Труд — отец счастья.
Любимая пословица Б. Франклина
Америка XVIII в. не знала человека столь всесторонне одаренного и деятельного, как Бенджамин Франклин. Его называли «первым» среди цивилизованных американцев. Как писал американский исследователь М. Харт, «Франклин был многосторонне талантлив и добился успехов по крайней мере в четырех сферах человеческой деятельности: бизнесе, науке, литературе и политике. Его жизнь — замечательный пример (возможно, наиболее потрясающий в истории) хорошо проведенной жизни».
По мнению биографов, Франклин прожил долгую, восхитительную, полезную, разнообразную и в целом счастливую жизнь. Эту жизнь он во многом «выстроил» сам, руководствуясь уже упомянутой любимой пословицей. И действительно, на протяжении всей жизни Франклин упорно работал над совершенствованием своего характера по специально разработанной в юности «методе». Как позже он напишет в автобиографии, именно эта работа по самовоспитанию позволила достичь ему успехов в жизни.
Бедность семьи не дала возможности Бенджамину, пятнадцатому ребенку в семье, получить даже начального систематического образования. Читать и писать он научился самостоятельно в возрасте пяти лет, наблюдая, как старшие братья и сестры готовят уроки. Школу посещал менее года. За это время успел стать одним из лучших учеников класса, но на дальнейшее обучение денег у отца не было. В 12 лет Бенджамин подписал контракт, по которому обязался проработать подмастерьем у старшего брата в течение 9 лет в обмен на обучение типографскому делу, кров и еду.
Большие познания в самых различных отраслях науки, приобретенные Франклином, были результатом самообразования. И на всю жизнь любовь к чтению осталась самой сильной его страстью и самым главным источником изучения мира. Хотя Бенджамин имел очень скудные сбережения, он все же находил возможность покупать книги. Зачитывался «Жизнеописаниями» Плутарха, в которых повествовалось о жизни и деятельности 50 выдающихся греческих и римских государственных деятелей и полководцев. В своей «Автобиографии» Франклин писал: «И сейчас еще я считаю, что это очень пошло мне на пользу».
Его карьера в бизнесе, по мнению многих исследователей, является характерным примером классической истории «из грязи в князи». Оказавшись в молодости в Филадельфии почти без единого цента в кармане, Франклин к 40 годам стал процветающим человеком, благодаря своему магазину печатной продукции, газетам и другой деятельности в области бизнеса. В свободные минуты он умудрялся изучать науки и иностранные языки!
Как ученый Франклин больше всего известен базовыми исследованиями в области электричества и света. Он сделал также еще несколько очень полезных изобретений, включая печь Франклина и бифокальные линзы, которые используются и по сей день.
Литературную деятельность Бенджамин Франклин начал с журналистики. Вскоре он издал «Альманах бедного Ричарда», где продемонстрировал свой необычный талант сочинять остроумные фразы. (Лишь немногие писатели оставили столько хорошо запоминающихся изречений.)
В последние годы Франклин написал «Автобиографию» — одну из самых известных, широко читаемых и популярных биографий в мире.
В политике Франклин был удачливым администратором (главным почтмейстером колоний; при нем проявилась в полной мере польза почтовой службы), правоведом (его постоянно переизбирали в законодательный орган Пенсильвании) и дипломатом (он самый популярный и удачливый посол во Франции за всю историю Америки). Вдобавок он один из тех, кто подписал американскую Декларацию независимости, а потом был членом Конституционного собрания.
Но перекрывает все эти заслуги пятая «карьера» Франклина — пропагандиста и организатора. Так, он основал первую больницу в Филадельфии, помогал организовать первую пожарную команду в колониях, добился успеха в создании муниципального полицейского департамента. Кроме того, Франклин открыл первую публичную библиотеку в английских колониях и первое научное общество, основал Филадельфийскую академию (ныне Пенсильванский университет).
Конечно, как каждый из нас, Франклин сталкивался с неудачами и горькими разочарованиями, но неизменно руководствуясь правилами, выработанными в юности, выходил победителем в различных сложных жизненных обстоятельствах. Особенно много он работал над умением быть дипломатичным и приятным в общении человеком. В «Автобиографии» он пишет:
После того как один мой друг, квакер, любезно сообщил мне, что меня считают гордецом, что гордыня моя часто проявляется в разговоре, что в спорах я не только стремлюсь оказаться правым, но веду себя заносчиво и дерзко, в чем он убедил меня, приведя несколько примеров, я решил по возможности излечиться и от этого порока или недостатка.
Многолетняя работа позволила Франклину завоевать репутацию одного из самых учтивых и дипломатичных людей в истории Америки.
Вот фрагменты знаменитой «Автобиографии», в которой раскрывается секрет «методы» Франклина.
...Я с детства запомнил наставления отца, любившего повторять притчу Соломонову: «Если человек проворен в деле своем, он будет стоять перед царями, он не будет стоять перед простыми», — и почитал трудолюбие лучшим средством для достижения богатства и известности, что и придавало мне сил, хотя я и не думал, что мне предстоит когда-либо буквально стоять перед коронованными особами. Однако с тех пор именно это и произошло: я стоял перед пятью разными монархами и даже удостоился чести обедать за столом одного из них, короля датского...
...У меня зародился смелый, даже дерзостный план: достичь морального совершенства. Я хотел жить, не совершая грехов и проступков; решил побороть все то, на что меня толкала либо врожденная склонность, либо привычка, либо чужие примеры. Зная или воображая, что знаю, что хорошо, а что дурно, я не видел причин, почему бы мне всегда не следовать первому и не избегать второго. Но вскоре я убедился, что задача эта труднее, нежели я предполагал. Пока я всеми силами остерегался одного греха, меня настигал другой; привычка вступала в свои права, чуть ослабевало внимание; склонность порой оказывалась сильнее разума. Наконец я пришел к заключению, что одного умозрительного убеждения, будто в наших интересах быть безупречно добродетельным недостаточно, для того чтобы оградить себя от повторных падений, и прежде чем успокоиться на мысли, что отныне поведение твое будет неизменно правильным, необходимо избавиться от скверных привычек, приобрести благие привычки и утвердиться в них. И для этого я выработал некую методу.
...В тринадцать рубрик включил все, что в то время казалось мне необходимым и желательным, присовокупив в каждом случае краткое наставление, из которого явствовало, как я ту или иную добродетель понимал.
1. Воздержанность. Не ешь до отупения, не пей до опьянения.
2. Молчаливость. Говори лишь то, что может послужить на пользу другим или тебе самому.
3. Любовь к порядку. Пусть для каждой твоей вещи будет свое место; пусть для каждого твоего дела будет свое время
4. Решительность. Решай делать то, что должно; а то, что решил, выполняй неуклонно.
5. Бережливость. Позволяй себе только те расходы, что принесут пользу другим или тебе самому; ничего не растрачивай попусту.
6. Трудолюбие. Не теряй времени; всегда будь занят чем-нибудь полезным; отменяй все необязательные дела.
7. Искренность. Не прибегай к пагубному обману: пусть мысли твои будут невинны и справедливы; о если говоришь, то пусть такими же будут и слова.
8. Справедливость. Никогда не обижай людей, причиняя им зло или не делая добра, как велит долг.
9. Умеренность. Избегай крайностей; не держи обиды за причиненное тебе зло, даже если думаешь, что оно того заслуживает.
10. Чистоплотность. Не допускай ни малейшей грязи ни на себе, ни в одежде, ни в доме.
11. Спокойствие. Не волнуйся из-за пустяков, из-за происшествий мелких либо неизбежных.
12. Целомудрие. Похоти предавайся редко, единственно для здоровья или для продления рода; не допускай, чтобы она привела к отупению или к слабости, либо лишила душевного покоя или бросила тень на доброе имя твое либо чье-то еще.
13. Кротость. Следуй примеру Иисуса и Сократа.
Так как намерением моим было сделать все эти добродетели привычными, я решил не рассеивать своего внимания, пытаясь овладеть всеми сразу, но сосредоточивать его одновременно лишь на одной; овладев же ею, переходить к следующей и так далее вплоть до тринадцатой; а так как овладение одной могло облегчить овладение некоторыми другими, я расположил их в том порядке, в каком они приведены выше. На первом месте — Воздержанность, ибо она способствует сохранению ясной головы, столь необходимой в условиях, когда мне следовало все время быть начеку и бдительно уберегать себя от привлекательности старых привычек и непрестанных соблазнов. Утвердившись в этой добродетели, думал я, легче будет привыкать к Молчаливости. Так как желанием моим было одновременно с совершенствованием в добродетелях приобретать знания, а в этом помогает не столько язык, сколько уши, значит, нужно отделаться от свойственной мне привычки трепать языком, шутить и каламбурить (за что меня любили только в малопочтенной компании), я поставил Молчаливость на второе место. Я надеялся, что эта и следующая за нею добродетель, Любовь к порядку, дадут мне больше времени для осуществления моих планов и для занятий. Решительность, став привычной, поможет мне в попытках приобрести все остальные добродетели; Бережливость и Трудолюбие, избавив меня от еще лежавших на мне долгов и дав мне благосостояние и независимость, облегчат проявления Искренности и Справедливости. А затем, понимая, что мне, следуя совету Пифагора, высказанному им в «Золотых стихах», понадобится ежедневно себя проверять, я выработал для такой проверки следующую методу.
Я смастерил книжечку, в которой отвел по странице для каждой добродетели. Каждую страницу я разлиновал красными чернилами на семь столбцов, обозначив их начальными буквами дней недели. А поперек этих столбцов провел тринадцать красных линий, расположив в начале каждой из них первую букву одной из добродетелей, с тем чтобы в нужной клетке отмечать черной точкой все случаи, когда при проверке окажется, что в такой-то день я погрешил против такой-то добродетели.
Я решил в течение недели уделять исключительное внимание какой-нибудь одной добродетели. Так, в первую неделю я особенно старался не погрешить против Воздержанности, об остальных же добродетелях заботиться лишь попутно и только отмечая каждый вечер проступки минувшего дня. Мне казалось, что если в первую неделю удастся сохранить без пометок первую строку, обозначенную В., то в следующую неделю я могу распространить свое внимание и на вторую, и уже в ближайшую неделю обе первые строки останутся без пометок. Продвигаясь таким образом дальше, я закончу полный курс за тринадцать недель, а за год проделаю четыре курса. И подобно тому, как человек, задумавший прополоть свой огород, не пытается повыдергать все сорняки сразу, что было бы ему не по силам, а работает на одной грядке и, лишь закончив ее, переходит к следующей, так и я надеялся радоваться и вдохновляться при виде того, как я преуспеваю в добродетелях, как чистых строк становится все больше, и, наконец, проделав несколько курсов, я после тринадцатинедельной проверки с восторгом убеждаюсь, что вижу перед собой целую чистую страницу.
Я сочинил нижеследующую коротенькую молитву и предпослал ее моим проверочным таблицам для ежедневного повторения:
«О всемогущее Добро! Всеблагой Отец! Всемилостивый пастырь! Приумножь во мне ту мудрость, что дает распознать полезное для меня. Укрепи мою решимость выполнить то, что эта мудрость предписывает Прими мои услуги другим твоим чадам как единственную доступную мне благодарность за твои неиссякаемые милости».
...Поскольку наставление под рубрикой «Любовь к порядку» требовало, чтобы для каждого дела было свое время, одна страница в моей книжечке была занята распорядком моих занятий во все часы суток. Вот эта страница.
Утро
Вопрос: Что доброго совершу я сегодня?
С 5 до 7 часов. Встать, умыться, прочитать «Всемогущее Добро!». Обдумать дела и принять решения на предстоящий день; продолжить начатое занятие и позавтракать.
С 8 до 11 часов. Работа.
Полдень
С 12 до 1 часа. Почитать, посмотреть счета, пообедать.
С 2 до 5 часов. Работа.
Вечер
Вопрос: Что доброго я совершил сегодня?
С 6 до 9 часов. Убрать все по местам. Ужин. Музыка или беседа, или иное развлечение. Проверка минувшего дня.
Ночь
С 10 до 4 часов. Сон.
Я принялся выполнять свой план самопроверки и занимался этим довольно долго. ... Меня удивило, что грехов у меня куда больше, чем я думал; но я с удовлетворением отмечал, что их становится меньше. Чтобы избавить себя от труда заводить новую книжечку взамен старой, ...я перенес мои таблицы и наставления на пластинки слоновой кости, разлинованные прочными красными чернилами. ...Впоследствии я стал проделывать всего один курс в год, затем и в несколько лет...
Больше всего забот доставлял мне пункт касательно Порядка; я увидел, что наставления мои, возможно, и выполнимы для человека, чьи обязанности позволяют ему свободно распоряжаться своим временем, например, для странствующего печатника; но для хозяина, вынужденного общаться с многими людьми (причем они нередко сами выбирают время для деловых свиданий), такая задача просто непосильна. Очень трудно было также привыкнуть держать в порядке, в определенных местах, бумаги и другие вещи. С детства я не был к этому приучен, и так как память у меня была отменная, не ощущал особенных неудобств от своей безалаберности.
Короче говоря, соображения порядка так отвлекали мое внимание, и неудачи так меня огорчали, а успехи были так ничтожны, и я так часто срывался снова, что уже готов был отказаться от дальнейших попыток и удовольствоваться в этом отношении неполным успехом, как тот человек, который, купив у моего соседа-кузнеца топор, пожелал, чтобы вся его лопасть блестела так же, как лезвие. Кузнец согласился отточить топор до полного блеска, если купивший сам будет крутить ворот; тот стал крутить, а кузнец крепко прижимал лопасть к точильному камню, так что крутить было очень утомительно. Покупатель время от времени подходил к нему посмотреть, как идет дело, и уже согласен был взять топор какой есть. «Нет, — сказал кузнец, — крути, он у нас весь зоблестит, а пока он еще пегий». «Верно, — сказал тот, — но мне пегий топор, пожалуй, больше нравится».
И я полагаю, что такое мнение разделяют многие, кто, не придумав, в отличие от меня, системы, убеждались, как трудно отделываться от старых привычек и приобретать новые, отказывались от дальнейших усилий и приходили к выводу, что «пегий топор лучше». Ведь нечто, выдававшее себя за разум, порой нашептывало и мне, что моя крайняя требовательность к себе есть, возможно, своего рода моральное чистоплюйство, и, когда бы о нем узнали, меня подняли бы на смех; что безупречный характер имеет свои неудобства, а именно может вызвать зависть и даже ненависть; и что человеку благожелательному следует иметь кое-какие недостатки, дабы не отпугивать друзей.
Да, в отношении Порядка я оказался неисправим; и теперь, когда я стар и память моя ослабела, я очень явственно это ощущаю. В общем же, хотя я так и не достиг совершенства, которого столь честолюбиво домогался, все же благодаря моим усилиям я стал и лучше и счастливее, нежели был бы, если бы не приложил этих усилий... Я думаю, моим потомкам полезно будет узнать, что с помощью этой маленькой уловки их предок, с благословения Божьего, обрел безоблачное счастье всей своей жизни...
Воздержанности я обязан тем, что так долго не знал болезней и до сих пор не жалуюсь на здоровье; Трудолюбию и Бережливости — тем, что рано вышел из бедности и приобрел достаток, а с ним и знания, позволившие мне стать полезным гражданином и удостоиться внимания в ученых кругах; Искренности и Справедливости — тем, что заслужил доверие своей Родины и почетные миссии, какие она на меня возложила, а влиянию всех добродетелей вместе взятых, хотя ни в одной из них я не достиг совершенства, — тем, что ровный нрав и бодрость в беседе заставляют даже младших знакомцев до сих пор еще искать моего общества. Это и позволяет надеяться, что хотя бы некоторые из моих потомков последуют моему примеру и получат от этого выгоду.
Многие заметят, что, хотя в моем плане я не вовсе умолчал о религии, в нем ни разу не упомянуты догмы какого-нибудь одного вероисповедания. Я этого умышленно избегал, ибо, будучи убежден в полезности и ценности моей методы, полагал, что она может пригодиться людям любого исповедания...
...Я собирался написать о каждой из добродетелей небольшое введение, в котором показал бы, какие преимущества она дает усвоившему ее и как пагубен противоположный ей порок; и это сочинение я озаглавил бы «Искусство добродетели (Ничто так не способствует благосостоянию, как добродетель)»... Но случилось так, что мое намерение написать и обнародовать это введение не было осуществлено. Правда, время от времени я записывал впрок кое-какие мнения, доводы и т.п. и некоторые из этих записей у меня сохранились.
В этом труде я хотел разъяснить и провести в жизнь следующие положения: порочное поведение пагубно не потому, что запрещено, оно запрещено, потому что пагубно, если принимать в расчет человеческую природу; поэтому быть добродетельным — в интересах каждого, кто хочет быть счастливым уже в этой жизни; а исходя из сего обстоятельства (поскольку на свете есть достаточно богатых купцов, знатных и коронованных особ, нуждающихся в честных подчиненных для управления их делами, а такие попадаются редко), — я попытался бы убедить молодых, что первейшие качества, могущие принести бедняку достаток, суть неподкупность и честность.
Сначала мой список добродетелей содержал их только двенадцать; но после того как один мой друг, квакер, любезно сообщил мне, что меня считают гордецом, я решил по возможности излечиться и от этого порока или недостатка и добавил к списку Кротость, истолковав это слово в широком смысле. Не могу сказать, чтобы я добился успеха по существу этой добродетели, скорее мне удалось приобрести видимость ее. Я взял за правило сдерживать себя, возражая против чужих мнений и утверждая свои. Я даже запретил себе употреблять какие-либо слова или обороты, выражающие категорическое мнение, такие, как «несомненно», «безусловно» и т.п., а вместо этого стал говорить: то-то и то-то «мне сдается» или «представляется мне в настоящее время». Услышав заявление, показавшееся мне ошибочным, я отказывал себе в удовольствии резко перебить собеседника и тут же указать на какую-нибудь нелепость в его доводах; а свой ответ начинал с замечания, что в иных случаях или обстоятельствах он был бы прав, но в данном случае мне кажется или сдается, что он погрешил против истины. Вскоре я убедился в преимуществах этой новой для меня манеры: разговоры с моим участием стали проходить приятнее. Скромный тон, каким я выражал свои мнения, обеспечивал им более снисходительный прием и вызывал меньше противодействия; я уже не так сильно огорчался, когда оказывался неправ, и мне легче становилось убедить моих противников отказаться от их ошибок и поддержать меня, когда мне случалось быть правым.
Со временем такое поведение, ради которого я вначале насиловал мою врожденную склонность, стало даваться мне легко, превратилось в привычку, и за последние 50 лет никто, полагаю, не слышал, чтобы у меня вырвалось какое-нибудь категорическое суждение. И этой привычке (наряду с установившейся за мною славой честного человека) я, вероятно, обязан тем, что мои сограждане так уважительно ко мне прислушивались, когда я предлагал учредить какое-нибудь новое предприятие или внести изменения в уже существующее, и что я приобрел влияние в общественных советах, когда вошел в их состав; ибо оратором я был неважным, красноречием не отличался, был нерешителен в выборе слов, допускал ошибки в языке, а между тем обычно одерживал верх над своими противниками.
Правду сказать, из всех страстей наших ни одну, пожалуй, так не трудно обуздать, как гордыню. Сколько ты ее ни скрывай, сколько ни борись с ней, ни пытайся ее задушить, растоптать, изничтожить, а она все живет, и нет-нет да и дает о себе знать. В настоящем повествовании вы,
...Мне представляется, что сейчас самое время основать Единую Партию Радеющих о Добродетели, для чего собрать добродетельных и праведных людей всех стран в организацию, подчиненную мудрым и добрым правилам... и что назвать себя мы должны Обществом Свободных, ибо, упражняясь в добродетелях, мы стали свободны от власти порока, а упражняясь в трудолюбии и бережливости, — свободны от долгов, обрекающих человека на рабскую зависимость от его кредиторов...
План мой был осуществим, и мы бы принесли большую пользу, воспитав множество достойных граждан; и обширность этого предприятия не смущала меня, ибо я всегда считал, что один человек, даже средних способностей, в силах произвести большие перемены и совершить большие дела, если, прежде чем браться за них, составит правильный план и, отказавшись от всяких развлечений и посторонних занятий, целиком посвятит себя усовершенствованию и выполнению этого плана.
Интересные факты о растениях для детей 8-10 лет
Интересные факты про рыб для младших школьников, 2 класс
Нет комментариев. Ваш будет первым!