Классный час для 10 класса по творчеству Цветаевой

Учитель. Весной 1916 года М. Цветаева «дарила Москву» поэту Осипу Мандельштаму, поэзию которого высока ценила: «Люблю Мандельштама с его путаной, слабой, хаотичной мыслью и неизменной магией каждой строчки. Дело не в классицизме - в чарах».

Звучит стихотворение О. Мандельштама «Смутно-дымчатыми листьями...»

Учитель. В годы революции Цветаева вглядывалась в открывшуюся ей новь без враждебности и раздражения. Всем высоким строем своей смятенной и сумбурной души она была на стороне голодных и всегда любила демонстративно подчеркнуть это важное для нее обстоятельство: «Себя причисляю к рвани». С 1917 года для Цветаевой настает пора испытаний. Она хотела жить исключительно личной, частной жизнью, но Время неустанно вторгалось в эту жизнь, и она «не подозревала», что История диктовала «сюжеты» ее чувствам, ее творчеству. Существует мнение, что «политика была ей глубоко чужда, что она была к ней равнодушна». Это действительно почти так... Но только почти... Конечно, Цветаева не занималась политикой, но как незаурядная личность она ощущала трагизм революционных событий, не принимая жестокости, насилия, убийств. Особенно когда это касалось привычного ей круга людей и тех, кто был для нее истинно дорог и любим.

Ученица. В ноябре 1917 года ее муж Сергей уехал на Дон, где формировались первые части Белой армии. Сергей был человек, безусловно, одаренный: в чем-то слабый, в чем-то - очень сильный духом, Россию он любил фанатично. И, служа в Белой армии, свято верил, что спасает Россию.

Учитель. Почти три года жила Марина в голодной красной Москве, не получая вестей от Сергея. Терпела не просто нужду, а нищету. На руках у нее остались две дочери: Ариадна - старшая, и Ирина - трех лет. Прокормиться было очень трудно, но она билась, старалась, как могла: ездила по деревням менять вещи на сало и муку, стояла в очередях за пайковой селедкой, таскала саночки с гнилой картошкой. Однако эти поездки по деревням, попытки менять вещи на продукты всегда оканчивались не так, как надо бы, не так, как у всех... Она была слишком неумела в быту.

Ученица. Осенью 1919 года в самое тяжелое, голодное время Марина по совету знакомых отдала своих девочек в подмосковный приют, но вскоре забрала оттуда тяжело заболевшую Алю, а в феврале 1920 года потеряла маленькую Иру, погибшую в приюте от голода и тоски.

Звучат стихи «Две руки».

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были - по одной на каждую –

Две головки мне дарованы.

Но обеими - зажатыми –

Яростными - как могла! –

Старшую у тьмы выхватывая –

Младшей не уберегла.

Две руки - ласкать-разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки - и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

Светлая - на шейке тоненькой –

Одуванчик на стебле!

Мной еще совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

Учитель. Таково было ее хождение по мукам. «Жизнь, где мы так мало можем...», - писала Цветаева. Зато сколь много она могла в своих тетрадях! Как ни удивительно, никогда еще не писала она так вдохновенно, напряженно и разнообразно. Но голос поэта резко изменился. Из ее стихов навсегда ушли прозрачность, легкость, певучая мелодика, искрящаяся жизнью и задором.

Марина Цветаева.

Пригвождена к позорному столбу

Славянской совести старинной,

С змеею в сердце и с клеймом на лбу,

Я утверждаю, что - невинна.

Я утверждаю, что во мне покой

Причастницы перед причастьем.

Что не моя вина, что я с рукой

По площадям стою - за счастьем.

Пересмотрите все мое добро.

Скажите - или я ослепла?

Где золото мое? Где серебро?

В моей руке - лишь горстка пепла!

И это все, что лестью и мольбой

Я выпросила у счастливых.

И это все, что я возьму с собой

В край целований молчаливых.

Ученица. Читать ее стихи и поэмы между делом нельзя. Поэзия Цветаевой требует встречной работы мысли. Но стихи ее узнаешь безошибочно: по особым, неповторимым ритмам, интонации. Поэтесса безоглядно ломала инерцию старых, привычных для слуха ритмов. «Я не верю стихам, которые льются. Рвутся - да». Ее ритмика все время настораживает внимание. Это как «физическое сердцебиение»...

На форе записи звуков бьющегося сердца звучит стихотворение «Приметы».

Точно гору несла в подоле –

Всего тела боль!

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.

Точно поле во мне разъяли

Для любой грозы.

Я любовь узнаю по дали

Всех и вся вблизи.

Точно нору во мне прорыли

До основ, где смоль.

Я любовь узнаю по жиле,

Всего тела вдоль

Стонущей. Сквозняком как гривой

Овеваясь, гунн:

Я любовь узнаю по срыву

Самых верных струн

Горловых, - горловых ущелий

Ржавь, живая соль.

Я любовь узнаю по щели,

Нет! - по трели

Всего тела вдоль!

Учитель. С 1912 по 1920 год Марина Цветаева пишет непрерывно, но ни одной книги не вышло. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных записках». Знали ее лишь только завзятые любители поэзии. Надо ли говорить, что для поэта это подлинная трагедия. Однажды, отвечая корреспонденту, с горечью сказавшему, что ее, Цветаеву, «не помнят» в России, она ответила: «Нет, голубчик, меня не «не помнят», а просто не знают».

Ученица. В это время Марина Цветаева жила почти в полном отчуждении от литературной среды, в кругу немногих близких друзей, ценивших и понимавших ее стихи. Она чуждалась общества московских поэтов, не входила ни в одну из многочисленных поэтических группировок и чрезвычайно редко выступала с чтением своих стихов.

Учитель. Сохранилась афиша одного из таких вечеров в Политехническом музее. В субботу 11 декабря 1920 года Всероссийский союз поэтов, под председательством В. Брюсова, устраивал «вечер поэтесс», на котором среди девяти участниц, не оставивших своего имени в поэзии, была и приглашенная Брюсовым Марина Цветаева. Не без иронии вспоминала она о своем появлении среди разряженных и манерных представительниц богемного искусства. Нарочно облачилась в темное мешковатое платье, похожее на монашеское одеяние, перепоясанное широким кожаным ремнем. Военная сумка через плечо, коротко остриженные разлетающиеся волосы. Вышла на эстраду в валенках и всем своим видом и манерой держаться выказывала презрение и к поэтессам, и к заполнившей зал, жаждущей литературных скандалов публике. А стихи читала такие, что первоначальные усмешки скоро перешли в шумную овацию. Звучал голос настоящего поэта.

Ученица. Спустя время выяснилось, что Сергея волной отступления армии Корнилова унесло в Чехию, он стал эмигрантом.

Звучит «Песня Сольвейг» из сюиты Э. Грига к драме Г. Ибсена «Пер Гюнт», сначала громко, затем идет фоном.

Учитель. Белый офицер Сергей Эфрон отныне превратился для Марины в мечту, в прекрасного «белого лебедя», героического и обреченного. Он не мог вернуться в Россию. Марина делает решительный шаг: в 1922 году едет к мужу, взваливая на свои хрупкие плечи непомерную ношу русской беженки. Так началась ее семнадцатилетняя Одиссея за рубежом - сначала недолго - Германия, потом - Чехия. В Чехии они прожили более трех лет. Здесь в феврале 1925 года у них родился сын Георгий.

Ученица. В Чехии Цветаевой удалось издать несколько книг: «Разлука», «Психея», «Ремесло» - это был своего рода пик, после которого наступил резкий спад - не в смысле творчества, а в отношении изданий. Судьба, давшая передышку, снова замкнула ее выход к читателю.

Учитель. И, наконец, Франция... Здесь Цветаева прожила тринадцать с половиной лет. Вскоре после приезда, в феврале 1926 года, в одном из парижских клубов состоялся ее литературный вечер, который принес ей триумф, известность, но и одновременно нелюбовь и зависть очень влиятельных людей.

Ученица. В эмиграции Цветаева не прижилась. Очень быстро выявились расхождения между нею и буржуазно-эмигрантскими кругами. Все чаще и чаще ее стихи, поэмы, проза отвергались и газетами, и журналами. В 1928 году появился последний прижизненный сборник «После России», включивший в себя стихи 1922-1925 годов. Но ведь Цветаева писала, по крайней мере, еще 15 лет.

Учитель. Письма ее знакомым и близким полны сетований на одиночество и беспросветную нужду. Но в письмах были и стихи... Главным адресатом ее стихов в России, в Москве, был Пастернак. Его мнением она дорожила: «Когда пишу, я ни о чем не думаю, кроме вещи, потом когда напишу, - о тебе...»

Ученица. Пастернаку Цветаева посвятила много стихов. Напомню вам одно из них. Написано оно в марте 1925 года.

Читается стихотворение «Рас-стояние: версты, мили...».

Рас-стояние: версты, мили...

Нас рас-ставили, рас-садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: версты, дали...

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...

Не рассорили - рассорили.

Расслоили...

Стена да ров.

Расселили нас как орлов-

Заговорщиков: версты, дали...

Не расстроили - растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который - март?!

Разбили нас - как колоду карт!

Учитель. Спустя годы это стихотворение обрело особое звучание, явно выходя за рамки личного поэтического послания. Версты, дали, мили разделяли в послереволюционные годы не только двух прекрасных поэтов. Крутые исторические события 1917 года расслоили и развели по разным концам земли множество замечательных людей России, разлучили надолго, а то и навсегда с Родиной.

Ученица. Стихи, преодолевая все препоны, воздвигнутые на их пути сталинским режимом, текли в Россию, их везли знакомые и незнакомые, их заучивали и запоминали. Правда, приходилось читать стихи с опозданием, редко, и оседали они в столах у любителей поэзии в ожидании... когда же, как писала Цветаева, «моим стихам настанет свой черед...».

Учитель. Черед настал, и очень скоро - в тридцать девятом, когда Марина Ивановна появилась в Москве.

Ученица. Вот тогда-то, в 1940-1941 годах началась круговерть ее стихов по Москве. Конечно, это опять же был узкий круг, стихи ее не печатались, публичных выступлений не было... «Здесь я не нужна, там я невозможна», - говорила Марина Ивановна.

Учитель. Вернулась в Россию Марина Ивановна с сыном 18 июня 1939 года. Дочь и муж - двумя годами раньше. Наконец семья воссоединилась. Все вместе они жили в подмосковном поселке Болшево. Но это последнее счастье длилось недолго: в августе арестовали дочь, в октябре - мужа. Семья Цветаевой-Эфрон вернулась в Россию в жестокое время. Тех, кто приезжал из-за рубежа, или тех, кто побывал в командировке за рубежом, считали потенциальными шпионами.

Ученица. Марина Ивановна осталась с сыном без квартиры, без средств к существованию. «Уж, коль впустили, то нужно дать хоть какой-то угол! И у дворовой собаки есть конура. Лучше бы не впускали: если так...» - это из писем, разговоров со знакомыми.

Учитель. В начале войны Марина Ивановна вместе с сыном эвакуировалась в составе писательской организации в Чистополь, а затем в небольшой городок Елабугу на Каме. Но в Елабуге навис ужас остаться без работы. Надеясь получить что-нибудь в Чистополе, где, в основном, находились эвакуированные московские литераторы, Марина Ивановна съездила туда, получила согласие на прописку и оставила заявление: «В Совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года».

Марина Цветаев а. Я постепенно утрачиваю чувство реальности: меня - все меньше и меньше... Никто не видит, не знает, что я год ищу глазами - крюк... Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно... Я не хочу умереть. Я хочу не быть...

Цветаева уходит.

Ученица. Она повесилась 31 августа 1941 года в Елабуге, в грязных сенях деревенской убогой избы, где жила со своим сыном.

Читается стихотворение «Знаю, умру на заре!».

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух - не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! - Неба дочь!

С полным передником роз! - Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! - Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари - и ответной улыбки прорез...

- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом.

Учитель. Свидетельство о смерти было выдано сыну 1 сентября. В графе «Род занятий умершей» написано - «эвакуированная».

Ученица. В Елабуге, в месте Марининой смерти, нет ее могилы, ее «последнего дома».

Учитель. Это символично: всю жизнь она не имела дома, и не потому что не хотела, а потому что не могла его иметь.

Звучит лирическая музыка, ученики читаю стихи, которые приготовили.

Рекомендуем посмотреть:

Классный час для 10 класса по выявлению лидеров в коллективе

Классный час 10 класс на тему «Наша природа»

Классный час для 10 класса на тему «Как провести свободное время»

Физико-математический бой 10 класс

Патриотический классный час, 10 класс