Рассказы о Родине для школьников 5 класса
Сергей Голицын «До самого синего дона»
1
Была ранняя весна 1111 года. Солнце скрылось за вершинами ближних дубов и лип, и белые лебеди с кликами прилетели на ночлег к озеру близ Киева. А называлось то озеро Долобским.
На его берегу, в широком остроконечном войлочном шатре, было тихо. Там, на высоких подушках, сидели друг против друга два князя, два двоюродных брата — Святополк Изяславич Киевский и Владимир Всеволодович Переяславский, по прозванию Мономах. Они сидели и молчали...
А по одну и по другую стороны шатра стояли дружинники обоих князей. Они стояли врозь, не заводили меж собой беседы, стояли, молчали, ждали, когда князья договорятся. А их кони соединились в один табун и паслись на ближнем лугу.
Перед обоими князьями на многоцветном ковре стоял серебряный, весь в узорах, кубок с мёдом, разбавленным водой, а рядом — серебряная узорчатая чара.
Святополк скрестил руки на груди, застыл неподвижно, не глядел на Владимира, голову опустил.
А Владимир в нетерпении то перебирал пальцами большую серебряную пуговицу своего голубого с вышивками плаща, то теребил широкую русую бороду, то наклонялся, наливал в чару мёд и пил жадно. Он ждал.
Он был младшим. А по древнему русскому обычаю, если съезжаются князья на совет, первым речь начинает старший. Но Святополк молчал...
— Что же ты слова не вымолвишь, брате? — наконец решился сказать Владимир.
— Говори ты, — не поднимая головы, ответил Святополк.
Завидовал он Владимиру и ненавидел его. Он знал, как любили его двоюродного брата и в Чернигове, и на Волыни, и в Галиче, до самых гор Карпатских был славен Владимир Мономах; любили его и в землях южных переяславских, и в далёких-далёких, за лесами дремучими, землях суздальских, коими Владимир владел; любили его и в стольном граде Киеве, где княжил он сам — Святополк, старший в роду.
Любили Владимира за весёлый и добрый нрав, за мудрость, за ласку к каждому простолюдину, а больше всего любили за отвагу в бою и за победы над врагами, какие нападали на Русь со всех сторон. За эту самую любовь народную и ненавидел Святополк Владимира, и боялся его...
Заговорил Владимир:
— Брате, ведомо тебе, сколько зла творят на Руси половцы. Что ни год, на быстрых своих конях наскакивают они нежданно-негаданно, жгут наши селения, грабят, губят жителей и вновь скрываются в своих степях просторных.
Святополк всё молчал.
— Брате, — продолжал держать слово Владимир, — пришёл конец долготерпению русичей. Вынем мечи из ножен, сядем на коней, поведём свои полки далеко в степи, вперёд, до самого до синего Дона, где половцы кочуют, настигнем их, разгромим.
Поднял голову Святополк, заговорил:
— Весна ныне, землю пашут селяне, жито сеять собираются. Коли на войну их поведём, не будет у нас осенью хлеба.
Знал Владимир: неохота киевскому князю в походы хаживать, любит он в своём тереме прохлаждаться да пировать до полуночи.
— Брате, — отвечал Владимир, — мои лазутчики мне донесли: готовят половцы новый набег на Русь; налетят они на пахарей, и не будет в наших селениях жителей, а мы останемся без хлеба. Упредим врагов. Позови своих воевод да спроси их, что они скажут.
Отвечал Святополк:
— Я сам себе голова.
Пальцы Владимира задёргали пуговицу на плаще, загорячился он.
— Губишь ты Русь своей нетвёрдостью, — сказал он. — Коли так, я тебя ждать не стану. Ещё по снегу направил я своих гонцов в те дальние залесские земли, какие мне от отца достались. Знаю, теперь мои верные суздальцы сквозь леса, сквозь непролазные топи сюда пробираются, не сегодня завтра в Киев прибудут. Под свой стяг вместе с переяславцами я их соберу и без тебя, без твоих киевских полков, пойду на врага.
Знал Святополк: если пойдёт его двоюродный брат без него на половцев да вернётся с победой, встретят его по всей Руси с великой радостью, а киевляне спросят: «А ты, княже, почто нас не повёл воевать?» Да ещё как бы не сказали они: «Ступай из Киева на все четыре стороны, нам такой князь не люб». И позовут княжить Владимира...
Зазвонил Святополк в колокольчик.
Вскочил в шатёр отрок-слуга.
— Передай моим воеводам, пусть тотчас же сюда прибудут, — сказал ему Святополк.
Вошли воеводы. Бороды их были белы, а очи из-под седых бровей горели отвагой. Спросил их Святополк, что они думают о походе на половцев.
Поклонились все трое, их старшой заговорил:
— Княже великий, застоялись наши кони резвые, а мечи в ножнах заржавели. Хоть и знаем мы, труден и далёк будет путь вперёд, к синему Дону, и не одни половцы, а и степи безводные встретят нас, с радостью великой пойдут киевляне за правое дело, за землю Русскую.
Встал Святополк и сказал:
— Быть посему. Вместе пойдём на половцев.
Встал Владимир. И для верности поцеловались оба двоюродных брата троекратно.
И был на берегу озера всю ночь пир великий. Горели костры, а дружинники обоих князей пили мёд, ели жаренных на вертелах диких уток. Поднимали они чары и клялись быть между собой в дружбе и в будущем походе крепко держаться одной ратью...
2
Против стольного града Киева, на лугу, на другой стороне Днепра, рядами выстроились конные полки русичей. На левом крыле стояли переяс- лавцы, посреди киевляне, на правом крыле — суздальцы.
Перед каждым полком выдвинулись избранные воины — в кольчугах, в островерхих, сверкающих на солнце шлемах, с копьями, притороченными за спиной, с мечами в кожаных ножнах у пояса, со щитами в левой руке. Их статные кони в богатой сбруе в нетерпении переступали копытами.
Во втором ряду и в третьем выстроились простые ратники. На немногих из них были кольчуги, а то больше толстые стёганые куртки с нашитыми на них железными пластинами. На головах у ратников были меховые шапки, у поясов — палицы. Каждая палица с острыми железными выступами на конце. Да ещё свисали колчаны с луками и стрелами, у иных виднелись за спиной копья. А щиты у этих ратников были сплетены из ивовых прутьев.
На смотр полков выехали оба князя. Впереди ехал шагом Святополк Изяславич в золотом шлеме, в железной кольчуге. Был он долговязый и худой, как жердь. Его длинные и прямые чёрные волосы лежали на плечах. Борода была тоже чёрная и тоже длинная. Высоко сидел он в кожаном,
За Святополком ехал князь Владимир Мономах на вороном, с белой звёздочкой на лбу, тонконогом скакуне-красавце. Много лет прожил Владимир на свете, а был строен, голову держал высоко, из-под его золотого шлема русые кудри развевались по ветру, русая борода покоилась на кольчуге. Сзади ехали дружинники обоих князей.
Первым стоял полк переяславский.
— Слава князю Владимиру! Слава! — кричали переяславцы.
Передёрнул плечами Святополк, покраснел густо. Он же старший в роду! Почто не его славят, а брата двоюродного?
Подъехали к полку киевскому.
«То мои воины верные, меня будут славить», — думал Святополк.
— Слава великому князю Святополку! — вскричали киевляне первого ряда.
— Слава князю Владимиру! — вскричали в задних рядах.
Покачнулся Святополк в седле, от злости вонзил шпоры в бока своего коня. А конь только того и ждал, помчался вскачь. Пришпорил коня и Владимир, за ним поскакали дружинники.
3
Миновал Святополк со своей дружиной полк суздальский, не остановил коня. Не смотрел он на воинов, а за спиной слышал звонкие голоса, какие славили Владимира.
Узнали своего князя многие суздальцы. Три года не прошло, как побывал Владимир в их за- лесских дальних краях, повелел он тогда на высоких горах над Клязьмой-рекой основать город, окружить его поверх вала деревянной стеной с башнями, выкопать с трёх сторон рвы глубокие. Назвал он тот новый город-крепость в свою честь Владимиром...
Остановил князь коня перед рядами суздальцев. Глядели воины весело, знал он — покажут они на поле брани свою отвагу и силу. А оружие у них было — всё больше дубины да палицы.
— Княже, не узнаёшь меня? — окликнул его один пожилой воин.
Подъехал к нему Владимир.
— Нет, не узнаю.
— А помнишь, когда было нам годков по тринадцати, вместе на ладьях плыли вверх по Днепру, потом на Оку перебрались, оттуда на Клязьму- красавицу?
Вспомнил Владимир: да, было такое, когда отец его — великий князь киевский Всеволод Ярославич — послал сына-мальчика вместе с боярами
— Ты Епифанко? — спросил Владимир.
— Он самый, — улыбаясь, ответил тот.
— Выезжай из рядов, в моей охране служить будешь! — повелел Владимир.
Конь под Епифанкой был добрый, а сбруя из верёвочек свита, и сам всадник лапти лыковые в стремя вдел, к седлу дубину приторочил.
Дружинники на него глядели, пересмеивались.
Повелел Владимир:
— Чтобы у сего воина меч был потяжелее, да щит червлёный, да копьё подлиннее, да кольчуга и шлем понадёжнее!
Помчался Владимир догонять Святополка, за ним — вся его свита, последним скакал Епифанко.
В тот вечер в Киеве, в великокняжеской гриднице, на пиру, договорились: через три дня на рассвете выступать. А чтобы половцам впредь неповадно было нападать на Русь, дойти до их дальних кочевий, до самого синего Дона.
4
Всех воинов снарядили добрым оружием, каждому ратнику уделили по два коня.
Двинулась русская рать в степи. Шли тремя полками: впереди шёл полк суздальский с князем Владимиром Мономахом, потом полк переяславский, замыкал рать полк киевский с главным военачальником — великим князем Святополком Изяславичем.
По пути присоединился к ним полк Давида Игоревича Волынского и полки других младших князей. Но были их рати малочисленны, и силу русского войска они почти не увеличили.
Степь расстилалась ровная-ровная. В высокой траве кони скрывались, а всадникам далеко было видно: в голубом тумане пропадали просторы...
День шли русичи, другой, третий, на ночь останавливались у малых речек, разводили костры, коней отпускали пастись, выставляли стражу. На четвёртый день вдали показались всадники. Завидев русичей, они повернули в сторону — верно, хотели высмотреть: много ли войска идёт?
Обернулся Владимир:
— А ну, Епифанко, бери десяток молодцов-резвецов. Вон половцы, видишь? Прогони-ка их лазутчиков подальше.
Поскакали воины. Епифанко меч из ножен вынул. А врагов и след простыл.
На пятый день увидели русичи чёрный дым, поняли, что половцы подожгли степь. Повелел Владимир также траву поджечь, направить свой огонь навстречу огню половецкому и потушить его. Объехали сожжённую полосу стороной...
С каждым днём всё дальше и дальше в степи заходила русская рать. Половецкие всадники кое- когда показывались вдали и тотчас же скрывались.
Каждый вечер в шатре Святополка Изяслави- ча собирался совет князей и старших воевод.
— Заманивают нас враги в безводные края, — сказал Святополк.
— Пусть заманивают, — ответил Владимир, — не знают страха русичи.
Было велено всем воинам держать свои баклаги полные водой. А вперёд были высланы дозоры, чтобы половцы не напали на русичей нежданно.
Настал такой день, когда до самого вечера не сумели найти хоть малое болотце. Так и ночевали. И кони остались непоеные.
— Не повернуть ли нам назад? — спрашивал на совете опасливый Святополк. — Половцы увидели, сколько у нас войска, теперь поостерегутся нападать на Русь.
В ответ держал слово Владимир Мономах:
— Княже, мы клятву друг другу дали — дойти до самого синего Дона. Какими очами матери, жёны, сёстры наши взглянут на всех нас, коли вернёмся мы без победы?
Решено было: в ту же ночь выслать вперёд лазутчиков, разведать, где рать половецкая, и отыскать хоть малый родничок.
5
Выехал вперёд Епифанко, с ним десять воинов. Полная луна светила, видно было далеко. Ехали молча, морды коней тряпицами обвязали, чтобы не фыркали, ехали час, другой, третий... Вдруг впереди послышалось конское ржание.
Епифанко палец к губам приложил, поехали дальше. Опять чужой конь заржал. Шёпотом Епифанко повелел спешиться. Оставили одного воина коней стеречь, дальше зашагали неслышно.
И увидели они — курган чернеет, а у его подножия кони пасутся, да какие-то чудные — коротконогие, долгогривые. Залегли. Епифанко с двумя воинами вперёд пополз. Наткнулись они на спящих: кто калачиком свернулся, кто руки- ноги раскинул. Епифанко насчитал их двадцать, понял — вот они, половцы.
У одного одежда была побогаче, а в изголовье сабля лежала, драгоценные камни на рукояти искрились при свете луны. То, верно, был их старшой. Знаками показал на него Епифанко своим воинам.
Бесшумно накинулись на врага русичи, связали, поволокли. Поперёк коня перекинули, поскакали и примчали к шатру Владимира Мономаха.
Разбудила стража князя.
До рассвета он допрашивал пленника через толмача-переводчика. Тот с испугу много чего рассказал: и сколько у половцев войска, и где их рать стоит, и что заманивают они русичей, с трёх сторон напасть собираются. И ещё сказал половчанин, в какой стороне озеро, а до него — день пути.
6
Тотчас же велел Владимир поднимать тревогу. Вскакивали воины, хватали оружие, садились на коней, строились.
Князь Святополк подъехал заспанный, на ходу глаза протирал.
— Почто разбудил рано? — недовольно спросил он Владимира.
— Пока солнышко низко, ехать надо торопко, — отвечал тот.
И повернула рать на юг, куда указывал пленник. Ехали не останавливаясь. Солнце поднялось высоко. Жажда стала донимать. Воины пили из баклаг, утоляли жажду. А коням с каждой верстой всё труднее доставалось. Оводы над ними вились тучами, а обмахиваться хвостами у коней не хватало сил.
С их губ капала белая пена, а глаза наливались кровью.
Владимир повелел всем спешиться, коней под уздцы вести.
Начали кони падать. Коли половцы догадаются, что русским коням трудно, да узнают, куда рать повернула, нападут они нежданно, и неизвестно, чем битва кончится.
Подбежал к Владимиру слуга Святополка, сказал, что великий князь требует его к себе.
Владимир повернул коня, проезжая мимо полков, говорил воинам:
— Русичи храбрые, крепче держитесь! Впереди озеро, а за озером — синий Дон. И коней пуще глаза берегите.
Встретил Святополк Владимира недовольный, встревоженный.
— Быть беде, погубим войско, — говорил он.
— Брате, — отвечал Владимир, — у меня сомнений нет: как завидят наши воины рать половецкую, отвага в их сердцах запылает.
— А кони? — спросил Святополк.
Ответил Владимир:
— Коли кони ослабнут, русичи пешими пойдут биться.
К вечеру прибыла рать на озеро. Сразу коней нельзя было к воде подпускать, дали им отдохнуть, отдышаться. А как солнышко закатилось, пить им понемногу дозволяли. Утолив жажду, воины купали коней, сами купались. Ночь наступила. Залегли воины на отдых. Владимир повелел стражу удвоить, выставить караульных по всем четырём сторонам.
Утром поднялись. Кто оружие принялся чистить, кто стрелы пересчитывать, кто коня обихаживал. Понимали все: догадаются половцы, куда рать русская повернула, — битвы сегодня не миновать.
7
Пленный половец указал, где Дон течёт, говорил: к вечеру можно добраться. Прозвучал сигнал похода. Вскочили русичи на коней, кони за ночь приободрились, заржали призывно. Русичи глядели весело.
Ехали час, другой и третий. И увидели они: и впереди, и справа и слева показались половцы. Сколько их было, за облаками пыли не видать.
Владимир остановил полки. Воины луки из колчанов вынули, щиты взяли в левые руки, встали в оборону.
Князь Святополк Изяславич со своими ближними дружинниками выбрал место на кургане, чтобы можно было издали руководить битвой.
А Владимир Мономах ехал шагом перед рядами войск и спрашивал:
— Суздальцы, готовы ли вы за Русь постоять?
— Готовы! — кричали в ответ, в один голос.
— Переяславцы, готовы ли вы за Русь постоять?
— Готовы!
— Киевляне, готовы ли вы за Русь постоять?
— Готовы!
Приближались, приближались половецкие конники. За ними шли пешие с луками и стрелами. И вдруг остановилась половецкая рать.
Настала тишина. Стояли русичи, ждали... Чья рать первая кинется в бой? Степь, поросшая ковылём, чернела от множества войск, русских и половецких.
И тут, почти в один и тот же миг, раздались два сигнала — русичей и половчан.
И две лавины всадников устремились вперёд, навстречу друг другу, сверкая мечами, саблями, копьями. Закипела сеча. Зазвенели мечи и сабли, ударяясь о шлемы, о кольчуги, о щиты. Русичи кололи копьями, рубились мечами, глушили врага палицами и дубинами... Конные половцы рубились саблями, пешие метали стрелы...
Ломались мечи русские, ломались сабли половецкие, падали кони с обеих сторон. Стрелы падали дождём, мечи и сабли сверкали молниями.
И русичи, и половцы были равно бесстрашны, ловки, выносливы. И час, и другой, и третий кипела битва. И давно уже на степи не было ни пёстрых цветов, ни зелёной травы, лишь чернела затоптанная конями и людьми земля...
8
Святополк с немногими дружинниками стоял на кургане. За облаками чёрной пыли он ничего не видел и не знал, чья рать побеждает.
А Владимир в самой сечи бился, как простой воин. Епифанко направлял коня следом, оберегал КНЯЗЯ. Пал под Епифанкой конь, он изловил коня половецкого, вскочил на него, помчался, подняв меч. И тут он увидел, что летит на Владимира сзади лихой половчанин и уже саблей замахнулся, сейчас ударит князя. А тот в пылу битвы не замечал угрозы. На всём скаку Епифанко сразил половчанина.
Русичи начали одолевать, прорвали ряды половцев. Повернули враги коней, помчались вспять. А тут Дон течёт, широкий и глубокий. Иные из ворогов пустились на конях вплавь, иные остановили коней, закричали, начали в плен сдаваться.
Кончилась битва... Окружили русичи пленников, забрали у них оружие и коней. Епифанко подъехал к Владимиру, шлем снял, улыбнулся, пот со лба отирая.
— Дозволь, княже, и нам через Дон переправиться, вдогон врагов.
— Нет, не дозволю, — отвечал Владимир. — Кто знает, что нас там ждёт.
Подъехал князь Святополк. И кольчуга его, и шлем сверкали на солнце, будто только из кузницы.
Владимир направил коня навстречу, шлем снял. Пот по его лицу струился, волосы взмокли, кольчуга и плащ запылились. А очи глядели радостно.
Святополк поблагодарил воинов, поблагодарил Владимира за победу, но сказал сердито:
— Почто пленников жалеете? Порешить их всех, как они наших крестьян беззащитных губили.
Отвечал Владимир:
— То негоже, брате. Не в обычае на Руси пленных убивать. Не овцы они, а люди. Поведём их с собой. То жгли они наши селения, ныне избы поднимать будут.
Ничего не ответил Святополк, только брови строже сдвинул.
Спустились русичи к Дону. И давай ладонями воду зачерпывать... Они пили и пили, пока жажду не утолили.
Наутро три полка — киевский, переяславский и суздальский — с развёрнутыми стягами повернули обратно, на землю Русскую, пленных пешими повели.
9
Колокольным звоном встречали киевляне победителей. Вдоль улиц толпились старики, женщины, дети. Кликами радостно величали они своих отцов, мужей, сыновей, братьев. А были и такие, кто плакал, у кого родичи остались в земле сырой на берегу синего Дона.
— Слава князю Владимиру! Слава нашим храбрым воинам! — кричали киевляне.
Князь Святополк ехал хмурый. И на пиру с князем Владимиром, с дружинниками он сидел и молчал.
На другой день суздальцы стали собираться в дальнюю дорогу, в свои родные земли залесские. Вышел к ним князь Владимир прощаться, поблагодарил их за верную службу. Увидел он Епифанко и сказал ему:
— Ты храбро сражался. Оставайся со мной, будешь моим первым дружинником.
— Не обессудь, княже, — отвечал Епифанко, — нельзя мне оставаться. Там, за лесами, на берегу Клязьмы у меня жёнка, дети малые, там и моя изба стоит.
— Неволить не стану, — сказал Владимир и дальше поехал...
* * *
Прошло с той победы два года. Умер князь Святополк. Стал великим князем киевским Владимир Мономах.
Двенадцать лет он правил. Слава о нём, храбром победителе половцев, мудром правителе, разнеслась не только по всей Руси, но и далеко за её пределами, «на все страны».
Долгие годы помнили половцы о великой победе русских воинов в 1111 году и боялись нападать на Русь.
Олег Тихомиров «Слово о походах Александра Невского»
ДОЗОРНЫЕ
Пелугий и Гришата просидели в дозоре до полуночи. Их место было почти у самой воды за первой грядой кустов, что сбегали к берегу залива. Позади, шагах в ста, прятался в зарослях шалаш, в котором спали ещё двое дозорных: Онфим и Илья Кривой.
С вечера на воду сел туман, густой, как сметана, но когда Гришата сказал, поёживаясь от холода, что можно бы и костерок запалить, Пелугий коротко отрезал:
— Не надобно.
Пелугий был старшой в дозоре, а Гришате стукнул лишь пятнадцатый год, спорить тут было негоже, и он умолк, сунул руку за пазуху, где у него пригрелась краюха хлеба, отломил ноздреватый кусочек.
В полночь пришли их сменить Илья и Онфим.
— Как-то вы здесь? — спросил Илья.
— Не видать ничего. Туман. — Пелугий поднял с земли лук, прицепил колчан со стрелами.
— Туман надолго, — промолвил Онфим. — Ветру нет. — И зевнул. — А я, други, чудной сон видел...
— Нам твой сон ни к чему, — усмехнулся Пелугий. — Идём, Гришата, свои смотреть.
Они шагнули в ночную мглу, и в это же время сильный всплеск раздался у залива, будто упал кто в воду. Руки дёрнулись к топорам. Но опять кругом всё заполнила тишина. Такая тишина, что начиналась ломота в ушах, если долго вслушиваться.
— Кто ж такой? — шепнул Гришата.
Ему никто не ответил, и он опять спросил:
— Может, рыбина?
— Молчи ты.
Всплесков больше не было. Где-то поблизости пролетела ночная птица.
— Ладно, — сказал Пелугий. — Мы пойдём. Сидите тихо, а ежели что, будите меня.
Он двинулся первым, следом осторожно ступал Гришата.
Возле шалаша они малость обогрелись у небольшого костра, который всегда разводили в яме, чтобы огонь не могли приметить с воды.
Гришата уже у костра клевал носом, а как только, пригнувшись, влез в шалаш да плюхнулся на сено, тут же уснул. Пелугий заснул не сразу. Тревожно ему было. Два раза посылал он гонца в Новгород, просил прислать людей, чтобы усилить охрану. Но ни с чем гонец возвращался. Видно, нет лишних людей у воевод.
А ведь сам князь Александр Ярославич поручил Пелугию вести «стражу морскую» — охранять пути к Неве со стороны моря.
Дозоры стояли по обоим берегам Финского залива. Пелугий бывал то у одних дозорных, то у других — приглядывал, справно ли всё идёт, иной раз подменял кого и сторожил сам. А в этот дозор он старался наведываться почаще. В случае чего здесь лишь на Онфима можно положиться. Гришата ещё малец, а Илью неспроста Кривым прозвали — один глаз у него.
Но что может произойти? Что может случиться? Видно, ждёт князь кого-то? Не зря же приказал расставить дозоры. Да пока всё тихо.
Только под утро уснул Пелугий. Недобрый сон приснился ему. Увиделось, как пробирается он во вражеский стан. Где лисой прокрадётся, где змеёй проползёт. Но всё же приметили его. Погнались, схватили. «Пелугий, — кричат, — Пелугий!..» «Как же это они имя моё знают?» — подумал он.
— Пелугий, Пелугий, — дёргали его за руку. — Проснись.
Старшой открыл глаза. Перед ним был Илья Кривой.
— Чего тебе? — приподнялся Пелугий.
— Беда. На кораблях войско пришло.
— Идём.
Туман над заливом ещё не рассеялся. Он как бы осел, сгустился у самой воды. А повыше, там, где белая пелена таяла, уже хорошо проглядывались острые шпили кораблей.
— Один, два, три... — начал считать Пелугий. По мачтам он насчитал около двух десятков кораблей.
Дозорные стали держать совет: как быть, что делать?
Илья предлагал уходить в Новгород, донести обо всём князю. То же сказал и Онфим. Но старшой порешил всё по-своему.
В Новгород он отослал одного Гришату, а сам с товарищами стал дожидаться, что будет дальше.
Когда же туман растаял полностью, дозорные увидели, что корабли один за другим начали входить в Неву.
Долго шли за ними следом дозорные, пока корабли не повернули к берегу. В этом месте в Неву впадала речка Ижора. Войско стало высаживаться с кораблей, сгружать какие-то тюки и ящики.
— Оставайтесь здесь, — сказал Пелугий и пополз в сторону берега.
Пробравшись поближе, он затаился в кустах и принялся подсчитывать, по скольку людей сходит с корабля. Он лежал в укрытии до тех пор, покуда пришлые воины не стали рубить деревья, что росли поблизости. Пелугий отполз назад к Илье и Онфиму.
— Лагерь ставят, — сказал он. — Пора уходить.
Бесшумно один за другим скрылись дозорные в зарослях... Теперь скорее нужно добраться до деревни, там взять лошадей и тогда уж — во весь опор к Новгороду.
Они бежали, и ветви секли их лица, но три товарища не останавливались ни на миг. Лишь когда выскочили в поле, упали, как по команде, в нагретую траву.
Трава была жёлтой, выгоревшей. Такое уж жаркое выдалось лето.
Лето 1240 года.
БИРГЕР ПОСЫЛАЕТ ГОНЦА
Шведский король Эрих Картавый давно собирался отправить свои войска в русские северные земли. Уж там было чем поживиться. Не только красотой, но и богатством славились Великий Новгород и Псков. Напасть на них, разграбить, обложить русских пошлинами — вот о чём мечтали шведские рыцари.
Предводителем войска, посланного на Русь, король назначил Биргера. Этот знатный рыцарь был женат на его дочери. Король доверял ему.
— Ключи от Новгорода скоро будут у вас, — пообещал королю Биргер. Он был уверен в победе. Рыцари отлично вооружены, их ждала богатая добыча. Ну какие тут могли быть сомнения!
И вот теперь Биргер стоял на палубе самого большого корабля в окружении знати и епископов и смотрел, как высаживаются его войска.
Сверкали на солнце латы, уставились в небо копья, грозно покачивались мечи. Биргер вглядывался в обветренные лица своих солдат. Суровые, беспощадные лица. С такими воинами можно хоть на край света. Куда против них этим полудиким русским!
Застучали топоры. Быстро и сноровисто устраивали шведы свой лагерь. А вот заблистал шитый золотом шатёр Биргера. Как и было приказано, поставили его в самом центре лагеря.
Разгорелись костры.
Запахло жареным мясом.
По трапам скатывали бочки с вином.
До позднего вечера шёл у шведов пир. Захмелевшие воины орали песни и плясали.
Но вот Биргер приказал кончать затянувшееся веселье. Лагерь утих. Лишь было слышно, как потрескивали костры да негромко переговаривалась охрана.
А утром Биргер написал новгородскому князю такое послание: «Если можешь, сопротивляйся. Знай, что я уже здесь и пленю землю твою».
— Да не гни перед князем низко голову, — напутствовал он гонца.
«Нет, — думал Биргер, — не осмелятся русские выступить против меня. На поклон должны прийти, а ворота Новгорода распахнуть, да пошире».
В НОВГОРОДЕ
Князь Александр Ярославич стоял у окна, задумчиво смотрел во двор. Только что побывал у него посланец Биргера. Держался он нагло: чувствовал за собой силу. Дерзкие слова передал он новгородскому князю. Вспыхнул было Александр Ярославич, рука в кулак сжалась, да вовремя совладал с собой, сдержался. Что толку вымещать гнев на прислужнике?
— Ступай! — сказал он. — А Биргеру я сам ответ пошлю.
В тяжкую пору заступил Александр Ярославич на княжение в Великом Новгороде. Вся Южная Русь была завоёвана Золотой Ордой — так называли своё государство татаро-монголы. После их набегов от городов и сёл оставались лишь голые пепелища.
До последнего воина дрались русские в злых сечах.
И большой урон был Орде от этих сражений. Но русские княжества поодиночке встречали своего врага. А татары шли на них такой ратью, что и числа ей не было, — горели города, и лилась рекой кровь.
До Великого Новгорода ещё не дошла ордынская конница. Зато с запада и севера стали подбираться к княжеству то немцы, то шведы. Немецкие рыцари ещё зимой захватили часть пограничных новгородских земель и жестоко разорили их. А теперь вот грозят шведы.
От дозорных князь уже знал о войске, что высадилось на невском берегу. Всё донесли дозорные: и сколько кораблей пришло, и какая сила на них, и в каком месте шведы свой лагерь разбили.
«Не миновать войны», — думал Александр, а всё же надеялся, что не против него выступило это войско, постоит, отдохнёт после морского похода, двинется дальше.
И вот послание Биргера.
— Ну что ж, — отошёл от окна князь, — встретим незваных гостей как надобно.
И стал думать, как ему одолеть Биргера. Дружина у него крепкая, но числом не сравнишь её со шведским войском. Можно ещё прибавить пеших новгородцев из простого люда. А больше помощи негде взять.
А если напасть на Биргера неожиданно, пока его войско отдыхает, пока не двинулись шведы в поход на Новгород?
— Позвать ко мне воевод! — приказал Александр.
И стал князь держать военный совет.
БИТВА НА НЕВЕ
В полдень 15 июля, когда шведские рыцари, пообедав, скрылись от жаркого солнца в шатрах, Александр Ярославич напал на вражеский лагерь. Охрана даже растерялась в первый миг. Что за конница? Откуда?
А русская дружина неслась без крика, без свиста. Лишь нарастал гул, лишь сотрясалась земля.
Подняла охрана тревогу, но было поздно. Ураганным ветром налетела конница. Заплясали в руках мечи, покатились с плеч долой головы рыцарей.
Князь Александр бился в первых рядах. Молод он был, горяч. Двадцать второй год шёл ему в ту пору.
Но не только силой славился Александр. На военном совете предложил он вот какой план. Пока дружина будет сражаться со шведами в лагере, пешие ополченцы и несколько конных отрядов нападут на корабли. Тогда главное войско Биргера будет отрезано от Невы и своих кораблей.
Так оно и вышло. Александр Ярославич ещё не успел прорваться к шатру, чтобы схватиться в поединке с самим Биргером, а на берегу уже зазвенели мечи.
Первый корабль захватил Пелугий со своими людьми. Шведов на борту корабля было мало, и стычка длилась недолго. Отбитый корабль сразу подожгли, как было велено воеводами. Загорелся он, запылал пламенем. Да только невесел был Пелугий: погиб в короткой схватке Онфим.
Три корабля захватил и поджёг отряд новгородца Миши. Разыгрались бои и возле других кораблей.
А князь Александр пробился наконец к шатру Биргера.
— Выходи, Биргер! — закричал он и увидел, как рыцари, теснившиеся перед шатром, расступились.
Шведский военачальник сидел верхом на вороном коне, прикрытом красной попоной, и сжимал в руке тяжёлый меч.
Они двинулись один на другого, сшиблись, и полетели искры от ударов мечей.
Оба воина были ловки и ратному искусству хорошо обучены. Но тяжёлые доспехи на Биргере сковывали его, поэтому князь был подвижнее и легче уходил от ударов шведа.
Но вот княжеский ловчий Яков протянул Александру копьё, и князь неуловимым движением ткнул Биргера снизу вверх. Швед не успел отразить удар, и копьё князя скользнуло по скуле Биргера. Дрогнул швед, кровь побежала с рассечённой щеки. Плотно окружили своего военачальника рыцари. Под ударом Александра упал ещё один, но достать Биргера князь уже не смог.
Тем временем рухнул наземь златоверхий шатёр. Это дружинник Савва подрубил его топором. В страхе попятились шведы. А тут ещё увидели они дым позади себя — догадались, что горят корабли...
Ужас охватил рыцарей. Побежали они сломя голову к реке.
Много незваных гостей было порублено на берегу. Без устали дрались и князь, и дружина, и пешие воины.
Новгородец Гаврила Олексич, преследуя епископа, верхом на коне ворвался на корабль. Шведы даже сходни не успели скинуть, а Гаврила уже свалил одного, другого. Вот и епископ упал, сражённый мечом Олексича.
Окружили враги дружинника, прижали к борту, сбросили вместе с конём в воду. Гаврила на берег выбрался — и опять в бой, в самую гущу.
Лишь нескольким кораблям удалось отчалить. На одном из них спасся и Биргер. Вместо ключей от Новгорода да награбленного добра повёз он назад жалкие остатки своего войска. Были брошены на русской земле и лагерь, и обоз, и раненые. А на лице Биргера горела «печать» новгородского князя, та печать, которую Александр поставил своим острым копьём.
Через день вдогонку шведам отправили русские два корабля. На палубах были сложены тела знатных рыцарей. Попутный ветер долго гнал корабли по реке, а вошли они в море — затонули.
НОВАЯ УГРОЗА
Новгород ликовал. Все его жители вышли за городские ворота встречать войско Александра. За победу над шведами народ прозвал князя Невским. Повсюду слышалось: «Слава князю!», «Слава Александру Невскому!».
Бояре тоже вначале окружили князя почестями и поднимали кубки в его честь. Но вот спохватились: что же хорошего, если народ так восхваляет Александра, а про них, про бояр, никто и слова не скажет. Так, пожалуй, князь и вовсе над ними возвысится, один начнёт править городом, а их, богатых, знатных бояр, и слушать перестанет.
И начали они всё делать наперекор князю. Он так решит, а они сговорятся меж собой и по-своему поступают. Никакой помощи Александру, никакой поддержки. Созвал он тогда бояр и сказал:
— Вы меня на княжение поставили, а теперь я вам неугоден. Сами управляйте городом или ищите другого князя. А я ухожу от вас.
Бояре не стали его отговаривать. Они думали, никто теперь не нападёт на Новгород. С юга Орде не пробраться сквозь дремучие леса и болота. И с севера опасности тоже нет: после невского разгрома шведы не сунутся.
Оставил Александр Ярославич Новгород и уехал в Переяславль-Залесский.
Но поживиться на русских землях хотели не только золотоордынцы да шведы. Чесались руки и у немецких рыцарей. Был у них такой союз под названием Тевтонский орден. Вот и двинулись на Русь отряды тевтонцев.
Они захватили крепость Изборск.
Забеспокоился люд во Пскове. Наскоро собрали ополчение и пошли отбивать Изборск.
Но немцы сильней оказались, и оружие у них было лучше. Восемьсот псковичей погибло под стенами Изборска, а крепость взять не сумели.
Пришлось русским отступить, ни с чем домой вернуться.
Рыцари, почувствовав свою силу, стали рваться к новым походам. Ждали только подкрепления от магистра — так звали главу рыцарского ордена. Когда же подкрепление пришло, «На Псков!» — закричали тевтонцы и выхватили мечи.
Не испугались русские, увидев отряды рыцарей под своими стенами. Двадцать шесть осад выдержал до этого Псков и ни разу не открыл ворот врагу.
Стрелами и камнями встретили псковичи немцев. Кто не имел меча или копья, приготовил для боя тяжёлый крестьянский топор, а у кого и топора не было, вооружились кольями.
Но и немцы готовились к штурму. Подвезли метательные орудия, поближе к воротам подтащили тараны.
Вот тут-то псковских бояр и взял страх: а ну как немцы прорвутся! Тогда пощады не жди — всё заберут, всё разграбят, а то и жизни лишат. Лучше сдать им город добровольно. И открыли ворота тевтонским рыцарям. Сделал это посадник Твердило, который хотел владеть Псковом вместе с немцами.
Теперь очередь была за другим русским городом. Самым крупным, самым богатым в этом краю был Великий Новгород. Над ним-то и нависла угроза.
В ДОМЕ У КУЗНЕЦА
Дом, в котором жил Гришата, стоял на окраине, поодаль от других домов. Отец был кузнецом, а раз в твоём ремесле огонь первый помощник, то и жить ты должен отдельно от других. Горожане боялись пожаров, дома-то у всех были деревянные.
Гришата привык, что в доме у них всегда были люди. Нужно ли кому коня подковать, или железный засов на дверь понадобился, или пожелал кто оружием обзавестись — все шли к дому кузнеца Якима.
Но сегодня гость у него был особый. Пришёл Пелугий, с которым Гришата стоял в дозоре.
С собой Пелугий привёл ещё троих. Один из них — высокий и крепкий, с русой бородой — был кожевник Данила. Гришата его знал, слышал про его удивительную силу. Второй человек — низкорослый и скуластый — тоже был знаком Гришате: не раз попадался в городской толпе. А третьего — чернявого — видел впервые. Мрачный он был, смотрел по сторонам настороженно, а в глазах порой вспыхивал огонь.
Да и Пелугий, как пригляделся Гришата, тоже был чем-то встревожен, а не улыбчив и весел, как всегда.
— Дело у нас к тебе, — поздоровавшись, сказал Пелугий хозяину.
Яким усадил гостей на скамью, сел рядом. Хозяйка поставила на стол кувшин с брагой, нарезала пирог и ушла.
— Дело у нас вот какое... — начал Пелугий.
Но чернявый кашлянул и так сверкнул глазами на Гришату, что тот схватился было за дверь.
— Малец пусть останется, — сказал Пелугий и в первый раз улыбнулся. Он полюбил Гришату ещё с лета, с того времени, когда были в дозоре. А уж как был он доволен потом, когда выяснилось, что Гришата сумел быстро донести до князя важную весть. — Сиди, Гришата. Ты здесь не лишний.
Но вот Пелугий опять посуровел, отхлебнул браги и сказал:
— Беда к нам идёт, Яким. Этот человек бежал из Пскова, — он кивнул на чернявого. — Говорит, немцы на нас поход готовят. Князя нет. Далеко Александр Ярославич. А бояре могут и Новгород сдать. Расскажи, Фома, — повернулся он к чернявому незнакомцу, — расскажи нам, как под немцем жить.
Фома заговорил горячо и торопливо, жестокий огонь как зажёгся в глазах его, так больше и не угасал. Страшные вещи поведал пскович.
На каждом шагу в захваченном городе грабежи и убийства. Немецкие рыцари, как бешеные псы, не щадят никого. Кровью пропиталась псковская земля. А ещё говорил Фома, что негоже новгородцам в стороне стоять, когда бьют их братьев.
— И вы, и мы русские, — говорил он, — так почто ж мы псов со своей земли не выгоним? Доколе терпеть их будем?
Гришата увидел, как и у Пелугия, и у кожевника Данилы, и у отца, который был мягкий нравом человек, тоже разожглись в глазах недобрые огоньки.
«Нужно волновать народ, — решили в доме у кузнеца, — нужно посылать за князем. Пусть князь вернётся со дружиною. Пусть собирает войско. Спасать нужно Новгород. Спасать нужно русские земли от псов-рыцарей».
А кузнец Яким с того дня не брал больше никаких заказов. День и ночь ковал он длинный, тяжёлый меч для князя Александра Невского. Дар князю от простого люда Новгорода.
ОТПОР ВРАГУ
Гремели трубы в Новгороде. Со знамёнами, со стягами вышел встречать народ князя Александра.
Звонили колокола в церквах. На площадях и у городских ворот горели костры. И шум стоял по всему Новгороду, какого давно уже не случалось.
Тысячи галок суматошно летали над городом. Во дворах лаяли собаки. Из конюшен доносилось ржание лошадей. Все новгородцы, и стар и млад, высыпали на улицы.
Александр Ярославич вернулся в Новгород не один. Вместе с ним был его брат Андрей из Суздаля. К дружине Александра присоединились суздальские полки.
Но и этих сил для войны с тевтонцами было мало.
Александр Ярославич стал собирать войско из новгородцев, ладожан и карелов. В ополчение к нему шли городские ремесленники и крестьяне.
Несколько полков прислал и отец Александра — владимирский князь Ярослав Всеволодович.
Росло войско. Спешно ковали в Новгороде мечи и сабли, вострили копья и секиры, потуже натягивали тетиву на луках, калили стрелы.
Поначалу обрушил свои полки новгородский князь на крепость Копорье, которую занял гарнизон рыцарей. Отсюда нападали тевтонцы на окрестные сёла да на купеческие обозы.
А чуть что — отсиживались за толстыми стенами.
Думали немцы отсидеться и на этот раз. Да не вышло.
Не помогли стены. Разбил их Александр Невский, взял крепость.
А через короткое время русское войско осадило и Псков.
Рыцари послали гонцов к магистру просить подкрепления. Не дождались. Освободили русские Псков.
Семьдесят знатных рыцарей пало в том бою, а сколько других перебили новгородцы — и не считал никто. Самых же главных, что в живых остались, повелел Александр в цепи заковать и отправить в Новгород. Пусть посмотрит народ на разбойников.
Двум же рыцарям дали лошадей и отпустили: пусть расскажут обо всём магистру ордена. Дабы больше не ходили с мечом на Русскую землю.
МАГИСТР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
У магистра дёргалось веко. Он не мог поверить своим глазам. Неужели эти два рыцаря, склонившиеся перед ним, — всё, что осталось от лучших отрядов Тевтонского ордена?
— Встаньте! — приказал магистр.
Рыцари приподнялись. Но разогнуть шею и прямо взглянуть на своего повелителя они не могли. Как побитые собаки стояли, косились исподлобья по сторонам.
Здесь, у магистра, собрались и самые знатные, родовитые лица — верхушка Тевтонского ордена.
Они желали услышать, почему и как были разбиты отряды. И все смотрели на двух жалких рыцарей с укором и осуждением. Будто они, эти двое, были повинны в разгроме, будто они посрамили высокую честь ордена.
— Пусть все уйдут, — глухо сказал магистр. — А вы останьтесь, — кивнул он двум рыцарям. Ему не хотелось, чтобы кто-то, кроме него, услышал о подробностях поражения.
Знать бесшумно удалилась.
— Говорите, — молвил магистр.
То, что он услышал, было страшным. Оказывается, у русских большое войско, они хорошо вооружены, они умело ведут осаду городских стен, они храбры и сильны.
— Кто же у них во главе войска?
— Князь Александр.
«Тот самый, — отметил про себя магистр, — который разбил на Неве шведов. А теперь он выступил против ордена. И опять победил. Что это — случай? Или же этот Александр действительно умный и смелый полководец?»
— Вы его видели? — спросил он.
— Да, — оба кивнули.
— Каков он?
— Высокий, — сказал один из рыцарей.
— Широк в плечах, голос громкий, — добавил второй.
— И молод, — проговорил первый.
«Молод, — подумал магистр. — Молод, неопытен. А победы его — случайные удачи. Не видел
Против князя Александра магистр решил собрать все силы Тевтонского ордена. Кроме того, на стороне немцев вызвался выступить шведский король.
И ещё много и много рыцарей, польстившихся на обещанную магистром награду, стали под знамёна ордена. Знамёна с чёрным крестом. Такие же кресты были и на щитах у тевтонцев.
Весной 1242 года крестоносцы двинулись на Русь. Предводителем в этом походе был сам магистр Тевтонского ордена.
РАЗВЕДКА
Зима в тот год была студёной. В январе от морозов падали на лету птицы. А в феврале завьюжило, заметелило. Занесло все дороги. Избы укрыло сугробами по самые крыши.
Потом сразу вдруг потеплело. Снег стал таять, оседать. Новгородцы боялись: кабы не было наводнения. А перевалил март на вторую половину — и опять морозы. Зима за своё цеплялась, не хотела уходить. Да все знали: последние деньки она доживает, потому и куролесит. Уж и солнце смотрит с каждым днём веселее. Вот-вот ударит оно своими лучами по белым снегам. И побегут ручьи. И живым перезвоном наполнится всё вокруг.
Александр Ярославич в это время освобождал от захватчиков соседние земли эстов, к западу от Чудского озера. Узнал он о том, что выступило против него войско крестоносцев, и стал думать, как бы лучше встретить их, где бы дать бой врагу.
Но какой дорогой идут псы-рыцари?
Князь предполагал, что немцы попытаются пройти короткой дорогой. Иначе застигнет их весенняя распутица. А самый короткий путь к Великому Новгороду — по озёрам. Вначале по Псковскому, а там — по Чудскому.
Но всё же князь Александр выслал вперёд несколько дозорных отрядов. Нужно было точно знать, как продвигается враг.
В одном таком отряде был за главного пскович Фома. Он отличился ещё при взятии Копорья, а когда брали Псков, первый залез на городскую стену и один отбивался от рыцарей, пока поднималась по лестнице подмога. И уже не мог он сдерживать немцев, уже казалось, собьют его сейчас со стены, но тут подоспел силач кожевник Данила. Как махнёт Данила мечом, так и сыплются вниз рыцари, будто горох из худого мешка.
Вот и теперь Фома с Данилой отправились вместе в одном отряде.
Конники прошли по льду Чудского озера, а когда миновали Псковское, к вечеру остановились в деревушке, неподалёку от берега.
Про войско немецкое пока что не было слышно. А люди в пути устали, намёрзлись, да и лошадям нужен был отдых — до следующей деревни неблизко. Отряд заночевал.
Утром в деревню вошли крестоносцы. Скрыться от них уже нельзя было. Положить в бою свои головы? Но кто же весть принесёт князю?
Разбились тогда русские на две части. Одна малая, а другая и того меньше. В одной двадцать воинов, а в другой — четверо.
Поскакали четверо назад через озеро. А те воины, что остались, выхватили мечи, щиты красные выставили.
Злая разыгралась сеча, да короткая. Русских горстка была, а крестоносцев — тьма. Многих рыцарей побили русские, но и сами все полегли до единого.
Вдогонку четверым пустили немцы своих лучших всадников. И как только приближались они, один из русских останавливался и встречал рыцарей мечом. Бился он до последнего вздоха. А потом и сам падал на тела порубленных врагов.
И вот уже двое русских осталось. Скачут, скачут во весь опор. Но и рыцари близко. Совсем близко. Настигают.
И опять — остановил один коня и обернулся навстречу немцам.
Велик он был ростом и лицом грозен. И как ударил мечом первого, кто попал под горячую руку, — рассёк до седла.
Оробели рыцари, подступить к богатырю боятся. Лишь когда подскакали все, кто был в погоне, набросились. Успел он ещё пятерых уложить, но тут и его проткнули копьями. Как могучее дерево, рухнул он на землю.
Рыцари обрадовались, думали, что убили великого воина, опытного да умелого рубаку. А был это мирный человек. По ремеслу — кожевник. По имени — Данила.
За самым же последним немцы не погнались. Далеко он ушёл, да и углубляться в чужие земли было опасно. Повернули они назад.
Доскакал русский всадник до своего войска. Рассказал обо всём Александру Невскому. Князь обнял его, поцеловал трижды. А был этот ловкий воин псковичом. Звали его Фомою.
ЧУДСКОЕ ПОБОИЩЕ
Всё теперь знал новгородский князь. Оставалось лишь выбрать место да правильно расположить полки.
Известно было, что крестоносцы выстраивали своё войско острым клином. Впереди ряд за рядом двигалась тяжёлая, закованная в латы, конница. Сомкнуты щиты, выставлены длинные копья. Потом шли конники в более лёгких доспехах. За ними — пешие рыцари.
Кто может сдержать удар такого клина?
«Свиньёю» называли русские этот строй крестоносцев. Похож он был на свинью, если взглянуть на него с высокого холма: сперва острое рыло, позади туша толстая. Только как ни зови рыцарское войско, а было оно сильным и крепким.
Кто может сдержать «железную свинью»?
— Сдерживать «свинью» не будем, — сказал Александр Невский. — Пусть прорывается. Пусть бьёт рылом. А мы её по бокам ударим.
Князь приказал войску отступить на лёд Чудского озера и подойти к восточному берегу. Встретить псов-рыцарей было решено у огромной скалы Вороний Камень.
Обычно у русских в центре стоял большой полк «чело», а фланги, или «крылы», были менее сильными. Александр Ярославич построил войска по-иному. В самом центре он поставил пеших воинов, лучшие же конные дружины он спрятал в засаде. Позади полков был крутой, обрывистый берег. Впереди — ровное ледяное поле.
Позиция эта была выгодной: враг двигался по открытому льду, ему не было видно, как расположились русские войска, каков их состав и численность.
На рассвете 5 апреля разыгралось знаменитое Ледовое побоище.
От немецких крестов пестрым-пестро стало на озере. Ближе, ближе подступают кресты. Вот уже слышно стало, как лязгают латы рыцарей.
А перед «железной свиньёй» возникла вдруг красная стена. Это русские воины подняли свои щиты.
Совсем уже близко крестоносцы. Видно, как пар валит из лошадиных ноздрей.
Дрогнули красные щиты. Стали раздвигаться.
Видят крестоносцы, пробита в русском строю брешь. Скорее, скорее туда! Ряд за рядом устремились в брешь рыцари. Задние давят на передних. Не удержать «железную свинью».
Передние ряды хотят остановиться. Не встретили они русских воинов за первыми заслонами. Некого им давить своей грозной бронёю. Негде разгуляться. Впереди лишь крутой каменный берег. А сзади продолжают напирать.
Вот уже прижали передних к прибрежным глыбам. В свалке и давке рассыпался строй «железной свиньи». А тут ещё русские лучники вскинули свои самострелы: целая туча стрел накрыла захватчиков. Полный беспорядок в рядах рыцарей.
Новгородцы так и рвались в бой, да сигнала выступать всё не было.
Но вот Александр Невский поднял руку с мечом — заиграли трубачи. И тогда слева, и справа, и с тыла кинулись на крестоносцев засадные дружины.
Ещё только разгоралась битва, ещё только нарастали её лязг и гул, а магистр уже понял: конец пришёл его войску. Да и не войско уже это было, а сбившееся в кучу бестолковое стадо.
Нет, не такими привык он видеть своих рыцарей.
Магистр стоял, окружённый знатью, и хмуро смотрел по сторонам.
Александр Невский был в самой гуще боя. Отражал удары, нападал. Вот ещё один конник рухнул наземь под его мечом, но тут и сам князь пошатнулся: брошенное кем-то копьё ударило его в стальное оплечье. Сильно ударило, но не пробило. Удержался Александр в седле. Вздохнул поглубже, и снова засверкал его меч.
Неподалёку от князя бок о бок, то и дело прикрывая один другого, сражались Пелугий и Яким. Правая рука у Якима была рассечена, но кузнец и левой орудовал ловко — не подступишься.
Сеча кругом шла такая, что льду озёрному стало жарко.
Русские дрались яростно. Да как же драться без ярости, когда за спиною остались дети и жёны, остались сёла и города, осталась родная земля!
А крестоносцы пришли сюда за чужим добром. Как воры пришли, как разбойники. Но где воровство, там и трусость. Они всегда рядом.
Страх взял псов-рыцарей — видят, что теснят их русские со всех сторон. Тяжёлым конникам не развернуться в давке, не вырваться. А тут ещё пустили русские в ход крюки на длинных шестах. Подцепят крюком рыцаря и с коня сбрасывают.
Когда же в самом разгаре было побоище, затрещал вдруг под рыцарями лёд. Крестоносцы пошли ко дну, потянули их тяжёлые доспехи.
Немногие смогли вырваться из русского кольца. Но и за ними ещё семь вёрст гнались воины Александра Невского.
Четыреста рыцарей были убиты, пятьдесят взяты в плен. Некоторые из пленных крестоносцев были раздеты и босы, потому что во время боя сбрасывали с себя тяжёлые одежды и обувь, пытаясь спастись бегством. Теперь же, позабыв о своих высоких титулах и знатности, понуро брели они по дороге, месили ногами талый снег.
Такого поражения не знал до того времени Тевтонский орден.
С тех пор со страхом смотрели рыцари на Восток. Запомнилось им Чудское озеро.
И слова Александра Невского тоже запомнились. А сказал он вот какие слова:
— Кто с мечом на Русскую землю придёт, от меча и погибнет.
И много раз так было!
И всегда так будет!
Нет комментариев. Ваш будет первым!