К проблеме жанрового своеобразия цикла стихотворений Н.И. Тряпкина «Журавлиная цепочка лет»

«Журавлиная цепочка лет» Н.И. Тряпкина –это лиро-эпический цикл миниатюр.
Об особенностях жанра и тематике произведения можно судить уже по названию. Экспрессивным центром метафоры «Журавлиная цепочка лет» является образ журавлиного клина, который имеет традиционную эмоциональную окраску, связанную с понятиями «печаль», «разлука», «расставание с чем-то радостным, например, с солнечным летом», «ожидание холодной зимы»…

Весна, как правило, ассоциируется с прилетом грачей. Осень и предстоящая зима – с журавлиным клином. Улетая, журавли, как будто уносят с собой на крыльях воспоминания о том, что было в прошлом, и эти воспоминания эмоционально окрашены. В прошлом остаются не только события, но и чувства, переживания, поэтому прошлое имеет отношение не только к эпическому, но и к лирическому началу. Таким образом, определяется лирическая составляющая произведения.

В заголовке повторяется смысловая доминанта «время» - употреблением словоформы «лет» и в рамках метафоры «журавлиная цепочка». Так намечается тематика цикла – читатель понимает, что темой произведения может быть прошлое, история человека или страны и чувства лирического героя, вызванные событиями, о которых пойдет речь.

Эпическое и лирическое начала совмещены и в эпиграфе - двух строчках из стихотворения М. Исаковского «Осень» - «…Плывет в небесах эскадрилья // Спешащих на юг журавлей…»: с одной стороны, обозначен факт действительности – журавли спешат на юг, с другой стороны – метафора «плывет эскадрилья» выявляет особенности восприятия этого факта лирическим героем, его состояние созерцательности в сочетании с эмоциональным отношением к происходящему – журавлиный клин –эскадрилья вызывает ассоциации с полетом штурмовиков или бомбардировщиков, военных самолетов.

Эпиграф готовит читателя и к восприятию начала цикла - первой миниатюры, датированной 1943 годом, которая переносит нас в годы Великой Отечественной войны. Образ военного времени создают детали: «…Промчится поезд санитарный с // С эмблемой Красного Креста…», метафоры, например, «…сказ кровавый // Тревожно ропщут поезда…», «Сочится раною звезда…». Война – это кровь, страдания, смерть. Поэтому на небольшом пространстве поэтического текста трижды употребляются слова со значением «кровь», «красный»: «Красного Креста», «кровавый», «рана» в сочетании с глаголом «сочится» (сочится может кровь из раны). Метафора «грива угарная» вызывает ассоциации с дымом, гарью, пламенем, которые возникают во время пожара или взрыва.

Объемным является и образ звезды. Как правило, на фронтоне большего вида паровозов, тем более паровозов военного времени, располагалась красная звезда с барельефным изображением руководителей СССР — В. И. Ленина и И. В. Сталина. Кроме того, красные звездочки были на головных уборах солдат и офицеров всех рангов в Советской армии. «Звезда» имеет отношение и к награде: медаль «Золотая Звезда» является знаком отличия лиц, удостоенных высокого звания «Героя Советского Союза». Изготавливалась из золота и представляла собой пятиконечную звезду с гладкими двугранными лучами на лицевой стороне. Была утверждена в 1939 году. То есть, в 1943 году уже были воины, получившие такую награду. Наконец, красные звезды устанавливали на памятниках погибшим воинам.

Усиливает мотив памятника павшим и слово «цемент» («Стуча по цементу моста…»). Автор знал и мы понимаем, что поезд мчится по чугунным рельсам. Слово «цемент» здесь выполняет несколько функций: помогает создать звуковой образ благодаря использованию внутренней рифмы («СТУча по цеменТУ моСТа…»), участвует и воздании зрительного образа памятника – цементом укрепляли конусовидные памятники с красной звездой.

Автор создает и звуковой образ войны при помощи фонетических средств: аллитерации, например: «»..вДРуГ поД Гривою уГаРной…», «ПРомчится … Красного Креста…», «сказ кРовавый // Тревожно Ропщут пРовода…», «... тРавы…, Раною…», ассонансов, например, «И вдрУг по гривоЮ Угарной…», «…рОпщУт прОвОда…» и т.д.. Мы как будто бы слышим разрывы снарядов и бомб, сигнал тревоги, вой сирены, звуки пикирующих бомбардировщиков и т.д..

Так на небольшом пространстве всего восьми строчек автор создает космический, всеобъемлющий образ войны, охватывающий пространство Земли ( «цемент моста», «поезд санитарный», «седые травы») и Мироздание, объединяя их в одно целое («…в седые травы // Сочится раною звезда…»).

Композиционно миниатюра состоит из двух частей. Первая строфа в большей степени связана с эпическим планом, здесь заявлено о событии («Промчится поезд санитарный…»). 2-ая строфа содержит сгусток переживаний лирического героя, причем герой обозначен: «И я пойму…». Экспрессия во второй строфе выражается и лексически «Тревожно ропщут…», и через трагедийную систему образов, и при помощи эпитетов «кровавый» («…сказ кровавый…», «…седые травы…»), усиливающих настроение скорби.

Слово «сказ» во второй строфе соотносит настоящее с былинным прошлым. Метафора в двух первых строчках второй строфы «…то сказ кровавый // Тревожно ропщут провода…» вызывает ассоциации с выступлением древнего сказителя, например, Баяна, перебирающего тонкие струны гуслей (здесь: «ропщут провода…») и повествующего о подвигах богатырей.

Интересна функция анафоры «И». Миниатюра начинается с союза «И», указывающего но то, что было какое-то повествование ранее, а нынешний «сказ» - это продолжение истории. Вторая строфа также начинается этого союза, происходит объединение двух начал: эпического и лирического.

Таким образом, в одной строфе соединяется прошлое и настоящее, Земля и Космос, эпос и лирика.
Событийным планом второй миниатюры, датированной 1945 годом, является Победа на фашистской Германией и начало мирной жизни.

Автор использует прием антитезы при помощи контекстных антонимов: «Уже сданы клинки и ружья, // И на свирель особый спрос…». Здесь противопоставлены символы войны («клинки и ружья», причем клинок – вневременной символ войны) и символ мира – свирель. В лирическом плане плачу по погибшим противопоставляется радостная песнь о возрождающейся жизни.

Большое значение приобретает образ свирели, которая является символом гармонии жизни, например, свирель Пана – символ универсальной гармонии природы. Свирель вызывает ассоциации с зеленым лужком или цветущей поляной, пастушком или пастушкой, созывающей стадо, т.е. картинами мирной жизни и труда на земле.

Эпическое начало обозначено категориями времени и пространства: по деталям можно судить о том, что автор изображает сельские просторы весной. Мы видим «настой зеленых лужиц», «пригорки и кусты», «тропку полевую…», проселочную дорогу, по которой едет телега (автор использует звуковой образ: «стук проселочных колес…»).

Во второй строфе лирический герой так же, как и в первой, обозначен: «И пусть со мной, не уставая, // Поют пригорки и кусты…». Экспрессия второй строфы –это переживание необыкновенной радости, вызванной известием о Победе. Определяющим является мотив песни. На лексическом уровне этот мотив создают слова: «свирель», «поют», словоформа «напевом». Активно используется звукопись, в основном ассонансы: «И пУсть со мнОй, не УставАя, // ПОЮт пригОрки и кУсты, // И вьЕтся трОпка пОлевАя // С нАпЕвом мЕдленной вЕрстЫ…». Радость разлита по всему свету, является всеобъемлющей, это ощущение достигается благодаря олицетворению «…со мной поют пригорки и куты…», а «тропка полевая вьется с напевом медленной версты…».

Функция анафоры сложна: анафора и в первой, и во второй строфах усиливает лейтмотив песни, с другой стороны, так же, как и в первой строфе, способствует соединению эпического и лирического планов миниатюры.

В последующих миниатюрах событийный план – это трудности послевоенной разрухи, героический труд на благо возрождения страны. Например, в шестой миниатюре, датированной 1947 годом, обращаясь к другу, автор вспоминает эпизоды, когда подростки и молодежь вместо лошадей распахивали поля, потому что в деревне не осталось ни одного коня.

В строфе обозначены приметы трудного послевоенного времени: «…терпеливо спится под дерюгой // В избе отца, ограбленной войной…», «А тут кругом – и клячи даже нет. // Ты плуг тянул. А я впрягался в дроги. // И нам девчонки цокали вослед…».

В следующей, седьмой миниатюре новое событие – появление МТС в колхозах. Прошли те времена, когда приходилось пахать на себе, - теперь у полеводов появилась техника: «Пусть у кузницы чумазой, на проталинку попав, // Ждет прицепа культиватор, лапки к солнышку задрав…».

Вся миниатюра проникнута радостью, ликованием. Такой эмоциональный фон был определяющим в стране, восстанавливающей народное хозяйство. Чувство радости передается при помощи слов «ясный», «солнце», «солнышко» «танцуют», «озорные», при помощи образов: стригунов ( стригун – это годовалый жеребенок, здесь можно рассматривать как символ молодости, возрождающейся страны), вешнего ветра, проталинок – символов весны. Усиливают ощущение радости восклицательные предложения в первой и второй строфах. И, несомненно, определяющую роль здесь играет ритм народной плясовой песни, обороты речи, построение фраз, лексические повторы, характерные для такого рода песни, например: «День ты ясный, день забавный: то поземка, то вода» // Пей, ворона, из любого из копытного следа…» Или: «Эй, давай на все педали, ветер вешний, ветер злой! // Чтобы душу пробирало то поземкой, то водой…» Образы вороны, ветра, олицетворение машины – культиватора сближают стихотворение с произведениями устного народного творчества.

Десятая миниатюра, датированная 1962 годом, навеяна уникальным событием – первым полетом человека в Космос. Используется тематическая лексика: «полет», «Млечный Путь, «небо», «солнце». О полете Гагарина автор пишет так: «Живую душу в мертвом небе // К живому солнцу унести…». Интересно, что тематически и эмоционально автор готовит читателя к восприятию этой миниатюры двумя предыдущими: в восьмой появляется тема Космоса, утверждается мысль о единении человека с природой и Вселенной: «Я на море сморю – и светлеет оно, // И глядит на меня. // И обоих нас видит горячее солнце // С высоких небес… // Только море, да солнце, да я – человек. // Хорошо нам втроем!». Эту же идея важна и в девятой, где центральным событием являются похороны близкого человека. Кроме того, автор говорит здесь и вечности жизни, и о бессмертии души: «И только слышишь – скрипнул коростель. Да чуешь гул со сводов мирозданья…». Тема Космоса, реактивных полетов, технического прогресса продолжается и в двадцатой миниатюре.

Нашли отражение в цикле и внешнеполитические события, например, так называемая «Пражская весна» - попытка государственного переворота в Праге. Пятнадцатая миниатюра датирована именно 1968 годом. Речь здесь явно идет о предательстве: «А сколько их было за нашим столом! А сколько добра красовалось на нем!.. И вот они нынче –грозою гроза, // И нашею солью – да нам же в глаза…»

Тревожат автора и проблемы экологического характера в широком смысле слова – от экологии природы до экологии души, например, в двадцать третьей миниатюре, датированной 1979 годом. В семидесятые годы эта проблема активно обсуждается в литературе и публицистике. Выходит повесть В. Распутина «Прощание с Матерой», повести и романы Ч. Айтматова, В. Белова, В.П. Астафьева. Проблема актуальна и для цикла Тряпкина. С сожалением пишет он о глобальных утратах в жизни природы и пагубных изменениях в системе нравственных ценностей человека, расшатывании его духовных устоев: «И от прежних лесов только птичье крыло // Сохранить удалось…. А земля запропала в кромешном дыму - // И себя не найдем…»

Об эпической направленности всего цикла сам автор говорить в предпоследней, двадцать четвертой миниатюре: «Вот пишу о себе. А себя ведь почти не касаюсь. // Все-то избы, деревни да жатвы приход и уход…» Себя в этой строфе Тряпкин называет Гесиодом: «Будто я - уж не я, а какой-то сплошной Гесиод…». Мы знаем, что Гесиод – древнегреческий поэт, автор известной эпической поэмы «Труды и дни». Употребление имени древнегреческого поэта подчеркивает соотнесенность жанра цикла как с лирическим, так и с эпическим началом.

Художественное полотно цикла населено многими персонажами: не раз автор обращается к другу («Легко ругнуть неприхотливость друга. // Но разве ты не говоришь со мной…» (миниатюра 6)), хлопцам («Хлопцы! Чин ли нам пешком ходить по девкам…»), конюху («Клим да Климович! Уваж холостяков…» (миниатюра 5)), жители села («И шутили в селе…» миниатюра 5)), Алена – персонаж народной песни и некая возлюбленная героя - («И все песни мы, Алена, перепели, перепели…» (миниатюра 16)) и т.п.. Персонажи, обозначенные в тексте и предполагаемые благодаря ассоциациям, расширяют границы эпического полотна произведения.

Итак, в цикле в ассоциативном плане действительно представлены важнейшие события в жизни русского народа со времен Великой Отечественной войны и по восьмидесятые годы двадцатого века (последняя, двадцать пятая миниатюра датирована 1982 годом).

Лирическая составляющая обнаруживается в каждой миниатюре, сливаясь в одно целое с эпосом.
Этому способствует нелинейная, ассоциативная композиция цикла: ни в одной миниатюре событие не названо, оно угадывается благодаря использованию разнообразных деталей, символике. Каждая миниатюра имеет подтекст, таким образом происходит расширение смыслов.

Как мы видели, экспрессия передается с помощью эмоциональных эпитетов, метафор и других средств выразительности. Активно используется звукопись.

Усиливают лиризм произведения использование ритмов и форм народных песен: и лирических («Как на улице березка вырастала, вырастала…», и плясовых («За полночь беседа шла, шла, шла…»).

Эмоция в цикле лишена статики. Экспрессивный план постоянно меняется. Поэтому можно обратить внимание на динамику лирического сюжета: герой испытывает то трагедийные эмоции, то радость и ликование и разнообразные оттенки этих чувств, связанных с переживанием соответствующих событий.

Переживания лирического героя отражают общенародный эмоциональный настрой определенного времени. Например, война – это трагедия не только для автора, но и для каждого советского человека. Радость Победы – это всеобщее чувство, объединяющее людей.
Таким образом, действительно, поэма представляет собой лиро-эпическое произведение.
Терехина Н.В., преподаватель Старицкого колледжа.

Рекомендуем посмотреть:

Валентина Прокофьева о Старицком крае Родной город в лирике Галины Филипповой Интерпретация стихотворения Весловой «Где родился – там сгодился» Крестьянская семья в творчестве Тряпкина