Конкурсы

Сказки о животных, 1-3 класс

Сказки про животных для младших школьников

Лев Николаевич Толстой. Сказка «Три медведя»

Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику.

Дверь была отворена: она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михайло Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали её Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.

В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлёбкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Иванычева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.

Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки; потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки, и Мишуткина похлёбка ей показалась лучше всех.

Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой — Михайлы Иваныча, другой поменьше — Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул — на нём было неловко; потом села на маленький стульчик и засмеялась — так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колени и стала есть. Поела всю похлёбку и стала качаться на стуле.

Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, а третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую — ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.

А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом:

— КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ?

Настасья Петровна посмотрела в свою чашку и зарычала не так громко:

— КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ?

А Мишутка увидел свою пустую чашечку и запищал тонким голосом:

— КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ И ВСЁ ВЫХЛЕБАЛ?

Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом:

— КТО СИДЕЛ НА МОЁМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА?

Настасья Петровна взглянула на свой стул и зарычала не так громко:

— КТО СИДЕЛ НА МОЁМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА?

Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал:

КТО СИДЕЛ НА МОЁМ СТУЛЕ И СЛОМАЛ ЕГО?

Медведи пришли в другую горницу. — КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ И СМЯЛ ЕЁ? — заревел Михайло Иваныч страшным голосом.

— КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ и СМЯЛ ЕЁ? — зарычала Настасья Петровна не так громко.

А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом:

— КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ?..

И вдруг он увидел девочку и завизжал так, как будто его режут:

— Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-я-яй! Держи!

Он хотел её укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали её.

Лев Николаевич Толстой. Сказка «Белка и волк»

Белка прыгала с ветки на ветку и упала прямо на сонного волка. Волк вскочил и хотел её съесть. Белка стала просить: «Пусти меня». Волк сказал: «Хорошо, я пущу тебя, только ты скажи мне, отчего вы, белки, так веселы. Мне всегда скучно, а на вас смотришь, вы там вверху всё играете и прыгаете». Белка сказала: «Пусти меня прежде на дерево, а оттуда тебе скажу, а то я боюсь тебя». Волк пустил, а белка ушла на дерево и оттуда сказала: «Тебе оттого скучно, что ты зол. Тебе злость сердце жжёт. А мы веселы оттого, что мы добры и никому зла не делаем».

В. М. Гаршин «Лягушка-путешественница»

Жила-была на свете лягушка-квакушка. Сидела она в болоте, ловила комаров да мошку, весною громко квакала вместе со своими подругами. И весь век она прожила бы благополучно — конечно, в том случае, если бы не съел её аист. Но случилось одно происшествие. Однажды она сидела на сучке высунувшейся из воды коряги и наслаждалась тёплым мелким дождиком.

«Ах, какая сегодня прекрасная мокрая погода! — думала она. — Какое это наслаждение — жить на свете!»

Дождик моросил по её пёстренькой лакированной спинке; капли его подтекали ей под брюшко и за лапки, и это было восхитительно приятно, так приятно, что она чуть-чуть не заквакала, но, к счастью, вспомнила, что была уже осень и что осенью лягушки не квакают, — на это есть весна, — и что, заквакав, она может уронить своё лягушачье достоинство. Поэтому она промолчала и продолжала нежиться.

Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точно поют, или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фью-фью- фью — раздаётся в воздухе, когда летит высоко над вами стая таких уток, а их самих даже и не видно: так они высоко летят. На этот раз утки, описав огромный полукруг, спустились и сели как раз в то самое болото, где жила лягушка.

— Кря, кря! — сказала одна из них. — Лететь ещё далеко, надо покушать.

И лягушка сейчас же спряталась. Хотя она и знала, что утки не станут есть её, большую и толстую квакушку, но всё-таки, на всякий случай, нырнула под корягу. Однако, подумав, она решилась высунуть из воды свою лупоглазую голову: ей было очень интересно узнать, куда летят утки.

— Кря, кря! — сказала другая утка. — Уж холодно становится! Скорей на юг! Скорей на юг!

И все утки стали громко крякать в знак одобрения.

— Госпожи утки, — осмелилась сказать лягушка, — что такое юг, на который вы летите? Прошу извинения за беспокойство.

И утки окружили лягушку. Сначала у них явилось желание съесть её, но каждая из них подумала, что лягушка слишком велика и не пролезет в горло. Тогда все они начали кричать, хлопая крыльями:

— Хорошо на юге! Теперь там тепло! Там есть такие славные, тёплые болота! Какие там червяки! Хорошо на юге!

Они так кричали, что почти оглушили лягушку. Едва-едва она убедила их замолчать и попросила одну из них, которая казалась ей толще и умнее всех, объяснить ей, что такое юг. И когда та рассказала ей о юге, то лягушка пришла в восторг, но в конце всё-таки спросила, потому что была осторожна:

— А много ли там мошек и комаров?

— О! Целые тучи! — ответила утка.

— Ква! — сказала лягушка и тут же обернулась посмотреть, нет ли здесь подруг, которые могли бы услышать её и осудить за кваканье осенью. Она уж никак не могла удержаться, чтобы не квакнуть хоть разик: — Возьмите меня с собой!

— Это мне удивительно! — воскликнула утка. — Как мы тебя возьмём? У тебя нет крыльев.

— Когда вы летите? — спросила лягушка.

— Скоро, скоро! — закричали все утки. — Кря, кря! Кря, кря! Тут холодно! На юг! На юг!

— Позвольте мне подумать только пять минут, — сказала лягушка. — Я сейчас вернусь, я наверное придумаю что-нибудь хорошее.

И она шлёпнулась с сучка, на который было снова влезла, в воду, нырнула в тину и совершенно зарылась в ней, чтобы посторонние предметы не мешали ей размышлять. Пять минут прошло, утки совсем было собрались лететь, как вдруг из воды, около сучка, на котором сидела лягушка, показалась её морда, и выражение этой морды было самое сияющее, на какое только способна лягушка.

— Я придумала! Я нашла! — сказала она. — Пусть две из вас возьмут в свои клювы прутик, а я прицеплюсь за него посередине. Вы будете лететь, а я ехать. Нужно только, чтобы вы не крякали, а я не квакала, и всё будет превосходно.

Хотя молчать и тащить хотя бы и лёгкую лягушку три тысячи вёрст не бог знает какое удовольствие, но её ум привёл уток в такой восторг, что они единодушно согласились нести её. Решили переменяться каждые два часа, и так как уток было, как говорится в загадке, столько, да ещё столько, да полстолько, да четверть столько, а лягушка была одна, то нести её приходилось не особенно часто.

Нашли хороший, прочный прутик, две утки взяли его в клювы, лягушка прицепилась ртом за середину, и всё стадо поднялось на воздух. У лягушки захватило дух от страшной высоты, на которую её подняли; кроме того, утки летели неровно и дёргали прутик; бедная квакушка болталась в воздухе, как бумажный паяц, и изо всей мочи стискивала свои челюсти, чтобы не оторваться и не шлёпнуться на землю. Однако она скоро привыкла к своему положению и даже начала осматриваться. Под нею быстро проносились поля, луга, реки и горы, которые ей, впрочем, было очень трудно рассматривать, потому что, вися на прутике, она смотрела назад и немного вверх, но кое- что всё-таки видела и радовалась и гордилась.

«Вот как я превосходно придумала», — думала она про себя.

А утки летели вслед за нёсшей её передней парой, кричали и хвалили её.

— Удивительно умная голова наша лягушка, — говорили они. — Даже между утками мало таких найдётся.

Она едва удерживалась, чтобы не поблагодарить их, но, вспомнив, что, открыв рот, она свалится со страшной высоты, ещё крепче стиснула челюсти и решилась терпеть. Она болталась таким образом целый день; нёсшие её утки переменялись на лету, ловко подхватывая прутик; это было очень страшно: не раз лягушка чуть было не квакнула от страха, но нужно было иметь присутствие духа, и она его имела. Вечером вся компания остановилась в каком-то болоте; с зарёю утки с лягушкой снова пустились в путь, но на этот раз путешественница, чтобы лучше видеть, что делается на пути, прицепилась спинкой и головой вперёд, а брюшком назад. Утки летели над сжатыми полями, над пожелтевшими лесами и над деревнями, полными хлеба в скирдах; оттуда доносился людской говор и стук цепов, которыми молотили рожь. Люди смотрели на стаю уток и, замечая в ней что-то странное, показывали на неё руками. И лягушке ужасно захотелось лететь поближе к земле, показать себя и послушать, что о ней говорят. На следующем отдыхе она сказала:

— Нельзя ли нам лететь не так высоко? У меня от высоты кружится голова, и я боюсь свалиться, если мне вдруг сделается дурно.

И добрые утки обещали ей лететь пониже. На следующий день они летели так низко, что слышали голоса:

— Смотрите, смотрите, — кричали дети в одной деревне, — утки лягушку несут!

Лягушка слышала это, и у неё прыгало сердце.

— Смотрите, смотрите, — кричали в другой деревне взрослые, — вот чудо-то!

«Знают ли они, что это придумала я, а не утки?» — подумала квакушка.

Смотрите, смотрите, — кричали в третьей деревне, - экое чудо! И кто это придумал такую хитрую штуку?

Тут уж лягушка не выдержала и, забыв всякую осторожность, закричала изо всей мочи:

— Это я! Я!

И с этим криком она полетела вверх тормашками на землю. Утки громко закричали; одна из них хотела подхватить бедную спутницу на лету, но промахнулась. Лягушка, дрыгая всеми четырьмя лапками, быстро падала на землю; но так как утки летели очень быстро, то и она упала не прямо на то место, над которым закричала и где была твёрдая дорога, а гораздо дальше, что было для неё большим счастьем, потому что она бултыхнулась в грязный пруд на краю деревни.

Она скоро вынырнула из воды и тотчас же опять сгоряча закричала во всё горло:

— Это я! Это я придумала!

Но вокруг неё никого не было. Испуганные неожиданным плеском, местные лягушки все попрятались в воду. Когда они начали показываться из неё, то с удивлением смотрели на новую.

И она рассказала им чудную историю о том, как она думала всю жизнь и наконец изобрела новый, необыкновенный способ путешествия на утках; как у неё были свои собственные утки, которые носили её, куда ей было угодно; как она побывала на прекрасном юге, где так хорошо, где такие прекрасные тёплые болота и так много мошек и всяких других съедобных насекомых.

— Я заехала к вам посмотреть, как вы живёте, — сказала она. — Я пробуду у вас до весны, пока не вернутся мои утки, которых я отпустила.

Но утки уж никогда не вернулись. Они думали, что квакушка разбилась о землю, и очень жалели её.

А. Фёдоров-Давыдов «Лапти-лаптищи»

Ночевала как-то лиса у мужика. Утром собралась в дорогу и прихватила с собой тайком пару старых лаптей. «Может, — думает, — и пригодятся на что».

Идёт себе лесом, помахивает лаптем из стороны в сторону, песенку под нос мурлыкает.

Бежит ей навстречу бездомный пёс — облезлый нос, петуха тащит.

— Здорово, кума-лиса!

— Здорово, куманёк!

— Что это у тебя такое?

Лиса обвела бродячего пса взглядом, а потом встала с ним совсем рядом и запела:

А это — лапоть-лаптище,

Плёл его великий мастерище.

А ты — ну-ка, ну-ка! –

Посмотри, что это за штука.

На всё лапоть пригож:

Хочешь — меряй им рожь,

Хочешь — щи им хлебай,

Хочешь — деток в нём качай.

А захочешь помыться,

Он тебе — и корытце!..

— Ах, — говорит пёс, — какая хорошая вещь!.. Уступи мне его, лиса, очень мне твой лапоть понравился. Сама понимаешь, как он мне в моей бродячей жизни пригодиться может...

Лиса было отнекиваться: «Нет да нет, и самой больно нужен». Да пёс не отстаёт. Она и согласилась.

— Так и быть, ради тебя отдам один лапоть, а другой самой нужен... Давай петуха в обмен!

Взял пёс лапоть, побежал дальше, а лиса идёт, вторым лаптем помахивает и петуха впереди себя гонит.

А навстречу ей волк идёт и поросёнка несёт.

— Здорово, лиса! Как живёшь?

— Здорово, волк! Ничего живу, торговлей вот занялась: лаптями торгую, не напасёшься. Раньше на петухов меняла, а теперь поняла, что это себе дороже.

— А что это такое, кума, лапоть-то? — спрашивает волк.

Поглядела лиса на волка, помолчала недолго, а потом запела:

Славная вещь — лапоть-лаптище.

Ладил его искусный мастерище.

На всё лапоть пригож:

Хочешь — меряй им рожь,

Хочешь — щи им хлебай,

Хочешь — деток в нём качай.

А надо будет помыться,

Он тебе — и корытце!..

— Да, — говорит волк, — вещь хорошая!.. На вид — невелик, а прок — большой. Отдай его мне, лиса!

— Что ты, что ты, волк! Скажешь тоже...

— Ну тогда возьми за него поросёнка.

— Поросёнка?.. Давай, пожалуй!

Обрадовался волк, взял лапоть и был таков. А лиса шагнула в кусты у дороги, пошарила в них, пошарила, нашла брошенный лапоть — мало ли их при дороге валяется? — и пошла дальше; гонит перед собой петуха и поросёнка...

Идёт ей навстречу медведь с поклажей — целого телёнка несёт.

— Здравствуй, кума-лиса!

— Здравствуй, дедушка-медведушка!

— Куда бредёшь, куда живность гонишь?

— А к себе домой... Вот выменяла на лапти, да маху дала — продешевила.

— А что это, кума, за лапти такие?

— Да ничего особенного, — лиса отвечает, — а вот прок от них — большой!..

И стрельнула она тут на медведя глазками, и запела ласково:

Мои лапти-лаптищи

Ладил хитрый мастерище.

На всё лапоть у меня пригож:

Хочешь — меряй им рожь,

Хочешь — щи им хлебай,

Хочешь — деток в нём качай.

А задумаешь мыться,

Он тебе — и корытце!

Зря, что ли, медведушка, их у меня на базаре с руками отрывают?

— Знамо дело, — говорит медведь, — уж больно твой лапоть штука занятная. На вид неказист, а поди, как сработан... Отдай его мне, лиса!

— Очень надо!

— Я тебе телёнка за него отдам.

— Да на базаре я за него и коровы не возьму!

— Ну порадей, кума, своему-то хоть малость.

— Так и быть, медведушка, бери... Ну что мне с тобой делать!

Схватил медведь лапоть, точно клад какой, побежал с ним на село. А там праздник храмовый и базар. Пришли туда со своими лаптями и пёс бродячий с волком. Ходят по базару, выкликают:

— Кому лапти нужны, кому старые?..

Последние остались, покупайте, люди добрые, не пожалеете!

Тут их народ обступил и засмеял так, что не знали они, куда им со стыда и деваться.

Побежали они лису разыскивать, а она в лесочке на поляне сидит, стадечко своё пасёт.

Стали её бродячий пёс, волк и медведь укорять, а она и говорит:

— А мне-то, господа хорошие, что за дело?.. Какая такая охота была вам брать то, чего не знаете? Мне-то лапти ой как пригодились, а что вам с ними делать — не знаю, миленькие, и знать не хочу!..

Так звери и ушли от неё ни с чем и долго после того косились на лису да зубы точили.

К. Чуковский «Путаница»

Замяукали котята:

«Надоело нам мяукать!

Мы хотим, как поросята,

Хрюкать!»

 

А за ними и утята:

«Не желаем больше крякать!

Мы хотим, как лягушата,

Квакать!»

 

Свинки замяукали:

Мяу, мяу!

 

Кошечки захрюкали:

Хрю, хрю, хрю!

 

Уточки заквакали:

Ква, ква, ква!

 

Курочки закрякали:

Кря, кря, кря!

 

Воробышек прискакал

И коровой замычал:

Му-у-у!

 

Прибежал медведь

И давай реветь:

Ку-ка-ре-ку!

 

И кукушка на суку:

«Не хочу кричать куку,

Я собакою залаю:

Гав, гав, гав!»

 

Только заинька

Был паинька:

Не мяукал

И не хрюкал —

Под капустою лежал,

По-заячьи лопотал

И зверюшек неразумных

Уговаривал:

 

«Кому велено чирикать —

Не мурлыкайте!

Кому велено мурлыкать —

Не чирикайте!

He бывать вороне коровою,

He летать лягушатам под облаком!»

 

Но весёлые зверята —

Поросята, медвежата —

Пуще прежнего шалят,

Зайца слушать не хотят.

 

Рыбы по полю гуляют,

Жабы по небу летают,

Мыши кошку изловили,

В мышеловку посадили.

 

А лисички

Взяли спички,

К морю синему пошли,

Море синее зажгли.

 

Море пламенем горит,

Выбежал из моря кит:

«Эй, пожарные, бегите!

Помогите, помогите!»

 

Долго, долго крокодил

Море синее тушил

Пирогами, и блинами,

И сушёными грибами.

 

Прибегали два курчонка,

Поливали из бочонка.

 

Приплывали два ерша,

Поливали из ковша.

 

Прибегали лягушата,

Поливали из ушата.

 

Тушат, тушат — не потушат,

Заливают — не зальют.

 

Тут бабочка прилетала,

Крылышками помахала,

Стало море потухать —

И потухло.

 

Вот обрадовались звери!

Засмеялись и запели,

Ушками захлопали,

Ножками затопали.

 

Гуси начали опять

По-гусиному кричать:

Га-га-га!

 

Кошки замурлыкали:

Мур-мур-мур!

 

Птицы зачирикали:

Чик-чирик!

 

Лошади заржали:

И-и-и!

 

Мухи зажужжали:

Ж-ж-ж!

 

Лягушата квакают:

Ква-ква-ква!

 

А утята крякают:

Кря-кря-кря!

 

Поросята хрюкают:

Хрю-хрю-хрю!

 

Мурочку баюкают

Милую мою:

Баюшки-баю!

Баюшки-баю!

Страницы: 1 2 3

Нет комментариев. Ваш будет первым!