старой крысе!

... «Старая крыса», увидев вошедшую странную пару, вскочил с дивана и, растерянный, со скрытым восторгом во взоре, бросился к Ирине Владимировне.

— Вы?! У меня... А письмо... получили?..

— Чихать мы хотели на твоё письмо, — засмеялась Галочка и, толкая его в затылок: — Плюньте на всё и берегите здоровье. Поцелуйтесь, детки, а я уже смертельно устала от этих передряг.

Оба уселись на диване и — рука к руке, плечо к плечу — прильнули друг к другу.

— Готово? — деловым взглядом окинула эту группу с видом скульптора-автора Галочка. — Ну а мне больше некогда возиться с вами. У меня, детки, признаться откровенно, с арифметикой что-то неладно. Пойти позубрить, что ли. Благословляю вас и ухожу. Кол-то мне из-за вас тоже, знаете, получать не расчёт...

И. Антонова «Вредная»

Вася влюбился в Таню. И нахватал по математике двоек. Причём сделал это сознательно. Он как рассудил: Таня лучше всех в математике разбирается, а раз так, то он смело может обратиться к ней за помощью. Таня придёт к нему домой, вот тут-то он и расскажет ей о своей великой любви.

Однажды после уроков Вася попросил Таню:

— Помоги мне с математикой, а то меня на второй год оставят.

И так печально на неё глянул, что Таня согласилась:

— Ладно, я к тебе в три приду, — и пошла домой обедать.

Вася ликовал.

Он пулей влетел в квартиру и... растерянно замер. За его письменным столом, размазывая краски по листу картона, сидела младшая сестрёнка Катя.

— Ты почему не в саду? — накинулся на неё Вася.

— У нас карантин, а мама на работе, — радостно сообщила Катя.

Вася схватился за голову и зашагал по комнате. Вот те на! Хотел Тане в любви признаться, но разве при Катьке это сделаешь? Даже если запереть её в ванной, всё равно подслушает и маме наябедничает.

Вдруг Васю осенило.

— Собирайся! — потребовал он.

Петя отворил дверь.

— Выручай! — с порога взмолился Вася. — Пусть Катька у тебя побудет. Немного. Всего час!

— Это ещё зачем? — удивился друг.

— Матери дома нет, а ко мне Таня должна прийти. Математикой заниматься будем.

— Ну и что? — не понял Петя. — Что, Катька вам помешает?

— Ещё как! Знаешь, какая она вредная! — И Вася дёрнул Катю за рукав. — Скажи-и!

Катя скосила глаза за спину брата. Там её подкарауливал увесистый Васин кулак. Она вздохнула и подтвердила:

— Вредная.

А Вася уже кубарем катился с лестницы, крича на бегу:

— Слышь, я недолго... честное слово!..

Петя впустил Катю в квартиру и тут же спохватился:

— Тьфу ты! Совсем забыл. Я же договорился с Мишей встретиться.

Он взял девочку за руку и вывел на лестничную площадку. Но Васи уже и след простыл.

— Что же мне с тобой делать? — задумался Петя. — Взять с собой не могу — мешать будешь.

И тут взгляд его упёрся в дверь соседней квартиры. Петя обрадовался. Там, за этой дверью, живёт добрая девочка Люда. Она непременно выручит!

— Привет! — сказал Петя, когда на пороге показалась Люда.

— Уже здоровались! Чего надо?

— Вот эту девочку не с кем оставить, — заробел Петя. — Не могла бы она у тебя немного побыть?

— А где её родители? — Люда подозрительно разглядывала Катю.

— Понимаешь, у неё старший брат... А к нему сейчас должна прийти девчонка... заниматься. А она им мешать будет! — заторопился объяснить Петя.

Люда склонила голову набок и прищурилась. «Была охота с малышнёй возиться!» — подумала она, а вслух сказала:

— Нет, не могу. Мне в аптеку надо.

— Вот и отлично! Вместе сходите. — Петя подтолкнул Катю вперёд и побежал вниз.

— Эй! — крикнула Люда, но было поздно. Дверь подъезда с грохотом захлопнулась. Люда с сомнением посмотрела на Катю и предложила: — Может, гулять пойдём?

— Пойдём. — И Катя достала из кармашка мел. — Я рисовать буду.

Сначала на асфальте появился дом, затем цветы выше крыши, а ещё погодя — нечто непонятное с собачьим хвостом. Люда, скучая, смотрела, как ловко управляется Катя с мелом. И тут её окликнули:

— Привет, Вихрова!

— Привет! — обрадовалась Люда и улыбнулась подошедшему Вадику.

— Хочешь видик посмотреть? Мне новый фильм принесли. Потрясный! — предложил он.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу!

— Тогда пошли.

— Пошли, — согласилась Люда, но тут же спохватилась: — Только я не одна, — и указала на Катю. — Её оставить не с кем.

— Ну извини, Вихрова! У меня дома не детский сад. — И Вадик повернулся, чтобы уйти.

— Подожди! — Люда беспомощно огляделась по сторонам.

По двору, радуясь весеннему теплу и солнцу, шагала Таня.

— Выручай! — подскочила к ней Люда. — У нас с Вадькой срочное дело. А тут эта! — И кивнула в сторону Кати.

— Сестра? — спросила Таня.

— Какая там сестра! Подкидыш! У неё родителей нет. Только старший брат. А к нему сейчас девица должна прийти. Невеста, что ли... свататься... А она, вредная, — и Люда сердито указала на Катю, — будет им мешать. Вот меня и попросили её покараулить, а тут Вадик... срочное дело... Через час я её заберу. Честное слово! — И Люда побежала догонять Вадика.

Таня присела на корточки возле Кати.

— Тебя как зовут?

— Катя, — сказала девочка, продолжая водить мелом по асфальту. — Смотри, я сказочный дворец нарисовала.

— Молодец! — похвалила Таня и протянула ей жвачку. — Держи!

— Спасибо! — поблагодарила Катя.

— Никакая ты не вредная, — улыбнулась Таня и встала. — Пошли. Я тоже иду по делу, к одному мальчику. Мы с ним математикой заниматься будем, но ты нам не помешаешь.

В квартире соловьём защёлкал звонок. В такт ему забилось Васино сердце: «Пришла!» Вася распахнул дверь. На пороге стояла Таня. Вася открыл было рот, как вдруг из-за Таниной спины выглянула Катя и закричала:

— Я уже нагулялась!

— Так это твоя сестра? — вытаращила глаза Таня.

— Его, его! — обрадовалась Катька. — И я всё маме скажу, что ты приходила к нему свататься.

— И правда, вредная! — охнула счастливая Таня.

И. Антонова «Приз»

Вася Сёмочкин очень любил кошек. Он знал о них буквально всё: откуда появились, когда приручились, как за ними ухаживать и как воспитывать...

Он мечтал о котёнке. Но мама была против. И всё из-за Катьки — младшей Васиной сестры. Мама считала, что Катька котёнка непременно затискает.

После кошек Сёмочкину больше всех нравилась Таня Сачкова. Однажды он решился признаться Тане в любви. И повод для этого нашёл подходящий. Но помешала всё та же вредная Катька.

Кроме сестры, Сёмочкина раздражала Танина подруга — Эля Картошкина. Она всюду следовала за Сачковой, словно кошачий хвост. А Сёмочкину хотелось побыть с Таней. Сходить куда-нибудь. На выставку кошек, например. Но ведь Картошкина следом покатится...

А ещё у Васи был заклятый враг — верзила Дюжев из параллельного класса. Как-то он подошёл к Сёмочкину и говорит:

— Слышь, кошатник, чегой-то ты возле Сачковой вертишься? Смотри у меня! — и показал внушительный кулак.

Вася от неожиданности пробормотал:

— Так она всё время с Картошкиной...

— Ах, тебе Картошка нравится?! — разу- лыбался Дюжев. — Тогда ладно. — И тут же сердито добавил: — С Картошкой гуляй, а Сачкова — моя!

Но Васе так хотелось сходить с Сачковой на выставку! И он решился. А Картошкина?.. Пусть рядом шагает, для отвода Дюжевых глаз.

Уговаривать Сачкову пришлось долго. Если бы не всё та же Картошкина, которая повисла на Таниной руке и, подпрыгивая от нетерпения, канючила: «Танюсечка, давай сходим!», поход вряд ли бы состоялся.

Огромный павильон изнутри мяукал, фырчал, царапался. Вася водил Сачкову от одной клетки к другой.

— Тань, ты только посмотри, какие лапки...

— Как в носочках, — моментально откликалась Картошкина, а её подружка равнодушно молчала.

— Тань, гляди, какой хвост... — не унимался Сёмочкин.

— Словно ёршик для мытья посуды, — поддерживала разговор Картошкина.

— А вон у той кошки уши... Тань, видишь, видишь, какие уши...

— Повисли, как у нашего дворового Бобика, — восхищалась за себя и за подругу Картошкина.

Но тут динамики женским голосом объявили:

— Дорогие гости и участники выставки! Приглашаем принять участие в конкурсе на лучшего знатока кошек. Победителя ждёт приз — котёнок породы корниш реке. Желающих просим подойти к сцене.

Сёмочкин мгновенно среагировал на магические слова «котёнок породы корниш реке»:

— Девчонки, скорее. Бежим!

— Куда? — удивилась Сачкова, которая будто и не слышала объявления.

— Участвовать в конкурсе! -— догадалась Картошкина.

Когда через плотную толпу ребята наконец пробрались к сцене, девушка-ведущая как раз объясняла условия:

— Нужно ответить на несколько вопросов о кошках. Я буду спрашивать, а вы поднимайте руки.

Сёмочкин поискал глазами приз. Вот он, маленький рыжий комочек. У Сёмочкина захватило дух. Ведь он может стать хозяином кудрявого рекса! И имя ему тут же сыскалось — Рыжик. А может, Пират.

Состязание началось. Вопросы для Сёмочкина были так себе, средней сложности. Поэтому Васина рука постоянно взмывала вверх. А рядом в унисон с Васиной рукой радостно скакала Картошкина. Азартная оказалась особа. Но лучше бы ею была Сачкова, которая по-прежнему оставалась безучастной.

Постепенно из борьбы выбывало всё больше и больше народу. И вот в поле остался один воин — Сёмочкин. Ведущая обнаружила это с удивлением — такой маленький, а всё о кошках знает.

— И последний вопрос, — сказала она, глядя на Сёмочкина. — Ответишь — котёнок твой.

В толпе заспорили — выиграет мальчишка приз или нет.

Сёмочкин приготовился.

— Кто написал повесть «Шамайка»?

Толпа затихла. В воздухе сгущалось напряжение.

— Что же ты, мальчик, молчишь? — удивилась ведущая. — Не знаешь? — В голосе послышалось разочарование.

А Сёмочкин... Конечно же, он читал «Шамайку». Ведь эта книжка о приключениях бездомной кошки. Он хорошо помнил всё, что с ней происходило. А вот кто автор...

— Ну что? — переспросила девушка. — Сдаёшься?

Сёмочкин похолодел. И тут, как на уроке в школе, скорее лопатками, чем ушами, почувствовал взволнованный шёпот: Коваль... Юрий Коваль...

Это, присев позади Васи на корточки, подсказывала не желающая сдаваться Картош- кина.

Повинуясь подсказке, Сёмочкин робко повторил:

— Юрий Коваль.

— Правильно! — ахнула ведущая, и толпа вокруг взорвалась аплодисментами.

— Ура! — ликовала Картошкина.

— Поздравляю! — промямлила Сачкова.

Всю обратную дорогу Вася прижимал котёнка к себе. Он был счастлив. Правда, немного мешала Картошкина. Она то и дело норовила погладить приз.

Когда ребята подошли к дому Сачковой, Сёмочкин вспомнил мамин запрет и поскучнел. Но вскоре улыбка снова появилась на его лице.

Вася протянул котёнка Тане:

— Это тебе.

— Зачем? — удивилась та.

— Жить у тебя будет. Назовёшь Рыжиком или Пиратом.

— Я не знаю, как за кошками ухаживать.

— Ничего, вырастим вместе! Я каждый день навещать его буду.

Сёмочкин отдавал котёнка с умыслом. Так он решал главную проблему. Больше Дюжев к нему не придерётся. Потому что не будет видеть, как Вася вертится возле Сачковой. Отныне Вася будет вертеться возле Сачковой у Сачковой дома.

Таня вопросительно посмотрела на подругу.

— Бери! — воскликнула Картошкина. — Я бы ни за что не отказалась! — призналась она с завистью.

— Ладно, — нехотя согласилась Таня и понесла котёнка домой.

— Пока! — кивнула Васе Картошкина и засеменила следом.

А Сёмочкин стоял, смотрел и любовался ими. Не Картошкиной, разумеется, а Таней и Рыжиком или Пиратом. Интересно, как она его назовёт?

На следующий день Вася прибежал в школу первым. Хотел расспросить, как его приз поживает.

Из-за угла появилась Сачкова со своей неизменной Картошкиной. Сёмочкин было ринулся им навстречу, но вовремя заметил шедшего позади Дюжева и отступил. «Ничего, — успокоил себя, — на перемене всё узнаю».

Но школьный день закончился, а Сёмочкину так и не удалось поговорить с Сачковой. Все перемены возле неё и Картошкиной топтался Дюжев.

«Вот приду к Тане домой, там никто не помешает!» — сердито думал Вася, идя по знакомой улице.

В сильном волнении он надавил на кнопку звонка. Дверь распахнулась. Перед Сёмочкиным стояла Таня. На руках у неё сидел Рыж-ж...

Нет, не Рыжик! Потому что тот, кого ласково трепала Сачкова, был чёрным, лохматым, с высунутым красным языком.

— Кто это? — прошептал Сёмочкин.

— Нравится? — застенчиво улыбнулась Сачкова.

— Это я подарил! — гордо пробасил из- за её спины Дюжев. — Вчера на выставке собак в конкурсе выиграл! Ничего щеночек, а?

— Где мой котёнок? — хриплым от волнения голосом спросил Сёмочкин.

— У Картошкиной... Эля заботливая... — начала объяснять Сачкова.

Но Сёмочкин не слушал, а, перепрыгивая через три ступеньки, мчался к Картошкиной.

Повинуясь настойчивому звонку, дверь открылась. На пороге стояла Эля.

— Где?.. — еле переводя дыхание, выпалил Сёмочкин.

— На кухне. Пьёт молоко, — догадываясь, о ком речь, улыбнулась Картошкина.

В порыве гнева Вася набросился на неё:

— Как ты посмела взять мой приз?! Разве ты знаешь, как за котятами ухаживать?

— Но ведь ты будешь его навещать? — с надеждой спросила она.

Сёмочкин стал приглядываться. А что? Нормальная вроде девчонка. Кажется, кошек любит. Вон как на выставке от восторга прыгала! А глаза-то у неё... надо же, золотистые. И волосы рыжие, как у Рыж-ж...

«И чего я этого раньше не замечал?» — удивился Сёмочкин.

Тут из кухни сытым колобком выкатился объект Васиного беспокойства. Сёмочкин заулыбался.

— А как ты его назвала? Барсиком? Мурзиком?

— Рыжиком.

— Ладно, будем растить Рыжика вместе! — И Сёмочкин смело шагнул через Элин порог.

В. Железников «Три ветки мимозы»

Когда он утром подошёл к столу, то увидал огромный букет мимозы. Они были такие хрупкие, такие жёлтые и свежие, как первый тёплый день!

— Это папа подарил мне, — сказала мама. — Ведь сегодня Восьмое марта.

Действительно, сегодня Восьмое марта, а он совсем забыл об этом. Вчера вечером помнил и даже ночью помнил, а сейчас вдруг забыл. Он побежал к себе в комнату, схватил портфель и вытащил открытку. Там было написано: «Дорогая мамочка, поздравляю тебя с Восьмым марта. Обещаю всегда тебя слушаться». Он вручил ей открытку, а сам стоял рядом и ждал. Мама прочитала открытку в одну секунду. Даже как-то неинтересно — как взрослые быстро читают!

А когда он уже уходил в школу, мама вдруг сказала ему:

— Возьми несколько веточек мимозы и подари Лене Поповой.

Лена Попова была его соседкой по парте.

— Зачем? — хмуро спросил он.

— А затем, что сегодня Восьмое марта, и я уверена, что все ваши мальчики что-нибудь подарят девочкам.

Ему очень не хотелось тащить эти мимозы, но мама просила, и отказывать ей тоже не хотелось. Он взял три веточки мимозы и пошёл в школу.

По дороге ему казалось, что все на него оглядываются. Но у самой школы ему повезло. Он встретил Лену Попову. Подбежал к ней, протянул мимозу и сказал:

— Это тебе.

— Мне? Ой, как красиво! Большое спасибо!

Она готова была благодарить его ещё час,

но он повернулся и убежал.

И на первой перемене оказалось, что никто из мальчиков в их классе ничего не подарил девочкам. Ни один. Только перед Леной Поповой лежали нежные веточки мимозы.

— Откуда у тебя цветы? — спросила учительница.

— Это мне Витя подарил, — сказала Лена.

Все сразу зашушукались и посмотрели на Витю, а Витя низко опустил голову.

— Вот как! — сказала учительница. — Ты оберни концы веток в мокрую тряпочку или бумагу, тогда они у тебя не завянут.

А на перемене, когда Витя как ни в чём не бывало подошёл к ребятам, хотя чувствовал уже недоброе, они вдруг закричали:

— Тили-тили-тесто, жених и невеста! Витька водится с девчонками! Витька водится с девчонками!

Ребята засмеялись и стали показывать на него пальцами. А тут проходили мимо старшие ребята, и все на него смотрели и спрашивали, чей он жених.

Он еле досидел до конца уроков и, как только прозвенел звонок, со всех ног полетел домой, чтобы там, дома, сорвать свою досаду и обиду.

Он забарабанил изо всех сил по двери и, когда мама открыла ему, закричал:

— Это ты, это ты виновата, это всё из-за тебя! — Он почти плакал. Вбежал в комнату, схватил мимозы и бросил их на пол. — Ненавижу эти цветы, ненавижу!

Он стал топтать их ногами, и жёлтые нежные цветочки лопались под грубой подмёткой его ботинок.

— Это мне подарил папа, — сказала мама.

А Лена Попова несла домой три нежные веточки мимозы в мокрой тряпочке, чтобы они не завяли. Она несла их впереди себя, и ей казалось, что в них отражается солнце, что они такие красивые, такие особенные... Это ведь были первые мимозы в её жизни...

А. Студзинский «Победитель»

Со Светланкой Фофановой мы дружили в детском саду. Когда играли в войну, я всегда был раненым, а она — врачом: слушала моё сердце и шептала: «Не волнуйтесь, раненый. Я отдам вам свою кровь —- будете жить».

Я думал, мы с ней всю жизнь дружить будем. Но в этом году пошли в школу, и на переменках она всё время играла и шушукалась с Витькой Гороховым, а на меня почти внимания не обращала. Мне обидно стало, и один раз, когда домой из школы вместе шли, я ей сказал:

— Свет, если Горохов обижает тебя, я ему рёбра посчитаю.

Она остановилась, посмотрела на меня, как на букашку.

— Витя Горохов дружит со мной, — сказала. — И как ты рёбра считать будешь, если он выше тебя на голову? — усмехнулась и пошла.

Я догнал её.

— Не знал, что дружишь с ним... А я с Натахой дружу — из соседнего двора. Она мне говорящую ворону подарила.

— Дружи с кем хочешь — мне-то что?! — пожала она плечами и свернула на свою улицу.

Я за ней не пошёл: понял, если бы Витька Горохов был раненым, Светланка ему свою кровь отдала бы. И зачем я про Натаху брякнул?.. Вовсе я с ней и не дружил. Я сам по себе в одиночестве был, а Натаха сбоку припёка.

А дня через два учитель по физкультуре объявил, что в следующую субботу все первоклассники должны участвовать в соревновании по бегу на полтора километра.

«Ну, Горохов, кончилась твоя дружба со Светочкой Фофановой!» — сказал я в уме, потому что решил стать победителем в этих соревнованиях. По телевизору я насмотрелся, как поздравляют и целуют победителей. Горохов хоть и был на голову выше меня, но к физкультуре не был приспособлен. А я и в футбол, и в настольный теннис играл.

Три раза в день — утром, днём и вечером — я стал делать зарядку и всё время бегал — ив школу, и из школы, и в магазин за хлебом, и из магазина. И целую неделю бегал в нашем лесопарке, где должны были проходить соревнования.

— Тебе что снилось? — спросила мама, когда я в субботу проснулся. — Раз десять одеяло ногами сбрасывал ночью.

Я ей ничего не сказал, быстренько позавтракал, надел кеды и майку с трусами, выбежал из квартиры и помчался по ступеням. У подъезда натолкнулся на Натаху.

— Куда? — спросила она.

Я отмахнулся от неё и помчался в лесопарк.

Соревнования начались с мальчиков. Девочки и родители, которые пришли болеть, отправились на финиш. Ушла и Фофанова. Я смотрел ей в спину, пока она не скрылась за деревьями. «Интересно, — подумал я, — что она скажет мне, когда победителем окажусь?»

Когда дали старт, я сразу изо всех сил побежал первым. Но даже ещё разогнаться не успел, как меня человек десять обогнали. И самое обидное было, что Витька Горохов бежал впереди меня. Но я не сдавался, надеялся хоть и не первым к финишу прибежать, но обязательно Витьку Горохова обогнать.

Дорога вела на мостик через широкий ручей. И вдруг, откуда ни возьмись, из-под мостика показалась голова Натахи.

— Прыгай! — приказала она мне. — Прыгай в воду!

— Зачем? — остановился я.

— Победителем будешь! — зашипела она, как кипящий чайник. — Я тебя прямиком на финиш выведу!

Я оглянулся — сзади никого не было — и сиганул с моста в воду. Натаха потащила меня за руку по ручью, и мы скрылись в кустах. Ещё минутку шли по воде, потом вылезли на берег, поднялись по склону, и я увидел за деревьями финишную ленточку и толпу зрителей.

— Ползи кустами к дороге, — прошептала Натаха, — и сразу беги к финишу.

Я так и сделал. Через кусты, как разведчик, дополз до поворота дороги, вскочил на ноги и изо всех сил помчался к финишу. В кедах хлюпала вода, мокрые трусы и майка были облеплены зеленью, а к ноге прицепилась ржавая консервная банка. На ходу хотел её сбросить, но ничего не получалось — так и бежал с банкой.

Следом за мной, я слышал, бежали несколько человек. Но я не оглядывался — мне до победы оставалось чуть-чуть. И, хоть и с банкой на ноге, я финишировал первым. Но зрители почему-то не обращали на меня внимания, и я не видел среди них Светланки Фофановой.

— Мальчик, уйди в сторону, не мешай! — крикнул мне дяденька с секундомером в руке, и тут зрители закричали и захлопали в ладоши, потому что к финишу бежали сразу трое пожарных — в сапогах, брезентовых робах, в противогазах и касках.

Я растерянно оглянулся по сторонам и увидел Натаху.

— Ты на какой финиш меня привела? — подошёл я к ней.

— А откуда я знала, что тут пожарники будут? — ответила она. — Для тебя же старалась.

— Старалась!.. — сглотнул я подступившие к горлу слёзы и отцепил банку от ноги. — Если б с моста к тебе не прыгнул, может, обогнал бы всех своих!..

— Не обогнал бы, — возразила она.

Я в досаде побрёл между деревьями и про себя решил: больше в жизни ни с каких мостов ни к каким Натахам в ручьи не прыгать. И чего она, Натаха эта, вечно крутится вокруг меня?

Я обернулся — она шла за мной и горько всхлипывала.

— Ты чего? — спросил я.

— Чего, чего... — стала она икать, вытирая ладошками слёзы. — Я хотела как лучше... Теперь ты ненавидеть меня будешь.

Мне жалко её стало. Жальче, чем самого себя.

— Не буду, — успокоил я её.

— Правда? — уставилась она на меня, будто впервые видела.

— Не узнаёшь меня, что ли? — поинтересовался я.

— Узнаю... Просто голова кружится... Переживала за тебя сильно. — Она достала из кармашка своего платья платочек и стала оттирать мне грязь с лица.

— Я теперь тоже всегда за тебя переживать буду, — пообещал я. — И вообще... Натаха... хочешь, всю жизнь дружить будем?

— Хочу, — согласно кивнула она.

Мы пошли к мосту через ручей. Пока шли, Натаха на ходу подпрыгивала, как кузнечик. И я стал с ней подпрыгивать. А когда вышли к обрыву у ручья, я сказал ей:

— А давай прыгнем и полетим над ручьём, деревьями... И все будут на нас снизу

смотреть и кричать: «Смотрите, смотрите — летающие люди!..»

— Давай, — согласилась она.

Мы взялись за руки, прыгнули с обрыва и полетели...

Когда скатились по склону обрыва к ручью, Натаха, заливаясь смехом, крикнула: «Красота!» И я от её радости на секундочку поверил, будто и правда мы были летающими людьми.

Нет, с Натахой дружить хорошо: она смелая и добрая, друга в беде не оставит одного — не то что некоторые...

В. Голявкин «Кому что удивительно»

Танька ничему не удивляется. Она всегда говорит: «Вот уж неудивительно!» — даже если бывает и удивительно. Я вчера на глазах у всех перепрыгнул через такую лужу... Никто не мог перепрыгнуть, а я перепрыгнул! Все удивились, кроме Тани.

«Подумаешь! Ну и что же? Вот уж неудивительно!»

Я всё старался её удивить. Но никак не мог удивить. Сколько я ни старался.

Я из рогатки попал в воробышка.

Научился ходить на руках, свистеть с одним пальцем во рту.

Она всё это видела. Но не удивлялась.

Я изо всех сил старался. Что я только не делал! Залезал на деревья, ходил без шапки зимой...

Она всё не удивлялась.

А однажды я просто вышел с книжкой во двор. Сел на лавочку. И стал читать.

Я даже не видел Таньку. А она говорит:

— Удивительно! Вот не подумала бы! Он читает!

В. Голявкин «Рисунки на асфальте»

Главы из повести

ТАСЯ ЛЕБЕДЕВА

После того как Кафаров мне про Тасю Лебедеву сказал, я о ней думать стал. Да ещё Мария Николаевна про неё сказала: «Вы замечали, почему Лебедева сидит в классе во время перемен? Потому что она серьёзная девочка и беготня по коридорам ей претит».

Слово «претит» очень понравилось мне. «Тася», «претит», «торт», «петит» (что такое петит, я не знал) были самые прекрасные, волшебные слова. В том, что Тася самая необыкновенная, я уже не сомневался.

Я стал смотреть на неё. Смотреть всё время. Беспрерывно. Когда любят, решил я, наверное, всё время смотрят. На уроках я не мог на неё всё время смотреть, она сидела сзади меня, и я принёс в класс зеркальце и смотрел на неё в это зеркальце. Потом у меня это зеркальце отобрали.

Больше всего восхищало меня, конечно, то, что все выходят в коридор, всем это не претит, а она одна, можно сказать, во всём классе, а может быть, и во всей школе, которой ПРЕТИТ.

— Ей всё, всё, всё претит... — тихо пел я перед сном. Мотив был из старинного романса. Я услышал его от мамы.

— Ей всё, всё, всё претит... — тихо пел я на перемене.

— Чего ты бормочешь? — спросил Кафаров.

— Не твоё дело, — сказал я.

— Отстаньте от меня, — говорил я всем, хотя никто ко мне не приставал. Любовь, думал я, это такое дело, что никто не должен к тебе приставать.

Я решил подарить ей рисунок. Я подарю ей свой самый лучший рисунок, который висит у меня над кроватью. И пусть она повесит его над своей кроватью.

Была перемена.

В классе были я и Тася.

Она читала.

— Тася, — сказал я тихо.

Положил ей рисунок на парту. И вышел.

Всю перемену я думал о том, поняла ли она, что этот рисунок я ей дарю на всю жизнь, навеки. Лучше этого рисунка у меня никогда не было. Нужно было сказать ей об этом. А вдруг она не поняла, зачем я положил ей на парту рисунок? Подумает, я просто так — взял да и положил. Подумает, что этот рисунок мне совсем не нужен. Подумает, у меня таких рисунков, может быть, целая куча-

Звонок прозвенел. Вхожу в класс.

Рисунка на парте не было!

— Ей всё, всё, всё претит... — пел я по дороге домой.

Тася шла сзади.

Я замедлил шаги.

Когда Тася была почти рядом, я в каком- то непонятном восторге, сам не понимая, как это вышло, повернулся и... дал ей подножку.

Я просто хотел, чтобы она думала, что я всегда на неё внимание обращаю... Чтобы она думала, что я её замечаю. Не знал я, что так всё получится!

Она поднялась и плачет.

— Дурак! — говорит. — Дурак!

Я стоял и моргал.

В это время Ыгышка подошёл. Если бы вы этого Ыгышку знали, вы бы никогда не захотели, чтобы он к вам подходил. Третий год в одном классе сидел. Потом его исключили. Здоровенный он был. Ещё бы! Так вот он подходит ко мне и говорит:

— Чего ты стоишь, дубина! Успокой невесту!

— Какая она мне, — говорю, — невеста? Ты думаешь, что говоришь? И какое ты имеешь право меня дубиной обзывать?

А он засмеялся вот так:

— Ы-гы-гы-ы-ы...

И говорит:

— Кавалер! Невеста плачет, а он рот разинул! Успокой невесту, кавалер!

И не уходит, главное. Стоит и смеётся.

— Кто тебе сказал, что я кавалер?

Так я расстроился! Вот пристал!

А он говорит:

— А кто же ты? Дубина.

Хотел я на него с кулаками броситься, до того он меня разозлил. А потом раздумал. Кулаки у него здоровенные. Если он своим кулаком меня стукнет, я просто не знаю, что мне делать тогда!

— Отстань, — говорю.

Он засмеялся и пошёл. Идёт и смеётся. И откуда он тут взялся?

А Тася вынимает из кармана мой рисунок. Даёт мне и уходит.

Я её догоняю.

Она повернулась и в другую сторону пошла.

А я за ней.

И всё ей объясняю, что это у меня нечаянно получилось.

Вдруг вижу — этот Ыгышка навстречу нам идёт.

Подходит он к нам и говорит:

— Спички есть?

Я зубы стиснул и смотрю на него. Неужели он не понимает, что у меня спичек быть не может? Нарочно ведь пристал!

Смотрю на него и не моргаю.

А он прищурился и говорит:

— Ишь ты, рожу надул! Нету спичек — скажи нету. И не паясничай. Ыгы? — Это его любимое выражение. — А то и по шее получить недолго.

Повернулся и пошёл.

А Тася в другую сторону пошла.

А я со своим рисунком остался.

Потом как стал его рвать! На мелкие кусочки изорвал и вслед Тасе бросил.

ЗАПИСКА

Младший сын Петра Петровича укусил собаку. Он пошёл с мамой в магазин. Мама подошла к прилавку. А его отпустила. Младший сын Петра Петровича подошёл к собаке и укусил её. Собака страшно завизжала, а малыш испугался и заплакал. Ангелина Петровна закричала: «Уберите собаку! Она укусила моего сына!» В это время какой-то дядька говорит: «Ничего подобного! Собака не трогала вашего сына. Она спокойно сидела. Она никого не трогала. Я видел! Ваш сын подошёл и укусил её!» Все стали говорить, что не может быть, чтобы такой маленький ребёнок укусил такую большую собаку. А тот дядька говорит: «Вы мне не верите? Ах, значит, вы мне не верите? Смотрите, как он это сделал! Он подошёл к собаке, я же видел, граждане! Он подошёл к ней вот так...» И дядька хотел показать, как младший сын Петра Петровича подошёл к собаке. В это время испуганная собака подумала, что с ней хотят что-то сделать, и она, не долго думая, укусила этого дядьку за нос. Дядька страшно заорал, а хозяин собаки говорит: «Зачем вы лезли к собаке? Скажите! Зачем вы к ней лезли? Она вас трогала? Не трогала! Тогда зачем вы к ней лезли?..»

Всё это Пётр Петрович нам рассказывал, и мы смеялись. Пётр Петрович всегда очень смешно рассказывал...

— Если мы возьмём икс, — говорит Мария Николаевна, — если мы возьмём икс!!!

Я смотрю на доску. Совсем не вовремя мне эта история вспомнилась...

В это время рядом со мной записка упала.

Когда Мария Николаевна отвернулась, я прочёл:

«Ты не думай, что я на тебя обижаюсь. Я на тебя совсем не обижаюсь. Я завтра с отцом и матерью уезжаю. И буду учиться в другой школе. Совсем в другом городе. А на тебя я никогда не обижалась. Если бы моего отца в другой город не переводили, я никогда бы, ни за что не уехала...

ТАСЯ»

— ...две тысячи четыреста пятьдесят на тысячу четыреста сорок восемь...

Я ничего не слышу.

— ...Получая три тысячи восемьсот девяносто восемь... делённое... получается... прибавляя... итак... отнимаем...

Я ничего не слышу.

Смотрит на меня Кафаров. Звенит звонок.

Я подхожу к Тасе.

— Уезжаешь? — спрашиваю я тихо.

— Уезжаю, — говорит она.

— Насовсем?

— Насовсем. — И улыбается. Как будто это хорошо, что она насовсем уезжает!

— Ну... уезжай... — говорю.

Совсем ведь другое сказать хотел.

Она постояла, посмотрела на меня, а потом повернулась и пошла быстро. Я вслед ей крикнул:

— Это хорошо, что ты на меня не обижаешься!!!

Но она уже, наверное, меня не слышала.

Я хотел побежать за ней.

А потом не побежал.