Сказки про лесных жителей для детей
Лесные сказки для детей
Сказки знаменитых писателей-натуралистов В. В. Бианки и Н. И. Сладкова расскажут о тех растениях и животных, которые вы можете встретить у себя в саду, на берегу реки, в лесу и поле. Они учат наблюдать, сравнивать, думать, быть следопытом, раскрывать тайны природы, разгадывать маленькие и большие загадки из жизни зверей и птиц.
Виталий Бианки «Лесной Колобок - Колючий Бок»
Жили-были старик со старухой — те самые, от которых Колобок укатился. Пошли они в лес. Старик и говорит старухе:
— Глянь-ка, старуха, никак под кустиком-то наш Колобок лежит?
Старик плохо видел, да и у старухи глаза слезились. Наклонилась она поднять Колобок — и наткнись на что-то колючее. Старуха: «Ой!» — а Колобок вскочил на коротенькие ножки и покатил по дорожке.
Катится Колобок по дорожке, — навстречу ему Волк.
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, Серый Волк, я тебе песенку спою:
Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешён.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я на ощупь нехорош,
Меня голыми руками не возьмёшь!
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
От тебя, Волк, подавно уйду!
Волк рассердился, хвать его лапой. Колючки в лапу впились, — Волку,— ой, больно! А Колобок подскочил и покатился по дорожке, — только его Волк и видел!
Катится Колобок, — навстречу ему Медведь.
- Колобок, Колобок, я тебя съем!
- Где тебе, косолапому, съесть меня!
Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешён.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я на вкус нехорош,
Меня в рот не возьмёшь!
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от Волка ушёл,
От тебя, Медведь, подавно уйду!
Медведь разозлился, хотел его в пасть схватить, губы наколол,— ой, больно! А Колобок опять покатился, только Медведь его и видел!
Катится Колобок, — навстречу ему Лиса.
— Колобок, Колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, Колобок, спой мне песенку!
Колобок и запел:
— Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешён.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я кругом нехорош,
Как меня ты возьмёшь?
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от Волка ушёл,
От Медведя ушёл,
От тебя, Лиса, не хитро уйти!
И только было покатился по дорожке, — Лиса его тихонечко, одними коготками толк в канаву! Колобок — плюх! — в воду. Мигом развернулся, заработал лапками, — поплыл. Тут все и увидели, что это совсем не Колобок, а настоящий лесной ёж.
Виталий Бианки «Теремок»
Стоял в лесу дуб. Толстый-претолстый, старый-престарый.
Прилетел Дятел пёстрый, шапка красная, нос вострый. По стволу скок-поскок, носом стук-постук — выстукал, выслушал и давай дырку долбить. Долбил-долбил, долбил-долбил — выдолбил глубокое дупло. Лето в нём пожил, детей вывел и улетел.
Миновала зима, опять лето пришло.
Узнал про то дупло Скворец. Прилетел. Видит — дуб, дубу — дырка. Чем Скворцу не теремок? Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
Никто из дупла не отвечает, пустой стоит терем.
Натаскал Скворец в дупло сена да соломы, стал в дупле жить, детей выводить.
Год живёт, другой живёт — сохнет старый дуб, крошится; больше дупло — шире дыра.
На третий год узнал про то дупло желтоглазый Сыч. Прилетел. Видит — дуб, в дубу — дырка с кошачью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, теперь я живу — Скворец, первый в роще певец. А ты кто?
— Я Сыч. Попадёшь мне в когти — не хнычь. Ночью прилечу — цоп! — и проглочу. Ступай-ка из терема вон, пока цел!
Испугался Скворец Сыча, улетел.
Ничего не натаскал Сыч, стал так в дупле жить: на своих пёрышках.
Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про дупло Белка. Прискакала.
Видит — дуб, в дубу — дырка с собачью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, теперь я живу — Сыч. Попадёшь мне в когти — не хнычь. А ты кто?
— Я Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка. У меня зубы долги, востры, как иголки. Ступай из терема вон, пока цел!
Испугался Сыч Белки, улетел.
Натаскала Белка моху, стала в дупле жить. Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про то дупло Куница. Прибежала, видит — дуб, в дубу — дыра с человечью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь ему в когти — не хнычь, теперь я живу — Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка. А ты кто?
— Я Куница — всех малых зверей убийца. Я страшней Хоря, со мной не спорь зря. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Белка Куницы, ускакала. Ничего не натаскала Куница, стала так в дупле жить: на своей шёрстке.
Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнали про то дупло пчёлы. Прилетели. Видят — дуб, в дубу — дыра с лошадиную голову. Кружат, жужжат, спрашивают:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь к нему в когти — не хнычь, жила Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка, теперь я живу— Куница — всех малых зверей убийца. А вы кто?
— Мы пчелиный рой — друг за дружку горой. Кружим, жужжим, жалим, грозим большим и малым. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Куница пчёл, убежала. Натаскали пчёлы воску, стали в дупле жить. Год живут, другой живут — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнал про то дупло Медведь. Пришёл, видит — дуб, в дубу — дырища с целое окнище. Спрашивaeт:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь ему в когти — не хнычь, жила Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка, жила Куница — всех малых зверей убийца, теперь мы живём — пчелиный рой — друг за дружку горой. А ты кто?
— А я Медведь, Мишка, — вашему терему крышка!
Влез на дуб, просунул голову в дупло да как нажал! Дуб-то пополам и расселся, а из него — считай-ка, сколько лет копилось:
шерсти,
да сена,
да воску,
да моху,
да пуху,
да перьев,
да пыли —
да пх-х-х!..
Теремка-то и не стало.
Виталий Бианки «Глаза и уши»
Жил Инквой-Бобёр на извилистой лесной речке. Хороша у Бобра хата: сам деревья пилил, сам их в воду таскал, сам стены и крышу складывал.
Хороша у Бобра шуба: зимой тепло, и в воде тепло, и ветер не продувает.
Хороши у Бобра уши: плеснёт в речке рыба хвостом, упадёт лист в лесу — всё слышат.
А вот глаза у Бобра подгуляли: слабые глаза. Подслеповат Бобёр: и на сто коротеньких бобриных шагов не видит.
А в соседях у Бобра на светлом лесном озерке жил Хоттын-Лебедь. Красивый был и гордый, ни с кем дружить не хотел, даже здоровался нехотя. Поднимет белую шею, окинет взглядом с высоты соседа — ему кланяются, он чуть кивнёт в ответ.
Вот раз случилось, работает Инквой-Бобёр на берегу речки, трудится: осины зубами пилит. Подпилит кругом до половины, ветер налетит и свалит осину.
Инквой-Бобёр её на брёвнышки распилит и тащит на себе брёвнышко за брёвнышком к речке. На спину себе взвалит, одной лапой придерживает брёвнышко,— совсем как человек идёт, только трубки в зубах нет.
Вдруг видит — по речке Хоттын-Лебедь плывёт, совсем близко. Остановился Инквой-Бобёр, брёвнышко с плеча скинул и вежливо сказал:
— Узя-узя!
Здравствуй, значит.
Лебедь гордую шею поднял, чуть головой кивнул в ответ и говорит:
— Близко же ты меня увидал! Я тебя ещё от самого поворота речки заметил. Пропадёшь ты с такими глазами, — И стал насмехаться над Инквой-Бобром: — Тебя, слепыша, охотники голыми руками поймают и в карман положат.
Инквой-Бобёр слушал, слушал и говорит:
— Спору нет, видишь ты лучше меня. А вот слышишь ты тихий плеск за третьим поворотом речки?
Хоттын-Лебедь прислушался и говорит:
— Выдумываешь, никакого плеска нет. Тихо.
Инквой-Бобёр подождал и опять спрашивает:
— Теперь слышишь плеск?
— Где? — спрашивает Хоттын-Лебедь.
— А за вторым поворотом речки, на втором пусто- плесье.
— Нет, — говорит Хоттын-Лебедь,— не слышу.
Инквой-Бобёр ещё подождал и спрашивает:
— Слышишь?
— Где?
— А вон за мысом, на ближнем пустоплесье!
— Нет, — говорит Хоттын-Лебедь,— ничего не слышу. Тихо в лесу. Нарочно выдумываешь.
— Тогда, — говорит Инквой-Бобёр,— прощай. И пycкай тебе так же послужат твои глаза, как мне мои уши служат. — Нырнул в воду и скрылся.
А Хоттын-Лебедь поднял свою белую шею и гордо посмотрел вокруг: он подумал, что его зоркие глаза всегда вовремя заметят опасность, — и ничего не боялся.
Тут из-за выскочила лёгонькая лодочка — айхой. В ней сидел Охотник. Он поднял ружьё — и не успел Хоттын-Лебедь взмахнуть крыльями, как грохнул выстрел. И свалилась гордая голова Хоттын-Лебедя в воду.
Вот и говорят ханты — лесные люди: «В лесу первое дело — уши, глаза второе».
Виталий Бианки «Росянка – Комариная Смерть»
Летел Комар над прудом и трубил:
— Я — Комарище —
Жигать мастерище.
Носом востёр,
Зол и хитёр.
Все меня боятся:
За всех умею взяться,
Зверя и птицы
Крови напиться.
Недруги ищут
Меня, Комарищу,
А я удал:
Жиг! — и умчал.
Никому меня, Комара, не словить!
Услыхала его Стрекоза и говорит:
— Не хвались, Комар, храбростью да ловкостью. В лесу дремучем на болоте топучем живёт Росянка — Комариная Смерть. Изловит тебя, кровопийцу, Росянка.
— А вот не изловит! — говорит Комар.
Затрубил и полетел в лес. Прилетел в лес дремучий, — видит: сидит на сосне Копалуха. Перо у Копалухи плотное, ноги жёсткие, нос костяной. Поди подступись к ней! А Комар сел ей на бровь, — где пёрышек нет, изловчился,— жиг её в бровь! Сорвалась Копалуха с сосны, заклохтала, загремела крыльями по лесу! А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся, — летит, трубит:
— Не словила меня, Комара, Копалуха!
Летит по лесу дремучему, видит: в кустах Грибник пробирается, суковатым батожком подпирается, картузом от мошки отбивается. На теле у Грибника рубаха, на ногах — штаны, а внизу — сапоги. Поди подступи нему!
Комар сел ему на нос, — где на коже нет одёжи, — изловчился,— жиг его в нос!
Вскрикнул Грибник, замахал батожком, грибы выронил. А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся, — летит, трубит:
— Не словил меня, Комара, Грибник!
Летит по лесу дремучему, видит: из чащи Сохатый прёт, бородой трясёт, рогами дерева задевает, ногами бурелом сокрушает. Всё тело Сохатого длинной шерстью поросло, а рога да копыта костяные. Поди-ка к нему подступись!
А Комар подлетел, на веко ему, — где шерсть коротка, — сел,— жиг в глаз!
Взревел Сохатый, рогом дерево с корнем вырвал, копытами землю взрыл. А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся, — летит, трубит:
— Не словил меня, Комара, Сохатый!
Летел-летел, глядит, — среди леса дремучего болото топучее. Никого на болоте нет, только мох кругом, а во мху малая Травинка растёт.
Спустился Комар на болото, сел на Травинку.
Спрашивает Травинку:
— Уж не ты ли Росянка — Комариная Смерть?
Отвечает Травинка сладким голоском:
— Погляди, Комар, на мои цветочки.
Поглядел Комар на цветочки. Белые цветочки в зелёных колокольчиках. Солнце за тучку, — цветочки в колокольчики. Солнце из тучки, — и цветочки выглянут.
Говорит Комар Травинке:
— Хороши у тебя цветочки! А не видала ты Росянки — Комариной Смерти?
Говорит Травинка сладким-пресладким голоском:
— Погляди, Комар, на мой колосок...
Поглядел Комар на колосок. Колосок прямой, зелёный, стройненький. Говорит Комар Травинке:
— Ничего себе колосок. А не слыхала ты про Росянку — Комариную Смерть?
Говорит Травинка приторным голоском:
— Погляди, Комар, на мои листочки!
Поглядел Комар на листочки. Круглые листочки лежат на земле, по краям их частые булавочки, на булавочках медвяная роса капельками. Как увидел Комар те капельки, — сразу пить захотел. Слетел на листок, опустил в каплю носок, стал росу медвяную пить. Летела мимо Стрекоза, увидала Комара на листке и говорит:
— Попался Комар Росянке!
Хотел Комар крыльями взмахнуть, — крылья к листку пристали; хотел ногами шагнуть, — ноги увязли; хотел нос вытащить, — нос прилип!
Изогнулись гибкие булавочки, вонзились в комариное тело, прижали Комара к листку, — и выпила Росянка ко
Тут Комару и смерть пришла. А Росянка и по сей день на болоте живёт и других комаров к себе ждёт.
Виталий Бианки «Чей нос лучше»
Мухолов-Тонконос сидел на ветке и смотрел по сторонам. Как только полетит мимо муха или бабочка, он сейчас же погонится за ней, поймает и проглотит. Потом опять сидит на ветке и опять ждёт, высматривает. Увидал поблизости Дубоноса и стал жаловаться ему на своё горькое житьё.
— Очень уж мне утомительно, — говорит, — пропитание себе добывать. Целый день трудишься-трудишься, ни отдыха, ни покоя не знаешь, а всё впроголодь живёшь. Сам подумай: сколько мошек надо поймать, чтобы сытым быть. А зёрнышки клевать я не могу: нос у меня слишком тонок.
— Да, твой нос никуда не годится, — сказал Дубонос.— То ли дело мой! Я им вишнёвую косточку, как скорлупу, раскусываю. Сидишь на месте и клюёшь ягоды. Вот бы тебе такой нос.
Услыхал его Клёст-Крестонос и говорит:
— У тебя, Дубонос, совсем простой нос, как у Воробья, только потолще. Вот посмотри, какой у меня замысловатый нос! Я им круглый год семечки из шишек вылущиваю. Вот так.
Клёст ловко поддел кривым носом чешуйку еловой шишки и достал семечко.
— Верно,— сказал Мухолов,— твой нос хитрей устроен!
— Ничего вы не понимаете в носах! — прохрипел из болота Бекас-Долгонос. — Хороший нос должен быть прямой и длинный, чтоб им козявок из тины доставать удобно было. Поглядите на мой нос!
Посмотрели птицы вниз, а там из камыша торчит нос длинный, как карандаш, и тонкий, как спичка.
— Ах, — сказал Мухолов,— вот бы мне такой нос!
— Постой! — запищали в один голос два брата-кули- ка — Шилонос и Кроншнеп-Серпонос. — Ты ещё наших носов не видал.
Поглядел Мухолов и увидал перед собой два замечательных носа: один смотрит вверх, другой — вниз, и оба тонкие, как иголка.
— Мой нос для того вверх смотрит, — сказал Шилонос, — чтоб им в воде всякую мелкую живность поддевать.
— А мой нос для того вниз смотрит,— сказал Кроншнеп-Серпонос,— чтоб им червяков да букашек из травы таскать.
— Ну, — сказал Мухолов,— лучше ваших носов не придумаешь!
— Да ты, видно, настоящих носов й не видал! — крякнул из лужи Широконос. — Смотри, какие настоящие-то носы бывают: во-о!
Все птицы так и прыснули со смеху, прямо Широконо- су в нос: «Ну и лопата!»
— Зато им воду щелокчить-то как удобно! — досадливо сказал Широконос и кувырнулся головой в лужу.
— Обратите внимание на мой носик! — прошептал с дерева скромный серенький Козодой-Сетконос. — У меня он крохотный, однако служит мне и сеткой, и глоткой. Мошкара, комары, бабочки целыми толпами в сетку-' глотку мою попадают, когда я ночью над землёй летаю.
— Это как же так? — удивился Мухолов.
— А вот как! — сказал Козодой-Сетконос да как разинет зев, — все птицы так и шарахнулись от него.
— Вот счастливец! — сказал Мухолов. — Я по одной мошке хватаю, а он ловит их сразу сотнями!
— Да, — согласились птицы,— с такой пастью не пропадёшь!
— Эй вы, мелюзга! — крикнул им Пеликан-Мешконос с озера. — Поймали мошку — и рады. А того нет, чтобы про запас себе что-нибудь отложить. Я вот рыбку поймаю — ив мешок себе отложу, опять поймаю — и опять отложу.
Поднял толстый Пеликан свой нос, а под носом у него мешок, набитый рыбой.
— Вот так нос! — воскликнул Мухолов. — Целая кладовая! Удобней уж никак не выдумаешь!
— Ты, должно быть, моего носа ещё не видал, — сказал Дятел.— Вот полюбуйся!
— А что ж на него любоваться? — спросил Мухолов, — Самый обыкновенный нос: прямой, не очень длинный, без сетки и без мешка. Таким носом пищу себе на обед доставать долго, а о запасах и не думай.
— Нельзя же всё только об еде думать, — сказал Дятел-Долбонос. — Нам, лесным работникам, надо инструмент при себе иметь для плотничных и столярных работ. Мы им не только корм себе добываем, но и дерево долбим: жилище устраиваем, и для себя и для других птиц. Вот у меня какое долото!
— Чудеса! — сказал Мухолов. — Столько носов видел я нынче, а решить не могу, какой из них лучше. Вот что, братцы: становитесь вы все рядом. Я посмотрю на вас и выберу самый лучший нос.
Выстроились перед Мухоловом-Тонконосом Дубонос, Крестонос, Долгонос, Шилонос, Широконос, Сетконос, Мешконос и Долбонос.
Но тут упал сверху серый Ястреб-Крючконос, схватил Мухолова и унёс себе на обед. А остальные птицы с перепугу разлетелись в разные стороны.
Виталий Бианки «Хитрый Лис и умная Уточка»
Осень. Хитрый Лис думает: «Утки в отлёт собрались.
Дай-ка схожу на речку — утятинкой раздобудусь». Подкрался из-за куста, видит: правда, целая стая уток у берега. Одна Уточка стоит под самым кустом, лапкой перья в крыле перебирает.
Лис хвать её за крыло! Со всех силёнок рванулась Уточка. Оставила перья у Лиса в зубах.
«Ах ты!..— Лис думает. — Вырвалась как...»
Стая всполошилась, поднялась на крыло и улетела. А эта Уточка осталась: крыло у неё сломано, перья вырваны. Она спряталась в камышах, подальше от берега. Ушёл Лис ни с чем.
Зима. Хитрый Лис думает: «Замёрзло озеро. Теперь Уточка моя, никуда от меня не денется: по снегу куда ни пойдёт — наследит, по следу её и найду».
Пришёл на речку — верно: лапки с перепонками наследили на снегу у берега. А сама Уточка под тем же кустом сидит, распушилась вся.
Тут ключ из-под земли бьёт, не даёт льду намёрзнуть, — тёплая полынья, и пар от неё идёт.
Кинулся Лис на Уточку, а Уточка — нырк от него! — и ушла под лёд.
«Ах ты!..— Лис думает,— Утопилась ведь...»
Ушёл ни с чем.
Весна. Хитрый Лис думает: «Тает лёд на речке. Пойду мёрзлой утятинкой полакомлюсь».
Пришёл, а Уточка плавает под кустом — жива, здоровёхонька! Она тогда нырнула под лёд и выскочила в полынью под другим берегом: там тоже ключ был.
Так всю зиму и прожила.
«Ах ты! Лис думает. — Стой же, сейчас за тобой в воду кинусь...»
— Зря, зря, зря! — закрякала Уточка.
Порх с воды — и улетела. За зиму-то у неё крыло зажило и новые пёрышки отросли.
Николай Сладков «Хитрющий зайчишка»
В жизни не видал такого хитрого зайца! Да и что сказать: не будь он так хитёр, давно бы попал орлу в когти или кому-нибудь из хищных зверей в зубы.
Лисиц, волков, рысей здесь множество, и они переловили всех зайцев на этом склоне горы. Остался один — Рваные Ушки.
Уши нарвал ему беркут — горный орёл — за неосторожность. С тех пор зайчишка и стал таким умным.
Беркут был молодой, неопытный. Старый орёл падает прямо на спину зайцу и ломает ему хребет. Молодой догонял зайчишку — и проловил. Вцепился когтями в длинные заячьи уши. Заяц на бегу вырвал свои уши из страшных орлиных когтей и — шмыг под камни.
Эти камни на склоне лежали грядкой, образуя собой как бы длинную трубу или нору: зайчишке под ней есть где пролезть, а лисе или орлу — никак.
Беркут сел перед входом, сунул в нору шею, а крылья его не пускают. Пришлось отказаться от добычи. Улетел другого зайца ловить — поглупее.
Зайцы не устраивают постоянных логовищ, как кролики. Кормятся они ночью. Начнёт светать — заяц поскачет, след свой запетляет, запутает, махнёт с него в сторону и заляжет на весь день где-нибудь под камнем или кустиком. Да не спасли эти хитрости, давно известные всем любителям зайчатины, других зайцев на этом открытом, безлесном склоне горы. Уцелел один этот хитрющий зайчишка.
А почему уцелел? Потому что, вопреки всем заячьим обычаям, избрал себе постоянным логовом вот эту самую гряду камней, которая спасла его уже однажды от молодого беркута. Не раз с тех пор охотились за ним и старые, опытные беркуты. Но зайчишка не отходил далеко от своих камней. Нырк! — и спрятался под ними.
Пробовали ловить его и волки. Да куда им — таким здоровым-то — подлезть под камни. В кровь себе горбину стёрли, а пришлось отступиться.
Пробовала ловить его и страшная рысь — большая пятнистая кошка с маленькой головой и гибким, как у змеи, телом. Во все дыры между камнями совала свой нос. Всюду под камнями вкусно пахло зайчатиной, но ни раздвинуть камни, ни проскользнуть между ними она не могла.
На беду заячью жили на той горе лисицы.
Уж лисицы-то — самые хитрые звери и зайцев ловить великие мастера.
Зиму зайчишка перезимовал у себя в камнях благополучно. А весной, как стаял снег, увидали его лисицы: лис и лиска. Они в эту пору года дружно живут, детей выводят. Ну и, конечно, взялись за него вдвоём.
Зайчишка лежал на склоне — пузечко на солнце грел. А сам по сторонам косился: не грозит ли откуда опасность? Лис к нему ну подкрадываться на согнутых лапках. Да не тут-то было!
Заметил зайчишка, вскочил... Лис за ним как кинется! А Рваные Ушки прыг-скок — и дома.
Лис стал у входа в зайчишкину нору и ждёт.
Рваные Ушки так делал: уйдёт тот, кто его ловит, — он подождёт немножко и выйдет наружу. Тут-то лис его и хотел схватить. Но Рваные Ушки так испугался лиса, что пробежал всю длинную трубу, всю свою нору под камнями и выскочил с другой стороны каменной гряды. Так он не раз спасался от волков и рыси. Для них хороша была эта хитрость, а вот для лисиц — не очень-то!
Лис только ещё начал подкрадываться к зайчишке, а лиска уже со всех ног бежала к другому концу каменной гряды. Прибежала и стоит у выхода из норы, караулит.
Зайчишке с его умишком где уж про такое догадаться! Он и выскочил из норы — прямо на лиску!
Лиска в это время уже облизывалась: мечтала, как сейчас сладкой зайчатинкой полакомится.
И хорошо, что облизывалась: не успела она язык убрать, зайчишка верть налево кругом — и нырк назад в нору! Тявкнула лиска с досады, а ничего не поделаешь: А сама виновата. Остаётся только теперь обоим охотникам —лису и лиске — спрятаться и терпеливо дожидаться, когда зайчишка с той или другой стороны каменной гряды выскочит. Правильную осаду держать.
Вот и сидят лисицы: лис — у входа, лиска — у выхода; ждут. А зайчишка Рваные Ушки, не будь глуп, взял да высунул голову из дырки между камнями посередине гряды. Поглядел он в одну сторону — там лис караулит, за камень прячется. Поглядел в другую — там лиска за кустом сидит, караулит.
Видят и лисицы; высунутся вдруг посреди гряды длинные заячьи уши с чёрным пятнышком на конце, крутнёт ими заяц в одну сторону, крутнёт в другую — и опять уши спрячутся. Поняли: надо снимать осаду. Видно, там у зайчишки между камнями трава растёт. Закусывает он ею. Его и измором не возьмёшь.
И ушли лисицы восвояси.
Вот до чего хитрющий зайчишка: двух лисиц провёл и цел остался!
Николай Сладков «Весёлая игра»
Притащила лиса лисятам мышек на обед. А лисята сыты — давай с мышами играть. Двое одну мышь схватили — тянут-потянут. А один сразу трёх мышей в пастишку — хап! Только хвостики висят.
Играли, пока не надоело. Тогда мышей бросили — в нору залезли. Легли у входа, мордочки на передние лапки положили — смотрят из тёмной норы на светлый мир. И видят: прилетели к норе мухи. Закружили, зажужжали. За мухами — птичка трясогузка. Тоненькая такая, серенькая.
Хвостиком качает и ножками семенит. Пробежит и остановится, пробежит и остановится. А остановится — и закачает хвостиком. На мух смотрит.
Съёжились лисята. Трясогузка вправо, и лисьи глаза вправо, трясогузка влево — глаза влево. Так и перекатываются.
Лисята как выскочат! Чуть-чуть птичку не поймали.
Опять в нору забились — караулят.
Опять слетелись мухи. За мухами — трясогузка. У самой норы хвостиком дразнит.
Лисята как выскочат — чуть не поймали!
Тут уж и не поймёшь: игра это или охота?
Вот в который раз выскочили — и опять зря. Сбились в кучку. А сверху, с синего неба, нависла тень, заслонила солнце.
Кинулись лисята разом в нору — еле протиснулись.
Это орёл их припугнул.
Видно, ещё молодой орёл, не бывалый. Тоже, наверное, играл — у всех зверят да у птиц все игры в охоту. Только игрушки у всех разные. У одних — мыши, у других лисята. Играй да поглядывай!
А удобная это игрушка — мышь. Хочешь в охоту с ней ^играй, хочешь — в прятки. А надоело — хап! — и съел.
Николай Сладков «Сыч»
Жил-был в лесу Сыч: лапы цапучие, глаза завидучие. По ночам разбойничал, днём прятался в густых ветках. Но пришла осень, ветер-листодёр все листья содрал — негде стало прятаться.
«Надо дупло искать, — решил Сыч, — Зима на носу».
Нашёл дупло, стал в дупле жить. Что теперь ему зимние холода! А если ещё мышь про запас скогтить, так зимний голод не страшен.
Скогтил жирную мышь, положил в дупло. Хороша мышь, вот бы ещё такую! Ещё скогтил — и опять в дупло.
«А теперь,— разохотился,— в самый раз синицу поймать!»
Синицу поймал, сунул в дупло. Землеройку придушил Птичку пищуху. Потом птичку королька. Напоследок воробья придавил. И всех затолкал в дупло.
«Заживу теперь в сытости и тепле!»
И хотел было сам в дупло спрятаться. Да глядь, а места-то в дупле нет! Доверху дупло припасом забито, голову и ту не втолкнуть.
Сел рядом с дуплом на сук голый: перья от ветра дыбом, на носу дождевая капля. Что делать? Другое дупло искать — трудов жалко. Рядом с дуплом зимовать — себя жалко.
Стал Сыч у дупла жить, добро сторожить. Худо ему: и дом есть, и припас есть, а радости нету.
Николай Сладков «Лесные силачи»
Ударила первая капля дождя, и начались соревнования. Соревновались трое: гриб подосиновик, гриб подберёзовик и гриб моховик.
Первым выжимал вес подберёзовик. Он поднял листик берёзы и улитку. Вторым номером был гриб подосиновик. Он поднял три листика осины и лягушонка. Моховик был третьим. Он раззадорился, расхвастался. Раздвинул головой мох, полез под толстый сучок и стал выжимать. Жал-жал, жал-жал — не выжал. Только шляпку свою раздвоил: как заячья губа стала.
Победителем вышел подосиновик. Награда ему — алая шапка чемпиона.
Николай Сладков «Трое на одном бревне»
Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:
— Впереди вода, позади Лиса — вот положение!
А Лиса Зайцу кричит:
— Сигай, Заяц, ко мне на бревно — не тонуть же тебе! Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно — поплыли вдвоём по реке.
Увидела их Сорока и стрекотнула:
— Интересненько, интересненько... Лиса и Заяц на одном бревне — что-то из этого выйдет!
Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает. Вот Заяц и говорит:
— Помню, до наводнения, когда я в лесу жил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные...
— А по мне, — вздыхает Лиса,— нет ничего слаще мышек-полёвок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплёвывала!
— Ага! — насторожилась Сорока.— Начинается!..
Подлетела к бревну, на сучок села и говорит:
— Нет на бревне вкусных мышек. Придётся тебе, Лиса, Зайца съесть!
Кинулась голодная Лисица на Зайца, но бревно окунулось краем — Лиса скорей на своё место. Закричала на Сороку сердито:
— Ох и вредная же ты птица! Ни в лесу, ни на воде от тебя нет покоя. Так и цепляешься, как репей на хвост!
А Сорока как ни в чём не бывало:
— Теперь, Заяц, твоя очередь нападать. Где это видано, чтобы Лиса с Зайцем ужились? Толкай её в воду, я помогу!
Зажмурил Заяц глаза, бросился на Лису, но качнулось бревно — Заяц назад скорей. И кричит на Сороку:
— Что за вредная птица! Погубить нас хочет. Нарочно друг на друга науськивает!
Плывёт бревно по реке, Заяц с Лисой на бревне думают...
Николай Сладков «Как медведь сам себя напугал»
Вошёл в тёмный лес медведь — хрустнула под лапой валежина. Испугалась белка на ёлке — выронила из лапок шишку.
Упала шишка — угодила зайцу в лоб. Сорвался заяц с лёжки — помчался в гущину.
На тетеревиный выводок наскочил — переполошил всех до смерти.
Сойку из-под кустов выпугнул. Сороке на глаза попался — та крик подняла на весь лес.
У лосей уши чуткие, слышат: сорока стрекочет! Не иначе — охотников видит. Пошли лоси по лесу кусты ломать! Журавлей на болоте вспугнули — те закурлыкали. Кроншнепы закружили, засвистели уныло.
Остановился медведь, насторожил уши.
Недоброе творится в лесу: белка стрекочет, сорока и сойка трещат, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат тревожно. И позади кто-то топочет! Не уйти ли подобру-поздорову? Рявкнул медведь, уши прижал да как даст стрекача!
Эх, знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила.
Так сам себя медведь напугал, сам себя из тёмного леса выгнал. Одни следы на грязи остались.
Рекомендуем посмотреть:
Рассказы Николая Сладкова для школьников
Пришвин «Как поссорились кошка с собакой»
Нет комментариев. Ваш будет первым!