Жанровое своеобразие цикла стихотворений Тряпкина «Журавлиная цепочка лет»

Журавлиная цепочка лет» Н.И. Тряпкина –это лиро-эпический цикл миниатюр.
Об особенностях жанра и тематике произведения можно судить уже по названию. Экспрессивным центром метафоры «Журавлиная цепочка лет» является образ журавлиного клина, который имеет традиционную эмоциональную окраску, связанную с понятиями «печаль», «разлука», «расставание с чем-то радостным, например, с солнечным летом», «ожидание холодной зимы»…
Весна, как правило, ассоциируется с прилетом грачей. Осень и предстоящая зима – с журавлиным клином. Улетая, журавли, как будто уносят с собой на крыльях воспоминания о том, что было в прошлом, и эти воспоминания эмоционально окрашены. В прошлом остаются не только события, но и чувства, переживания, поэтому прошлое имеет отношение не только к эпическому, но и к лирическому началу. Таким образом, определяется лирическая составляющая произведения.
В заголовке повторяется смысловая доминанта «время» - употреблением словоформы «лет» и в рамках метафоры «журавлиная цепочка». Так намечается тематика цикла – читатель понимает, что темой произведения может быть прошлое, история человека или страны и чувства лирического героя, вызванные событиями, о которых пойдет речь.
Эпическое и лирическое начала совмещены и в эпиграфе - двух строчках из стихотворения М. Исаковского «Осень» - «…Плывет в небесах эскадрилья // Спешащих на юг журавлей…»: с одной стороны, обозначен факт действительности – журавли спешат на юг, с другой стороны – метафора «плывет эскадрилья» выявляет особенности восприятия этого факта лирическим героем, его состояние созерцательности в сочетании с эмоциональным отношением к происходящему – журавлиный клин –эскадрилья вызывает ассоциации с полетом штурмовиков или бомбардировщиков, военных самолетов.
Эпиграф готовит читателя и к восприятию начала цикла - первой миниатюры, датированной 1943 годом, которая переносит нас в годы Великой Отечественной войны. Образ военного времени создают детали: «…Промчится поезд санитарный с // С эмблемой Красного Креста…», метафоры, например, «…сказ кровавый // Тревожно ропщут поезда…», «Сочится раною звезда…». Война – это кровь, страдания, смерть. Поэтому на небольшом пространстве поэтического текста трижды употребляются слова со значение «кровь», «красный»: «Красного Креста», «кровавый», «рана» в сочетании с глаголом «сочится» (сочится может кровь из раны). Метафора «грива угарная» вызывает ассоциации с дымом, гарью, пламенем, которые возникают во время пожара или взрыва.
Объемным является и образ звезды. Как правило, на фронтоне большего вида паровозов, тем более паровозов военного времени, располагалась красная звезда с барельефным изображением руководителей СССР — В. И. Ленина и И. В. Сталина. Кроме того, красные звездочки были на головных уборах солдат и офицеров всех рангов в Советской армии. «Звезда» имеет отношение и к награде: медаль «Золотая Звезда» является знаком отличия лиц, удостоенных высокого звания «Героя Советского Союза». Изготавливалась из золота и представляла собой пятиконечную звезду с гладкими двугранными лучами на лицевой стороне. Была утверждена в 1939 году. То есть, в 1943 году уже были воины, получившие такую награду. Наконец, красные звезды устанавливали на памятники погибшим воинам.
Усиливает мотив памятника павшим и слово «цемент» («Стуча по цементу моста…»). Автор знал и мы понимаем, что поезд мчится по чугунным рельсам. Слово «цемент» здесь выполняет несколько функций: помогает создать звуковой образ благодаря использованию внутренней рифмы («СТУча по цеменТУ моСТа…»), участвует и воздании зрительного образа памятника – цементом укрепляли конусовидные памятники с красной звездой.
Автор создает и звуковой образ войны при помощи фонетических средств: аллитерации, например: «»..вДРуГ поД Гривою уГаРной…», «ПРомчится … Красного Креста…», «сказ кРовавый // Тревожно Ропщут пРовода…», «... тРавы…, Раною…», ассонансов, например, «И вдрУг по гривоЮ Угарной…», «…рОпщУт прОвОда…» и т.д.. Мы как будто бы слышим разрывы снарядов и бомб, сигнал тревоги, вой сирены, звуки пикирующих бомбардировщиков и т.д..
Так на небольшом пространстве всего восьми строчек автор создает космический, всеобъемлющий образ войны, охватывающий пространство Земли ( «цемент моста», «поезд санитарный», «седые травы») и Мироздание, объединяя их в одно целое («…в седые травы // Сочится раною звезда…»).
Композиционно миниатюра состоит из двух частей. Первая строфа в большей степени связана с эпическим планом, здесь заявлено о событии («Промчится поезд санитарный…»). 2-ая строфа содержит сгусток переживаний лирического героя, причем герой обозначен: «И я пойму…». Экспрессия во второй строфе выражается и лексически «Тревожно ропщут…», и через трагедийную систему образов, и при помощи эпитетов «кровавый» («…сказ кровавый…», «…седые травы…»), усиливающих настроение скорби.
Слово «сказ» во второй строфе соотносит настоящее с былинным прошлым. Метафора в двух первых строчках второй строфы «…то сказ кровавый // Тревожно ропщут провода…» вызывает ассоциации с выступлением древнего сказителя, например, Баяна, перебирающего тонкие струны гуслей (здесь: «ропщут провода…») и повествующего о подвигах богатырей.
Интересна функция анафоры «И». Миниатюра начинается с союза «И» , указывающего но то, что было какое-то повествование ранее, а нынешний «сказ» - это продолжение истории. Вторая строфа также начинается этого союза, происходит объединение двух начал: эпического и лирического.
Таким образом, в одной строфе соединяется прошлое и настоящее, Земля и Космос, эпос и лирика.
Событийным планом второй миниатюры, датированной 1945 годом, является Победа на фашистской Германией и начало мирной жизни.
Автор использует прием антитезы при помощи контекстных антонимов: «Уже сданы клинки и ружья, // И на свирель особый спрос…». Здесь противопоставлены символы войны («клинки и ружья», причем клинок – вневременной символ войны) и символ мира – свирель. В лирическом плане плачу по погибшим противопоставляется радостная песнь о возрождающейся жизни.
Большое значение приобретает свирель, которая является символом гармонии жизни, например, свирель Пана – символ универсальной гармонии природы. Свирель вызывает ассоциации с зеленым лужком или цветущей поляной, пастушком или пастушкой, созывающих стадо, т.е. картинами мирной жизни и труда на земле.
Эпическое начало обозначено категориями времени и пространства: по деталям можно судить о том, что автор изображает сельские просторы весной. Мы видим «настой зеленых лужиц», «пригорки и кусты», «тропку полевую…», проселочную дорогу, по которой едет телега (автор использует звуковой образ: «стук проселочных колес…»).
Во второй строфе лирический герой так же, как и в первой, обозначен: «И пусть со мной, не уставая, // Поют пригорки и кусты…». Экспрессия второй строфы –это переживание необыкновенной радости, вызванной известием о Победе. Определяющим является мотив песни. На лексическом уровне этот мотив создают слова: «свирель», «поют», словоформа «напевом». Активно используется звукопись, в основном ассонансы: «И пУсть со мнОй, не УставАя, // ПОЮт пригОрки и кУсты, // И вьЕтся трОпка пОлевАя // С нАпЕвом мЕдленной вЕрстЫ…». Радость разлита по всему свету, является всеобъемлющей, это ощущение достигается благодаря олицетворению «…со мной поют пригорки и куты…», а «тропка полевая вьется с напевом медленной версты…».
Функция анафоры сложна: анафора и в первой, и во второй строфах усиливает лейтмотив песни, с другой стороны, так же, как и в первой строфе, способствует соединению эпического и лирического планов миниатюры.
В последующих миниатюрах событийный план – это трудности послевоенной разрухи, героический труд на благо возрождения страны. Например, в шестой миниатюре, датированной 1947 годом, обращаясь к другу, автор вспоминает эпизоды, когда подростки и молодежь вместо лошадей распахивали поля, потому что в деревне не осталось ни одного коня.
В строфе обозначены приметы трудного послевоенного времени: «…терпеливо спится под дерюгой // В избе отца, ограбленной войной…», «А тут кругом – и клячи даже нет. // Ты плуг тянул. А я впрягался в дроги. // И нам девчонки цокали вослед…».
В следующей, седьмой миниатюре новое событие – появление МТС в колхозах. Прошли те времена, когда приходилось пахать на себе, - теперь у полеводов появилась техника: «Пусть у кузницы чумазой, на проталинку попав, // Ждет прицепа культиватор, лапки к солнышку задрав…».
Вся миниатюра проникнута радостью, ликованием. Такой эмоциональный фон был определяющим в стране, восстанавливающей народное хозяйство. Чувство радости передается при помощи слов «ясный», «солнце», «солнышко» «танцуют», «озорные», при помощи образов: стригунов ( стригун – это годовалый жеребенок, здесь можно рассматривать как символ молодости, возрождающейся страны), вешнего ветра, проталинок – символов весны. Усиливают ощущение радости восклицательные предложения в первой и второй строфах. И, несомненно, определяющую роль здесь играет ритм народной плясовой песни, обороты речи, построение фраз, лексические повторы, характерные для такого рода песни, например: «День ты ясный, день забавный: то поземка, то вода» // Пей, ворона, из любого из копытного следа…» Или: «Эй, давай на все педали, ветер вешний, ветер злой! // Чтобы душу пробирало то поземкой, то водой…» Образы вороны, ветра, олицетворение машины – культиватора сближают стихотворение с произведениями устного народного творчества.
Десятая миниатюра, датированная 1962 годом, навеяна уникальным событием – первым полетом человека в Космос. Используется тематическая лексика: «полет», «Млечный Путь, «небо», «солнце». О полете Гагарина автор пишет так: «Живую душу в мертвом небе // К живому солнцу унести…». Интересно, что тематически и эмоционально автор готовит читателя к восприятию этой миниатюры двумя предыдущими: в восьмой появляется тема Космоса, утверждается мысль о единении человека с природой и Вселенной: «Я на море сморю – и светлеет оно, // И глядит на меня. // И обоих нас видит горячее солнце // С высоких небес… // Только море, да солнце, да я – человек. // Хорошо нам втроем!». Эту же идея важна и в девятой, где центральным событием являются похороны близкого человека. Кроме того, автор говорит здесь и вечности жизни, и о бессмертии души: «И только слышишь – скрипнул коростель. Да чуешь гул со сводов мирозданья…». Тема Космоса, реактивных полетов, технического прогресса продолжается и в двадцатой миниатюре.
Нашли отражение в цикле и внешнеполитические события, например, так называемая «Пражская весна» - попытка государственного переворота в Праге. Пятнадцатая миниатюра датирована именно 1968 годом. Речь явно здесь идет о предательстве: «А сколько их было за нашим столом! А сколько добра красовалось на нем!.. И вот они нынче –грозою гроза, // И нашею солью – да нам же в глаза…»
Тревожат автора и проблемы экологического характера в широком смысле слова – от экологии природы до экологии души, например, в двадцать третьей миниатюре, датированной 1979 годом. В семидесятые годы эта проблема активно обсуждается в литературе и публицистике. Выходит повесть В. Распутина «Прощание с Матерой», повести и романы Ч. Айтматова, В. Белова, В.П. Астафьева. Проблема актуальна и для цикла Тряпкина. С сожалением пишет он о глобальных утратах в жизни природы и пагубных изменениях в системе нравственных ценностей человека, расшатывании его духовных устоев: «И от прежних лесов только птичье крыло // Сохранить удалось…. А земля запропала в кромешном дыму - // И себя не найдем…»
Об эпической направленности всего цикла сам автор говорить в предпоследней, двадцать четвертой миниатюре: «Вот пишу о себе. А себя ведь почти не касаюсь. // Все-то избы, деревни да жатвы приход и уход…» Себя в этой строфе Тряпкин называет Гесиодом: «Будто я - уж не я, а какой-то сплошной Гесиод…». Мы знаем, что Гесиод – древнегреческий поэт, автор известной эпической поэмы «Труды и дни». Употребление имени древнегреческого поэта подчеркивает соотнесенность жанра цикла как с лирическим, так и с эпическим началом.
Художественное полотно цикла населено многими персонажами: не раз автор обращается к другу («Легко ругнуть неприхотливость друга. // Но раве ты не говоришь со мной…» (миниатюра 6)), хлопцам («Хлопцы! Чин ли нам пешком ходить по девкам…»), конюху («Клим да Климович! Уваж холостяков…» (миниатюра 5)), жители села («И шутили в селе…» миниатюра 5)), Алена – персонаж народной песни и некая возлюбленная героя - («И все песни мы, Алена, перепели, перепели…» (миниатюра 16)) и т.п.. Персонажи, обозначенные в тексте и предполагаемые благодаря ассоциациям, расширяют границы эпического полотна произведения.
Итак, в цикле в ассоциативном плане действительно представлены важнейшие события в жизни русского народа со времен Великой Отечественной войны и по восьмидесятые годы двадцатого века (последняя, двадцать пятая миниатюра датирована 1982 годом).
Лирическая составляющая обнаруживается в каждой миниатюре, сливаясь в одно целое с эпосом.
Этому способствует нелинейная, ассоциативная композиция цикла: ни в одной миниатюре событие не названо, оно угадывается благодаря использованию разнообразных деталей, символике. Каждая миниатюра имеет подтекст, таким образом происходит расширение смыслов.
Как мы видели, экспрессия передается с помощью эмоциональных эпитетов, метафор и других средств выразительности. Активно используется звукопись.
Усиливают лиризм произведения использование ритмов и форм народных песен: и лирических («Как на улице березка вырастала, вырастала…», и плясовых («За полночь беседа шла, шла, шла…»).
Эмоция в цикле лишена статики. Экспрессивный план постоянно меняется. Поэтому можно обратить внимание на динамику лирического сюжета: герой испытывает то трагедийные эмоции, то радость и ликование и разнообразные оттенки этих чувств, связанных с переживанием соответствующих событий.
Переживания лирического героя отражают общенародный эмоциональный настрой определенного времени. Например, война – это трагедия не только для автора, но и для каждого советского человека. Радость Победы – это всеобщее чувство, объединяющее людей.
Миниатюры цикла объединяют мотивы судьбы: судьбы страны, народа, лирического героя, причем в одной из миниатюр появляется мифологический образ Судьбы (миниатюра 18). Образ Судьбы здесь напоминает образ бабушки из саблинского детства поэта. Бабушкам (или бабкам – как говорил сам поэт) посвящены многие стихи Н.И. Тряпкина. Миниатюра 18 содержит отсылки к таким стихотворениям, как «Бабка», «Стихи о моих бабках», в которых автор, рассказывая о своих бабушках, создавая их литературные портреты, говорит об их значении в жизни внука. В стихотворении «Бабка» (1982 год) использует тот же образ Судьбы: «И плывут на меня до сих пор // Грозовые столетья былые // И в глаза мои смотрит Судьба, // Не скрывая лица…» - в 18миниатюре цикла: «И сядет бабушка Судьба // у каждой маленькой особы…».
Важными мотивами являются мотивы жизни и смерти, вечности и единения человека с природой, Вселенной. Эти мотивы воплощаются через образы солнца, Млечного Пути, сводов мироздания, моря, природы («Только море, да солнце. Да я – человек. //Хорошо нам втроем» (миниатюра 8), «И только слышишь –скрипнул коростель. // Да чуешь гул со сводов мирозданья…» (миниатюра 9), «И перед древним сумраком природы // Горит свеча – окошечко мое…» (миниатюра 11), «Ты был иль не был на земле - // Что для тебя в конечной сути» (миниатюра 21), «И вновь кладбище. Сосны и трава… И вот стучит бессменная капель: // Ни имени. Ни отчества. Ни званья…» (миниатюра 9))
Не менее важен мотив верности: верности Родине, другу, нравственным заповедям предков, своему предназначению.
Объединяет стихотворения и мотив творчества (миниатюры 3, 11, 20,22,24,25).
Объединяющим элементом стихотворений цикла являются сквозные образы: образ коня (миниатюры 5,6), котенка (миниатюры 4,7), солнца или солнышка (миниатюры 7,8,12), звездного неба, звезды (миниатюры 1,5,9,10), деревенской избы ((миниатюры 4,6, 11, 14,18)
Несомненно, важнейшим объединяющим элементом является образ лирического героя.
Лирический герой – плоть от плоти народа. Он не мыслит свою судьбу отдельно от судьбы страны, ощущает себя частью огромного целого. Он причастен к глобальным историческим событиям, происходящим в государстве, вместе с народом переживает невзгоды военного времени, разрухи, самоотверженно трудится, восстанавливая народное хозяйство. Он радуется первому полету человека в космос, достижениям технического прогресса, переживает предательство Чешской весны, тревожится о судьбах планеты и человечества… Все события, происходящие в государстве, даны через призму его восприятия.
С большим уважением он говорит о принадлежности к крестьянскому роду: «Я свято чту фамильное родство // И души предков грею у печурки…» (миниатюра 14).
«Души предков» оживают в цикле благодаря воссозданию дорогого Тряпкину мира патриархальной деревни начала двадцатого века из далекого детства. Материальным и духовным центром этого мира была изба – храм семьи, любви, основ человеческого существования, начало начал. Поэтому автор использует сквозные образы крестьянской избы («Хаты в житных щитах, как извозчики в рыжих тулупах…» (миниатюра 4), «Исправим печь. И встретим холода…» (миниатюра 11), «И потому в пристанище моем // Всегда готова свежая солома…», «И закопается изба // В такие пышные сугробы!... И запоет веретено // Из-под скворечного радара…» (миниатюра 18)). «Житные щиты», «солома»- детали не случайны. Автор помнит, как во времена его детства в деревне Саблино обкладывали свежей соломой избу на зиму. Эти детали являются сквозными для многих стихотворений Тряпкина.
«Дом» для героя – это не только изба в родной деревне, но и мир в целом, Вселенная, частью которой он себя ощущает, наряду с морем, солнцем, тишиной, «звездными засевками», «озорными стригунами»
Лирический герой не только утверждает систему традиционных нравственных ценностей, которые являются духовной основой существования русского человека, но и заботится о сохранении этой системы, оставляет ее потомкам как завещание: «Доброе дело –крепко, // Доброе дело – навек. // Добрым горбом не кайся, // Доброй стезей не кори. // Доброе все переможет, // Доброе все перетрет… Добрый урок народа // Не забывай, мой сын…» (миниатюра 17). Герой переживает утрату этих основ многими людьми в конце века: «А земля запропала в кромешном дыму - // И себя не найдем…» (миниатюра 23).
Важнейшей составляющей жизни героя является творчество. Творчество –это непростое дело, сопряженное с трудностями, муками поисков, внутренней напряженностью, преодолением себя, поэтому он называет Музу необычно: «О строф моих ночная доможилка - // Моя косноязычная тоска!...» (миниатюра 3). Вслед за классиками, Тряпкин приравнивает труд поэта к труду крестьянина, поэтому тема поэтического творчества определяется в третьей миниатюре после строф о войне и начале возрождения страны. Так же, как важен труд простых людей, рабочих и крестьян, важен и труд поэта, и автор счастлив, созидая новые «песни» «…целую бьющее колено // За все ночные таинства строки…».
Себя герой называет Гесиодом, определяет темы своего творчества в миниатюре 24, там же говорит о тесной связи своих произведений со «скудным миром» : «Знаю только одно: что без этого скудного мира // просто нету меня – пропаду, испарюсь, не ищи. // Отними это все – и умрет моя бедная лира, // Замолчат мои песни, и душу покроют хвощи…»
В миниатюре 20 автор, вслед за А.С. Пушкиным и другими классиками, утверждает мысль о том, что предметом поэзии должен быть весь огромный мир, что поэт должен быть открыт этому миру, проникать в него всеми органами чувств, всей душой, мечтает проникнуть в его тайны и рассказать о них людям: «Хочу быть неглухим, хочу быть вечно зрячим. // Пребудьте же во мне! И распахните сень…»
Двадцать пятая, последняя миниатюра цикла тоже посвящена теме поэзии. Герой высказывает свое мнение по поводу спора о первичности формы или содержания, говорит о сущности поэзии, о высоком предназначении поэта, о поэтическом даре, о таинстве творчества. Здесь же определяется и его отношение к поэзии как божественному началу, некоему таинству. А поэт – человек, который творит это таинство наедине с Богом, является проводником Божиего слова: «Достойная поэзия - // Не рифма и не слог, // А только жажда истины // И сто путей-дорог. // Достойная поэзия // Не знает средних мест: // Она - иль ноша крестная, Иль сам голгофский крест…».
Несомненно, скрепляет миниатюры в единое целое и одинаковая структура каждого произведения: все миниатюры состоят из двух частей, двух строф, небольшие по объему, что позволяет воплощать контрапунктно эпический сюжет и динамично лирические переживания героя, составляющие основу лирического сюжета. Миниатюры- как маленькие звенья, соединенные в одну цепочку цикла.
Таким образом, можно утверждать, что произведение «Журавлиная цепочка лет» Н.И. Тряпкина действительно относится к жанру лиро-эпического цикла миниатюр.

Рекомендуем посмотреть:

Образ родного дома в лирике Тряпкина Подлинная история Анны Карениной. Тайны романа Православные мотивы в рассказе Буйды «Казанский вокзал» Как же мы узнаем Его?