Соловьёв «Первый царь»
Владимир Соловьёв «Первый царь»
Ни в одном городе не было, наверное, столько храмов Божьих, сколько в Москве в XVI веке. Из-за красной кремлёвской стены выше причудливых дворцовых башенок тянули шеи многоглавые соборы с залитыми солнцем золотыми куполами. За торговыми рядами, там, где от края до края сплошь лепились избы, в которых жил люд, что победнее, среди берёстовых и тесовых крыш посверкивали белой жестью, выставляли напоказ облезлые макушки главы скромных церквей, каких было большинство в огромном пёстром городе. И как начинали бить колокола на тысячах московских звонниц, их могучая музыка перекрывала все другие звуки: тяжкие, гулкие удары заполняли весь город, уходили в землю, в небо, отдавались на каждой улице, каждой площади.
Но в тот час, когда уличный певец и музыкант Тимоха, малый лет двадцати с густой курчавой бородой, облюбовал местечко около постоялого двора и, лихо ударив по струнам своей домры, стал озорно петь, в Москве было непривычно тихо. Даже там, где вдоль торговых лавок народу обычно скапливалось уймища и откуда доносился постоянный галдёж, было малолюдно, не слышалось ни криков, ни шума.
Однако задорная домра Тимохи и его заливистая песня быстро привлекли любопытных. Сначала подошёл один, потом второй, и, глядь, уже человек двадцать собрались.
Играет Тимоха ловко и ладно, голос у него зычный. И поёт он так, что поневоле заслушаешься.
Только вот слова в его песне больно смелые. Пел Тимоха про самого царя, про Ивана Васильевича, и про недобрые его дела. А всяк знал: с царём да царёвыми слугами шутки плохи. Недаром прозвал народ государя московского Иваном Грозным.
Лют был царь, жесток и скор на расправу. Уже и счёт потеряли тому, сколько людей было загублено и насмерть замучено по его злой воле. Казни, пытки и наказания иногда устраивались день за днём. Погромы и кровопролитие никого не удивляли. В большом страхе жили люди, боялись провиниться, как-нибудь ненароком вызвать царский гнев. Опасались сказать лишнее слово: вдруг кто-то из царёвых наушников и ябедников окажется поблизости и донесёт. И тогда не сносить головы: схватят, посадят в застенок (тюрьму) — и поминай как звали! Будут бить, истязать, а могут и жизни лишить.
Ещё в детстве будущий царь Иван приводил в ужас окружающих своей жестокостью. Любил мучить животных, выбрасывал вниз из окна высокого терема собак и наблюдал, как они, в кровь разбившиеся, умирая, жалобно скулили и ползали, уже не в силах встать на лапы. А то была у юного Ивана другая забава. Зимой в санях, а летом в карете, приказывая кучеру гнать лошадей во весь опор, он носился по улицам Москвы и давил народ, громко смеясь над тем, как обезумевшие люди рассыпаются в разные стороны, и наслаждаясь стонами и криками пострадавших.
Подрастая и взрослея, Иван делал всё, чтобы укрепить свою власть. Ему уже мало было оставаться великим князем. Он хотел большего и решил, по примеру правителей других крупных держав, короноваться, или венчаться на царство, а говоря иначе — стать царём и обладать огромной и сильной властью.
Коронование пышно и торжественно прошло в Кремле, в Успенском соборе, при великом скоплении людей, в присутствии иностранных послов и Отцов Церкви.
До Ивана Васильевича царей в России не было. Он стал первым, и народ ждал, что теперь в стране будет больше порядка, меньше неправды и несправедливости, простым людям заживётся лучше, а царь-батюшка, когда надо, за них заступится, никому не даст в обиду. Да и сам царь, выйдя на Красную площадь, полную народа, обещал, что положит конец беспорядкам, позаботится о правосудии и защите россиян от притеснителей, кто бы они ни были.
И первое время действительно начали происходить благие перемены. Царь распорядился принимать жалобы и просьбы от всех недовольных и без вины пострадавших, помогать им и строго наказывать их обидчиков. Люди радовались и надеялись, что и дальше так будет, что ни одно дурное дело не останется без внимания, что на всякого злодея в Москве у царя найдётся управа.
По всему было видно, что сильная царская власть идёт России на пользу. Страна богатела, раздвигала границы, торговать в Московию охотно приезжали купцы со всех концов света. Росли города. Российское войско надёжно обороняло державу от чужеземных захватчиков и одерживало победы над враждебными соседями, мешавшими усилению и расширению Российского государства.
Однако недолго народ славил и восхвалял царя. Получив невиданную власть, Иван Васильевич ничего так не боялся, как эту власть потерять. Всех и каждого он готов был подозревать в злоумышлении против себя, в кознях и заговорах. Всюду царю мерещились коварные соперники, которые только и ждут, чтобы расправиться с ним, занять его место, отнять у него трон и царский венец.
И настало в стране трудное, тяжкое время, когда государевы стражники рыскали по городам и сёлам, выискивая измену, грабя и убивая тех, на кого падало малейшее подозрение в непочтительном отношении к царю. Главными недругами Иван Грозный считал выходцев из богатых и знатных семей, которые вели своё происхождение от первых русских князей, начиная с Рюрика. К ним Иван питал особую злобу, потому что они не уступали ему ни «породой», ни богатством. Он был уверен, что любой из них втайне только и мечтает, как бы покончить с ним и стать вместо него царём.
Много князей и бояр — потомков старинных родов — были замучены и убиты в те годы. Но беда не миновала и незнатных людей. Немало их поплатились жизнью ни за что ни про что. Грозный считал, что его власть будет крепка, если все будут жить в постоянном страхе, в полном послушании, покорности, боясь даже помыслить о сопротивлении, а тем более — о другом государе. И потому на российской земле особые отряды, тщательно отобранные из верных царю людей и лишь ему подчинявшиеся, так же как в своё время монголы, убивали и разоряли мирных жителей, жгли их дома, не щадя ни старых ни малых. Одеты эти государевы слуги были во всё чёрное и вооружены до зубов. Их отличительными знаками были собачья голова и метла. Это означало, что они, подобно псам-ищейкам, вынюхивают, откуда царю угрожает опасность, и готовы не раздумывая вцепиться в горло врагам и недоброжелателям Ивана Грозного и, словно сор, вымести всех, кто не желает служить ему верой и правдой.
Однажды царь обвинил в измене весь старинный Новгород. Большой и богатый город был разгромлен, а тысячи новгородцев убиты — утоплены в реке Волхов.
Шёпотом передавали россияне друг дружке историю о том, как Иван Грозный в гневе убил своего старшего сына за то, что тот посмел перечить отцу. И так же тайно, хоронясь чужих ушей, рассказывали, как страшно поступил царь со строителями Покровского собора — дивного
храма на Красной площади, походившего на свисающий с неба пёстрый, яркий ковёр.
Призвал будто бы Иван зодчих — тех, по чьим замыслам и под чьим началом возводился собор, и спросил:
«А что, мастера, можете ль вы сделать храм ещё краше и лучше этого?»
«Можем. Только прикажи, государь», — ответили зодчие, низко склонившись перед царём.
И тогда Иван Грозный приказал выколоть славным умельцам ясные очи, чтобы ни в какой другой земле не было храма, равного по красоте и величию Покровскому в Москве.
А человека-птицу Никиту, об удали, смелости, уме и отваге которого долго ходили легенды, царь приказал бросить с большой высоты в глубокую яму, где торчали острые ножи, пики и сабли. И, пронзённый насквозь, он истёк кровью и умер в невыносимых муках, так и не поняв, в чём его вина и за что он предан смерти.
Что же сделал бедняга? Чем прогневал царя?
Заветной мечтой этого человека было подняться в небо и полететь по-журавлиному. И смастерил он себе крылья, поднялся на самый верх шестидесятидвухметровой церкви Вознесения в подмосковном селе Коломенское, прыгнул оттуда и на глазах изумлённого народа стал парить, подобно орлу или соколу, и целый и невредимый опустился на землю.
Прослышал про то царь и сказал:
«Человек должен не летать, а по земле ходить». И повелел казнить храбреца. Так погиб, наверное, первый известный в истории России воздухоплаватель, который сумел пролететь над землёй и изведать ни с чем не сравнимое чувство полёта.
Может быть, половина того, что говорили про Ивана Грозного, это всего лишь выдумки, сказки, а может, и быль — кто знает. Только достоверно известно, что крови по его злой воле пролилось много и много жизней было погублено.
И вот обо всём этом бесстрашно, во весь голос пел в самой Москве, под боком у грозного царя и его свирепых слуг бродячий музыкант Тимоха!
Страшно, боязно было слушать его песни, но люди стояли, не расходились. Некоторые и вовсе, расталкивая толпу, пробирались вперёд, чтобы не прозевать ничего, не пропустить ни слова.
А Тимоха долго бы ещё играл и пел, да тут какой-то глазастый мастеровой увидел, что из постоялого двора, стараясь остаться незамеченным, выскользнул и заспешил куда-то хозяин- кабатчик.
«Люди добрые! — во весь голос закричал мастеровой. — Расходитесь! Кабатчик сейчас побежал куда-то. Не иначе как за стражей. Доносчик он. Давно уже за народом доглядывает. Я его знаю».
Все тут же кинулись врассыпную. Ведь если поймают за то, что слушал такие дерзкие песни про царя, живым не быть — запорют до смерти или на растерзание собакам бросят.
«И ты, мил человек, беги, спасайся! — уже издали крикнул мастеровой замешкавшемуся Тимохе. — Тебе-то первому несдобровать. Зальют, изверги, свинца в глотку, и тогда разве что на том свете споёшь. Бери ноги в руки — и ходу!»
После этих слов Тимоха понёсся так, что только пятки засверкали да пыль за ним столбом поднялась. И вовремя успел! Едва скрылся, как к тому самому месту, где он развлекал народ, прискакали всадники в чёрном. Но Тимохи уже и след простыл. Погоня за ним ничего не дала. Пришлось государевым слугам возвращаться ни с чем.
Рекомендуем посмотреть:
Нет комментариев. Ваш будет первым!