Тут уж и думать нечего было, чтобы на ту сторону пробиться. Из-за дыма да из-за огня даже не видно было, что на той стороне делается.
Вдруг мне послышалось, будто на том берегу теленочек закричал. А потом колокольцы как будто звякнули. Потом слышу: коровы мычат.
А уж в толпе кто-то кричит:
— Стадо идет! Стадо идет! Куда они? Гоните их! Ведь сгорят! Живые сгорят...
А я хоть и на цыпочки встала и шею вытянула, а никакого стада не вижу. Только дым и огонь вижу и только слышу все ближе и ближе: «Му-у-у-у! М-у-у! М-у-у-у!»
Да так жалобно, так печально, что и не хочешь плакать, а заплачешь.
ПЛОТИНА
«Ну, — думаю, — пропала моя Ноченька». И тут я вспомнила о Стахеевской мельнице. «А что? — думаю. — Попробовать разве?» Я даже не подумала о том, что Стахеевская мельница далеко, что туда полчаса бежать надо.
«Ничего, — думаю. — Как-нибудь добегу. Через плотину переберусь, корову найду и обратно. Бандиты еще и подойти не успеют». Но до мельницы мне добежать не пришлось. Только я из толпы выбралась, не успела на дорогу выйти, вижу — навстречу Вася идет. А с ним еще человек пять комсомольцев.
Вася и рта раскрыть не успел, я уж я ему говорю:
— Не ругайся, Васенька! У нас беда.
— Что такое?
— Ночка у нас на той стороне осталась. Он побледнел. Потом говорит:
— Плевать. Ничего с ней не будет. Я говорю:
— Как это так ничего не будет? А если ее подстрелят?
— Ну и пусть, — говорит, — подстрелят. Не в этом счастье... Беги домой. Сейчас у них тут стрельба начнется. Бандиты подходят.
Тут я не выдержала и говорю:
— Нет, ты как хочешь, Васька, а я домой не пойду. Я лучше к Стахеевской мельнице побегу.
— Это зачем еще? — говорит. А один комсомолец языком прищелкнул и говорит:
— Опоздала, девочка!
— Как это опоздала?
— Да так. Опоздала трошки. Наши ребята только что побежали плотину взрывать.
ДЯДЯ ФЕДОР
Что же мне делать было? Домой бежать? Нет, не могла я домой бежать — ноги не шли.
На берегу уж никого не осталось, все куда-то попрятались. Только я одна сидела у самой воды и смотрела на тот берег. А мост все еще горел. И вода вокруг него была красная, огненная, блестящая. Пар над водой клубился. Что-то шипело, ломалось, трещало... И мне все чудилось, что на той стороне коровы мычат. А может быть, и не чудилось, может быть, они и правда мычали.
Вдруг где-то близко-близко захлопали по воде весла.
Я голову подняла — вижу: лодка плывет. А в лодке знакомый старик — дядя Федор, охотник.
Он меня тоже заметил, положил весла и кричит:
— Эй! Кто там? На берегу! Тетенька!
А я и ответить не могу. Отвернулась и поскорей слезы глотаю.
Тогда он к берегу пристал, поглядел и узнал меня.
— О! — говорит. — Тетенька-то знакомая. Ты чего ревешь, тетка?
Ну, я ему все рассказала — сквозь слезы-то. Он помолчал, веслом поиграл и говорит:
— Жалко корову.
Потом еще подумал, в затылке почесал, крякнул и говорит:
— Э, была не была! Давай садись поскорей в лодку. Поедем твою буренушку спасать…
У меня сразу и слезы высохли. Я сама лодку от берега отпихнула, на ходу вскочила; дядя Федор ударил по воде веслами, и наша лодочка на всех парах полетела на тот берег.
УСПЕЕМ ИЛИ НЕ УСПЕЕМ?
Я все думала: «Успеем или не успеем?» И все на тот берег поглядывала. А там у самого берега очень густой кустарник рос. И вот, я помню, думаю:
«Если мы там, у этих кустов, пристанем, — это хорошо. Там можно и лодку спрятать, и самим притаиться, если надо будет».
Дядя Федор изо всех сил веслами работал. А мне все казалось — тихо плывем. Я, помню, даже подгоняла его:
— Дядя Федор, давай нажмем! Дядя Федор, поскорей, пожалуйста...
А он только покряхтывал да головой кивал: дескать, ладно, не торопись, успеем...
Вот уж до того берега совсем близко осталось. Вот уж травой запахло. Уж листики на кустах видно стало.
Я на носу сидела. Мне не стерпелось, я встала; думаю — сейчас соскочу на берег. Уж и место себе глазами выбираю посуше.
Вдруг что-то как хрустнет. Я думала — это днище о песок задело. А потом слышу:
— Стой! Кто такие?
Дядя Федор лодку с разгону как повернет. Зубами как заскрипит.
А я — не знаю, что со мной сталось, откуда у меня храбрость взялась. «Нет, — думаю, — уж коли так случилось, назад не поеду».
Взяла да и прыгнула в воду.
И — бегом к берегу.
А уж над головой у меня пули свистят. Одна, другая, третья.
Оглянулась, вижу: дядя Федор далеко. Саженей двадцать уже отмахал. Лодка у него, как моторная, бежит. Пена вокруг. А весла над головой так и мелькают, так и мелькают, будто крылышки стрекозиные...
ДОПРОС
Я когда в воду прыгала, мне не страшно было. А как увидела этих бандитов, — ноги затряслись.
Их там не много было: человек пять или шесть. Но я хоть и раньше о них слыхала, а все-таки не думала, что эти бандиты такие страшенные.
Все они с ног до головы оружием обвешаны: бомбами, кинжалами, револьверами. Одеты не по-военному, а как-то чудно, будто на маскарад вырядились. Кто в офицерской шинели, кто в бушлате, кто в шубе овчинной. У одного на голове фуражка без козырька, у другого — папаха, у третьего — этакий, как у нас говорят, бриль соломенный. У одного — косынка шелковая в полосочку, а еще у одного — так Целая дамская шляпа с пером и с вуалькой.
У меня голова завертелась, когда я на них посмотрела.
Мне бы бежать надо, пока они там в дядю Федю стреляли. А я — не могу. Ноги не двигаются. Стою по колено в воде и смотрю, как наша лодка от бандитов удирает.
Дядя Федор так и ушел от них невредимый. Рассердились бандиты. Плюнули. Заругались. И сразу на меня накинулись.
— Ты кто, — говорят, — такая? Тебе что здесь требуется?
А я забубнила чего-то, заплакала. Потом говорю:
— Я, дяденьки, за Ночкой приехала.
— Ты зачем врешь? — говорят. — За какой дочкой? Какая у тебя может быть дочка?
— Да не за дочкой, а за Ночкой. Это корова у нас так называется...
Который в шляпе с пером приставил к моему носу наган и говорит:
— А это вот нюхала? А ну, говори правду, а не то зараз дух вышибу...
И так наганом нажал, что носу больно стало. Я еще громче заплакала и говорю:
— Я вам правду сказала.
— Нет, ты неправду говоришь! Ты врешь! Отвечай: кто тебя сюда послал?
Я говорю:
— Никто меня не посылал. Я за коровой приехала. Пустите меня, пожалуйста, у меня корова с утра недоенная ходит.
Они друг на дружку посмотрели, головами покачали и говорят:
— Ловко придумано. Ничего не скажешь...
А потом этот, который в шляпе, взял меня за плечо, сдавил его со всей силы и говорит:
— А ну, пошли к атаману. Разберемся...
КОРОВЫ
Я всю дорогу плакала. Да так еще плакала, так орала, что даже бандиты не вытерпели. Один какой-то с бородой, в бриле соломенной, остановился и говорит:
— Тьфу! Не могу. Все уши заложило от ее крика.
Тут и другие остановились. Говорят:
— А ну ее! Таскаться с ней... Может, она, и верно, за коровой приехала!
А тот, который в шляпе, ногой топнул и говорит:
— Бросьте! Знаем мы, какие тут у них коровы. Никаких тут коров нема! Тут...
И только сказал «тут» — будто назло ему где-то впереди как загудит:
— Му-у-у-у!..
Я сразу очухалась и плакать перестала.
